9. Черный ангел
Не все же разглагольствовать о том, каким должен быть человек, пора и стать им.
Марк Аврелий
Человек осужден быть свободным; выброшенный в мир, он отвечает за свои действия.
Ж.П. Сартр
Юля проснулась, когда солнышко своими лучами коснулось ее лица. Она отвернулась от окна и стала медленно возвращаться к действительности: так, она не дома, да, в Анапе. Тут было скучно, она устала, но познакомилась со Светой. «Хорошая девчонка, веселая... Правильно, что вчера она отговорила встретиться. Я же никакая была. Столько событий...» Ее соседка уже не спала, но Юле так не хотелось беседовать с Марьей Степановной. К тому же она вспомнила, что там под простыней... Поэтому она снова задышала ровно, чем ввела Марью Степановну в заблуждение. Сквозь прикрытые ресницы Юля видела, как та встала и начала готовиться к завтраку. Минут через двадцать, уже выходя из номера, Марья Степановна сказала:
—Юля, вставайте, на завтрак опоздаете. Я внизу Вас буду ждать.
Дверь хлопнула. Оставалось четверть часа, опаздывать не хотелось. Юлька быстро умылась, оделась, автоматически подкрасила губы и чуть не бегом выскочила из номера. Внизу, как и обещала, ее ждала Марья Степановна.
—Юля, это, конечно, не мое дело, но мы с Вами в одной комнате живем...
—Что случилось?— у Юльки что-то внутри опустилось...
—У тебя же ночная рубашка есть?— спросила Марья Степановна.
—Да, конечно...— сказала Юля и поняла, что соседка ночью ее видела. Она густо покраснела.— Простите меня, пожалуйста, я вчера никакая была. Упала от усталости.
—Я все понимаю. Но не до такой же степени, чтобы так себя унижать. Срам какой!
—Простите, ради Бога...
Марья Степановна даже головой дернула, как будто снова увидела то, что пришлось подсмотреть ночью.
—У меня дочки такие же дуры. Сколько ни говори!
—Извините...
Марья Степановна выдержала долгую паузу, необходимую для полного раскаяния Юли в содеянном, и, заканчивая нотацию, сказала:
—Ладно, давай забудем, и пошли за стол.
Юля вошла в большой зал столовой. Оглядевшись, она увидела, что публика заметно поредела. Мужчины выглядели довольно помято от излишнего количества принятых вчера спиртных напитков. Многие столики были заполнены наполовину. Только у нее за столом жизнь кипела. Пенсионеры сооружали бутерброды, разливали кофе, звали официантку с подносами. А Светы не было нигде. Она так и не появилась на завтраке. Юльке еда не лезла в глотку. Поэтому, убежав из-за стола, она быстро переоделась и вышла в холл.
На часах — девять тридцать пять... Юля села в кресло и стала ждать. Если бы не Света, то жизнь в санатории уже стала бы для нее невыносимой. И вдруг ей пришла в голову мысль: может быть, и не было никакой Светы, а она только приснилась? Но если это так, собирай вещи и уезжай — больше ничего не остается. Но ведь время назначено, поэтому Юля терпеливо стала ждать десяти часов. Секундная стрелка не спеша двигалась по кругу: казалось, проходила целая вечность, пока она не перескакивала с одного деления на другое.
Юля оторвалась от часов, когда они показывали уже без пяти десять. И тут она увидела ее — Свету... «Ура, не показалось, она есть! Она существует! Какое счастье, что мы встретились!» Глаза Юли светились радостью. И Света улыбнулась, заметив подругу.
—Привет, Юль, как спалось на новом месте?
—Привет. Отключилась и спала, как мертвая, до самого утра.
—Меня четверть часа назад горничная еле растолкала. Нельзя так уставать. Ты готова?
—Как пионерка: всегда готова. Я даже на завтрак успела сходить.
И через несколько минут они уже были на пляже. Взяли лежаки, устроились, долго плавали. А выйдя из моря и предоставив свои тела в распоряжение солнца, продолжили начатый еще вечером разговор. Только когда Света начинала говорить о себе, Юле казалось, что такого быть не может. И все-то у нее есть, все она видела, везде побывала... То ли сказку рассказывает, то ли лапшу на уши вешает. Когда Юлю в очередной раз достало это беспринципное вранье, она решила наехать:
—И когда же ты это успела? И замуж, и в Штаты, и квартиру купить, и карьеру сделать?
Света подняла брови и, глядя в глаза, доложила:
—Три года назад закончила институт. В мае, перед самым окончанием, вышла замуж, в июле развелась...— Света на несколько секунд задумалась, говорить — не говорить.— В сентябре устроилась на работу и через две недели — в Америку на четыре месяца. Вернулась обратно, через полгода освоилась — к лету стала начальником отдела, зимой, почти сразу после Нового года, купила квартиру, ремонт, туда-сюда... А этой весной назначили зам управляющего банком.
Юлька сначала смотрела недоверчиво, но Света говорила не сбиваясь. Вот это и настораживало. Поймать не удавалось. «Если врет, то врет красиво. Не поймаешь! Да, ладно... И пусть». Юля больше не спрашивала Свету, просто ей вдруг захотелось рассказать все о своей безрадостной жизни, и, не увидев осуждения или непонимания в Светиных глазах, она решила пожаловаться: излить все, накопившееся в душе. Рассказ был длинным и сумбурным, она вспоминала обиды детства, ошибки молодости, несправедливость мира. Юля то накручивала себя до слез, то переходила на шепот, опасаясь, что отдыхающие услышат какие-то интимные подробности. Света ничего не спрашивала, она только слушала. В какой-то момент Юля заметила, что ей стало легче. Или потому что ее выслушали и не отругали, или потому, что она смогла высказаться, оформить в слова свою боль и тем самым понять, до какой степени были ничтожны причины, вызвавшие эту боль.
Она дошла, наконец, до самого главного — до своих неудач на личном фронте. Всю свою сознательную жизнь она прожила в семье, где не было ни одного мужчины. Всегда была бабушка, всегда была мама... и всегда была она. Поэтому Юля не имела никакого опыта общения с мужским полом, а любые ее шаги в этом направлении всегда оказывались ошибочными и приносили ей только неприятности и страдания. И это щемящее чувство одиночества, когда все подруги вышли замуж, нарожали детей. И до Юли теперь им вообще никакого дела не стало. А с мужчинами она всегда делала что-то не так...
==========
Время близилось к обеду. Сейчас опять идти в столовую, слушать пенсионеров, встречаться с Марьей Степановной. Хоть не ходи! Но есть-то хочется. Когда Юля с тяжелым сердцем вошла в номер и увидела Марью Степановну, она ощутила себя такой маленькой, такой беззащитной и одинокой, что даже тормознулась на секунду в дверях. Но она собралась, четко и быстро сделала все, что было необходимо и, выслушав очередную дозу нотаций, пошла в столовую. Там ее ждал новый удар. Пенсионеры смотрели на нее осуждающе... «Что случилось? Наверное, эта гадюка все им рассказала, теперь не жизнь будет, а пытка».
Так что, за обедом она почти не разговаривала, на поставленные прямые вопросы отвечала односложно, и как только смогла, быстро умчалась через свой номер в холл, где они снова договорились встретиться со Светой. «Да, кстати, я опять ее не видела в столовой. Наверное, она сидела где-то за мной, поэтому я ее и не заметила. Ладно, найдемся»,— думала Юля.
Даже без подруги, только ожидая ее, она уже не чувствовала себя сиротливо, она росла в своем сознании, как Алиса в Стране Чудес — быстро и необъяснимо. Света появилась за две минуты до назначенного срока и застала Юлю в процессе ее роста. Обменявшись впечатлениями об обеде, они направились к морю. Но теперь Юле стало тяжелее говорить. Ей показалось, что она не только выплеснула все обиды, она устала жаловаться — ей это надоело. Пустяки все это! Ведь жизнь состоит не только из черных полос. Когда в очередной раз они вышли из моря, Юля предложила: давай просто позагораем — Света согласилась. Но через пять минут молчания Света вдруг вспомнила, что во время обеда нашла своих давнишних знакомых и сейчас ей срочно нужно отправиться к ним с визитом вежливости. Если, конечно, Юля не будет на нее обижаться.
—Иди, сходи, конечно. Ты долго там будешь?
—Думаю, за час уложусь. Не скучай без меня.
Юлька отдыхала. Пустота в душе быстро заполнялась необъяснимым счастьем. Тепло, ласка ветра, полное отсутствие забот, что же еще ей надо? Ведь все прекрасно! Юля окончательно успокоилась и даже вздремнула. Прошло довольно много времени. Сколько? Больше часа точно, но где Света? Куда она запропастилась? Ее шорты и майка лежат рядом, на соседнем лежаке. Юля забеспокоилась, она даже встала и принялась обследовать пляж в поисках пропажи. Она осмотрела всех — Светы не было!!! Где она? Почему ее никогда не видно в толпе? Мистика! Только со второго раза она нашла подругу, и то потому, что та встала и прощалась со своими знакомыми. Кто это? Да это же ее соседи по столу... И она с ними целый час болтала? О чем с ними можно разговаривать? Так не бывает... Но Света, повернувшись, помахала ей рукой, сейчас, мол, сейчас приду. Юля успокоилась и легла. Через несколько минут подошла Света.
—Это и есть твои знакомые?
—Да, Петровы. А что такое?
—Я с ними за одним столом сижу.
—Знаю. Они мне доложили. Хорошие люди, разговорчивые.
—И что они про меня говорят?
—Скромная ты очень, замкнутая.
—Я?!
—Я бы тоже не сказала. А как разубедить их? Да и зачем? Пойдем, поплаваем.
==========
Солнце, устав от трудов своих за длинный летний день, клонилось к горизонту. Его лучи уже не жгли, а только согревали, легонько лаская тела отдыхающих. Юля взглянула на небо и вдруг заметила, что оно приобрело несколько мрачный вид. Особенно с востока... В темной густоте синевы только самые верхушки облаков были светлы, а целиком каждое из них казалось почти черной кляксой.
Настроение портилось. Тут Юля вдруг вспомнила, что перед отъездом она не позвонила ни Машке, ни Андрею, не сообщила о том, что на целых три недели их покидает. И ладно... Это — не то... Что же еще мешает? Что она забыла сделать? На работе, вроде бы, все нормально. Там только текучка. Про нее забыть нельзя, но и не доделать нельзя, все только сегодня и только к определенному времени. Баланс банка каждый день делается. Значит, на работе тоже ничего страшного... Мама? Может, там с мамой что случилось?..
Юля взглянула на часы: без десяти семь. Да, уже и народ поднимается и все больше поток удаляющихся с пляжа. «Скоро ужин! О-о-ох! Ужин... Идти туда, делать приятную улыбку, рисоваться. Метать бисер перед свиньями... И что надеть? То платье, с разрезом — не поймут. Плевать! Плевать ли? Может, скромнее? Строгий костюм, черно-белый... Ой, неохота идти на этот ужин. Если даже пенсионеры ничего против меня не имеют, то Марья...»
Юлька мрачнела, она в мыслях улетела куда-то. Света не поняла, что могло случиться? Неужели она что-то сказала не так? Она даже с пенсионерами ее примирила. Но это не помогло. Марья Степановна? Кто? Кто нарушил покой ее подружки? Света замолчала и вопросительно посмотрела на Юлю. Та еще несколько долгих минут витала в черных миражах переживаний, но когда услышала требовательное молчание Светы, вдруг неожиданно для самой себя произнесла:
—Может, не пойдем на ужин?
—Не хочешь, не пойдем,— сразу же согласилась Света. Но если не завтракать можно, то не ужинать... Надо что-то придумать, срочно. И через несколько секунд она развязано предложила:— Кстати, девушка, я Вас приглашаю в ресторан.
—А какой праздник?— Юля всегда считала, что в столовку можно просто сходить поесть, а в ресторан надо идти только по значительному поводу.
—Да какая разница,— Света решила оттянуть время, не скажет же она сейчас: «Да, пожрать! Есть-то хочется», но, приняв Юлины правила, добавила:— Придумаю что-нибудь,— и официальным тоном заявила:— Причина торжества будет объявлена за столиком. Итак, каков будет ваш положительный ответ?
—Я с радостью принимаю Ваше предложение,— подыграла повеселевшая Юля. Ей уже не мешали те черные облака на востоке, ей было достаточно ласки солнца и трепетных прикосновений ветерка. Проблема решилась, и неважно, что только на сегодня. Главное, они обе сразу сориентировались и подвели свои правила под свое решение. Получилось красиво.
—Праздник может быть каждый день,— Света улыбнулась загадочно:— Тем более надо отметить наше знакомство.
—У меня с тобой всегда праздник,— последние неприятные мысли Юльки растворились, как будто их не было вовсе.
—Ты так считаешь?— Света попыталась отрезвить Юлю своим вопросом, так как про себя отметила, как быстро сокращается дистанция между ними. А может, вообще, не было никакой дистанции?
Но Юлька этого уже не заметила. Она вернулась в их мир, и счастье этого возвращения было неизмеримо больше, чем недогадливость подруги. Они еще полежали, пока солнце, не покраснев от натуги последних шагов перед финишем, почти приблизилось к краю моря. Душевые оказались закрыты, как и вчера. Девчонки направились к санаторию.
==========
Какой-то голос пробудил Таню от глубокого забытья. Она попыталась раскрыть глаза. Получалось с трудом. Затекшее тело ломило. Прошло еще несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем она поняла, где находится. Она села, обхватив ноги руками. В голове было пусто. Никаких мыслей, никаких желаний. Из этого состояния ее вывел чужой женский голос, прозвучавший откуда-то сверху, на этот раз весьма громко и нетерпеливо:
—Татьяна!
Таня сидела и молчала, ее же предупреждали, что любой разговор — это провал. Как хотела она слышать хоть чей-нибудь голос, незадолго перед тем как заснула, так теперь ей было все равно. Она сидела и молчала.
—Таня, отзовись!
Та не решалась говорить, она знала, что любое нарушение может оказаться последним, а это — новая проверка, поэтому сдаваться нельзя ни в коем случае.
—Таня, отзовись пожалуйста, ты жива еще?
«Какие же они хитрые! Меня Жанна научила не поддаваться на провокации, особенно, когда сильно настаивают, особенно, когда сильно просят или исподтишка требуют».
—Татьяна!— голос звучал очень строго, почти как у Жанны,— если ты сейчас не отзовешься, я прекращаю испытание. Считаю до трех: Раз!
—Я Вас слушаю,— разрешила себе ответить Таня.
—Ты чего не отвечаешь? Я уж думала, ты коньки отбросила.
—Мне запретили разговаривать.
—А, тогда понятно. Хорошо, можешь не отвечать, просто слушай. Знаешь, как ты меня напугала. Я думала — все, кранты... Так орала, что у меня волосы дыбом встали, а потом замолчала — ни слуху, ни духу. Я уже думаю: может, с сердцем что? Тем более, когда ты не отзывалась столько. Ладно, можешь не отвечать. Ты бы хоть поела, а-то, и в правду, долго не протянешь.
Таня подумала: «Издевается... Что я, лапу сосать буду, как медведица в берлоге?» Но девушка добавила:
—Там рядом с кувшином — еды немного. Смотри кувшин не опрокинь. Пока.
Таня с удивлением услышала, что крышка подвала со стуком закрылась. Она и не заметила, когда ее открывали — снизу ничего не было видно. Таня встала. Ощупью нашла углубление с кувшином. Он оказался доверху полный воды. Как? Кто и как сюда спускался и наполнил его? Непонятно. Таня пошарила вокруг — рядом лежало огромное яблоко, кусок теплого черного хлеба, апельсин, чайная ложка, там же находилось еще что-то в специальном контейнере. Контейнер открылся довольно легко. Каково же было удивление Тани, когда в нем оказалась горячая жареная картошка, прямо как со сковородки. Как будто вся эта пища появилась здесь именно в тот момент, когда девушка сверху это сказала.
От такого потрясения Таня села на пол. Она ела картошку, а из глаз текли слезы. Она не знала, отчего плакала: то ли от счастья, то ли от горя, то ли от участия, проявленного ее новой надзирательницей или наставницей. Такой вкусной картошки она в жизни не ела. Таня вернула контейнер на место и яростно хрустнула сочной мякотью яблока. Теперь ее охватило небывалое ощущение счастья: от того, что она здесь не одна, и кто-то хочет помочь ей пройти испытание, что такая еда вкусная, что она все-таки не ошиблась...
Или ошиблась? Нет, не может быть! Но какая разница! Она уже была согласна на все. Она не боялась смерти, потому что похоронила себя совсем недавно. Вот, даже девушку напугала. Таня села на пол и продолжила свои размышления над грехами. Значит, все правильно было, только потом она сбилась и завела себя в тупик.
==========
Они договорились встретиться без четверти десять. Стало быть, у каждой есть еще больше чем полтора часа. Надо сделать так много, а времени так мало. Быстро приняв душ, Юля накинула свой халатик и приступила к исполнению ритуала «Приготовления перед выходом в свет».
«Чулки?.. Надо. Может, к вечеру и не похолодает... Но все же, надо... Положено,— размышляла Юлька, внимательным взором осматривая ноги. По большому счету — нормально. Лак на ногтях еще не слез, но его и не видно будет. Чулки, босоножки с закрытыми носами... Все в порядке. Подмышки. Дезодорант. Хорошо, что еще дома все успела сделать, а то еще долго пришлось бы возиться. Так, где фен? Куда я его спрятала? Может, забыла? А я вчера им пользовалась? Нет. Фу, наконец, так спрятался в сумке, что и не найдешь». Юля сушила волосы, заодно укладывая их. Да, прическа, точно, как у мальчика. Немного лака. И ладно. Итак, с головой — вроде бы все. Юля стала раскладывать всю свою косметику на столике перед зеркалом. На очереди руки, кожа на них немного обветрилась и стала суховатой. Юля выдавила немного крема, и это поправили. Жидкость для снятия лака. Готово. Лак. Какой? Вот этот, розовый с перламутром. Вот теперь и руки в порядке. Осталось сорок минут. Еще краситься и одеваться. Пока накладывала тональный крем, пудру, рисовала глаза и губы, она думала только о том, что же ей сегодня надеть. Как она будет выглядеть рядом со Светой? «Сиренево-фиолетовое платье с разрезом... как раз, есть комплект белья под цвет. Это хорошо. Нет, слишком. Круче, чем у девок на Тверской. Что мне, мужиков соблазнять ногою обнаженной? Нет! Надо одеться строже, костюм тот — черно-белый. Нет, не хочу! Он — слишком деловой. Так, юбка с блузкой. Слишком примитивно. Нет! Все-таки, платье... Значит, только платье».
Оставалось десять минут. Она брызнула несколько раз духами на волосы и одежду. Обулась. Повертелась перед зеркалом. Понравилась. Давно она себя такой хорошенькой в зеркале не видела. Послав своему отражению воздушный поцелуй, Юля поплыла в холл.
==========
А тем временем этажом ниже шла почти такая же подготовка. Душ, маникюр, макияж, прическа. Света вдруг поняла: несмотря на то, что она собиралась только поужинать, а про праздник сказала лишь затем, чтобы у Юли было меньше поводов отказаться, она собиралась особенно тщательно, точно на торжество. «Вот как интересно получается: сморозишь глупость, а потом, как зомби, следуешь ей от А до Я. Но она же поверила, и мне надо одеться соответственно, не ударить в грязь лицом»,— думала Света, готовясь к вечеру. Света отточенным движением провела одну стрелку, четкую, как след, оставленный тонким пером, затем вторую. Немного теней, слегка провела тушью по ресницам. Макияж у нее всегда получался неуловимый, еле заметный. Но он выгодно изменял лицо, что она сама себе начинала нравиться.
«Так, а что же надеть? Чулки. Хорошо, что захватила тонкие. Как жаль, того наряда нет. Это был бы самый праздничный наряд. И хоть в нем было бы жарковато, но я всегда в нем чувствую себя хорошо,— эта мысль ей понравилась. Она надела черное белье, легкую черную полупрозрачную блузку с короткими рукавами, черную плиссированную юбку чуть выше колен. Осмотрела себя как бы посторонним оком.— Мрачновато!? Что еще? А ничего! Пойдет». Взяла любимые духи и немного брызнула на подплечники блузки. Так дольше держаться будут. И черные туфельки на высоком каблуке... Теперь, совсем хорошо.
Удовлетворенная своим внешним видом из своего номера выходила Света. В последний момент глянув в зеркало, она подумала: «Как на свидание, честное слово...» Она усмехнулась и тряхнула головой, отчего ее волосы разметались и легли так живенько, что лучше и придумать не было возможности.
Без четверти десять Света спускалась по лестнице в холл. Они одновременно посмотрели одна на другую... У Светы мурашки пробежали по спине — такого она не ожидала. Юлька, самая красивая девушка на свете, ждала. Она ждала именно ее! Свидание и романтический ужин. Свете стало не по себе в предчувствии чего-то необычного. Она приближалась, а сама боялась встретиться со взглядом подруги. Точно — свидание. И Света не хотела видеть никого рядом, кроме нее.
У Юли — похожее состояние. В полумраке лестницы появился лик. Именно лик Светы, как на иконе. Одно лицо в обрамлении светло-рыжих волос. Внезапно вся темнота лестницы сгустилась и под этим неземным ликом показалась тонкая фигурка... Юля чуть не задохнулась от счастья. Нет, не зря столько сил она приложила, чтобы быть под стать этому ангелу, одетому во все черное. Она стала такая красивая, такая милая. Светочка... Чего-то так хотелось...
==========
Под пристальными взглядами мужской половины посетителей ресторана они проследовали в самый дальний угол зала. Девушки ни на кого не обращали внимания, им было достаточно того, что они вместе. Света с трудом отходила от потрясения, испытанного в холле, и чтобы разрядить обстановку, она раскрыла сумочку, достала удостоверение и протянула подруге. Юля взяла документ, и первое, на что она обратила внимание, на фотографию. На ней — Света, серьезная и важная — самая настоящая начальница. «Анисимова Светлана Николаевна, заместитель управляющего банка,— прочитала Юля, ее глаза расширялись,— так не бывает...» Она не раболепствовала перед начальством, но чувство уважения и способность подчиняться у нее присутствовали. Юля признавала авторитеты, поэтому у нее даже мысль промелькнула, что обращаться к Свете теперь надо по имени-отчеству. Она подняла глаза и уже другими глазами увидела этого «заместителя управляющего».
Пока Юля была занята изучением удостоверения, Света успокаивалась. А вот Юля все пыталась собрать разбежавшиеся мысли: «Так, кто она? Веселая девчушка Света или Светлана Николаевна, все-таки? Но ведь это же она, одна и та же. Или?..» Юля что-то невнятное бормотала под нос, спрашивала, перебирая всевозможные варианты:
—У тебя родители? Богатый покровитель? Наследственная профессия?
—Нет. Я первая,— Света вдруг почувствовала, наконец, что может быть сама собой, а не вестись на желания Юли. Каким-то образом Юля, эта маленькая девочка с удивленными и восхищенными глазами обрела над нею необъяснимую власть. Временно освободившись от чар, Света пояснила для порядка, но уже совсем другим тоном, наставительным:— Это для того, чтоб ты не сомневалась. Не то подумаешь, что я для красного словца или еще что хуже, вру тебе напропалую,— говорила Света и снова любовалась жесткими чертами Юлиного лица, которые подчеркивала короткая стрижка.
—Света, извини, я не думала. У нас такое невозможно,— Юля восхищенно, даже подобострастно смотрела на подругу. А можно ли дружить при таком раскладе, когда такая разница в положении?
—Прекращай, не то обижусь,— Света, прочно заняв ведущую позицию, скорчила обиженную гримаску. Они обе громко рассмеялись, чем привлекли внимание окружающих. Но неловкость, появившаяся между ними в холле и выросшая еще сильнее здесь, прошла.— И у нас возможно, и у вас тоже. Главное, знать, что это возможно, и чуть-чуть приложить усилий.
—А я, думаешь, не пыталась? Работы невпроворот, а ты говоришь.
—Я когда-то в детстве была в деревне и пыталась трактор поднять...
—И получилось?
—Пытаться — да, а поднять — нет. Ладно, я тебе кое-что должна объяснить...
Но договорить ей не дали, к их столику подошли двое. Молодые люди лет тридцати, вполне респектабельного вида, нормальные. Но Юлька внутренне передернулась от одной мысли, что сейчас придется долго выслушивать плоские комплименты, поддерживать разговор, потом выдерживать гнусные приставания, потом надо будет что-то придумать, чтобы послать. Да так, чтобы не обиделись. А оно надо?..
—Девушки, разрешите пригласить вас за наш столик,— спросил один из них, что побойчее.
Юля перевела взгляд на Свету, и увиденное поразило ее. За эти несколько секунд Света так преобразилась, что Юля ее не узнала. Та начальница, которую видела Юля в удостоверении, была скромной девчушкой по сравнению с той женщиной, которая сидела рядом с ней за столом. Светлана Николаевна мельком бросила величественно-снисходительный взгляд и тоном, не допускающим возражений, сказала:
—Нас мужики не интересуют. Мы лесбиянки.
Юля же только неопределенно кивнула, мол, все правильно, и виновато улыбнулась, извиняясь за слова, сказанные Светой.
Только что ухажеры стояли рядом, а через несколько секунд уже потерянные сидели за своим столиком. Света довольно усмехнулась, а Юля была смущена донельзя, хотя прекрасно понимала, что таким образом они отделались с наименьшими потерями, и не только от этих, но и всех остальных потенциальных кавалеров. И вдруг у нее промелькнула мысль, что еще вчера она посчитала бы за счастье познакомиться с ними, а сегодня ей ни капельки не хочется, совсем. Подобное безразличие к мужскому полу у нее было впервые, что делало ситуацию еще более необычной.
Подлетел официант. Света заказывала и заказывала, только иногда спрашивая мнение Юли. Когда официант удалился, Юля недоуменно спросила:
—А зачем ты столько заказала?
—Во-первых, праздник, во-вторых, я зверски голодна,— от недавней начальницы снова не осталось и следа.
—Ты же обещала сказать официальный повод.
—А я еще не сказала?— удивленно подняв брови, Света на секунду задумалась и выпалила:— День рождения.
—Чей?— совсем глупый вопрос, но у Юли он вырвалось автоматически.
—Мой,— Света виновато улыбнулась — ничего лучшего придумать не получилось...
—И ты молчала!— Юлька была расстроена, это же очень серьезный повод, чтобы о нем так просто забыть и предупредить в последнюю минуту. Но уточнить необходимо:— У тебя сегодня?
—Нет, две недели назад,— Света пыталась оправдаться. Она поставила подружку в неловкое положение, чего совсем не хотела... Серьезно,— но я его еще не отмечала. Так что свое двадцатичетырехлетие буду отмечать с тобой, Юленька.
—Нет, так не честно, так нельзя. У меня ни подарка тебе, ничего...— в свою очередь пыталась оправдаться Юля.— Конечно, я тебя от всей души поздравляю, желаю счастья, любви, успехов и исполнения всех-всех-всех твоих желаний.
Света улыбалась. Выслушав все, она попыталась успокоить Юлю:
—Мне и так судьба сделала огромный подарок — свела с тобой. Что еще нужно?— Света смотрела с благодарностью и нежностью, одновременно и смущая, и привлекая Юлю.— Да, главное, чтобы желания вовремя появлялись. А если бы не ты, я и не отмечала бы...
Тут официант принес жульен, мясное ассорти, салат «Столичный», бутылку крепленого вина. Девчонки набросились на угощения: голод — не тетка. Юля смотрела на подругу, и никак в ее голове не укладывалось, чем объяснить такое отношение Светы к ней. За что? Что она, Юля, такого сделала, чтобы вызвать такое? Может, тут какая-то тайна? И духи у нее — «Magie noire», точно к ее черному наряду и сущности, сущности Черного Ангела.
—Так все, что ты говорила, правда?— уточнила для порядка Юля.
—Но я же не могу как ты... все время приукрашивать...
Юлька вспыхнула. Она хотела сказать, что ей сначала показалось, что Света ее бессовестно обманывала, поэтому и ей пришлось привирать. Не хотелось упасть в грязь лицом...
—Я понимаю и даже не обижаюсь, что ты мне не верила,— улыбнулась Света.
—Светочка, прости. Я, правда, не хотела... Так получилось.
—Прекращай. Я же сказала, что все понимаю. И даже то, что ты о себе думаешь совсем не так, как ведешь себя. Это бывает.
—Света, а ты как, чувствуешь?.. Или...
—Да все в твоих глазах написано. И когда хитришь, и когда правду говоришь.
—А ты мне можешь рассказать, как у тебя все получается? Хотя бы принципы...
—Почему же только принципы? Я тебе все могу рассказать,— сказала Света и вдруг замолчала. Она вдруг испугалась того, что она может вот этой симпатичной девочке рассказать все. Мало того, что может — жаждет. Она хотела, чтобы Юленька стала такой же, как и она. Ведь она того заслуживает. Чем? Света не могла понять. Но так хотелось... Что-то решив для себя, она еще раз внимательно посмотрела на Юлю, так, что той стало не по себе. Но когда Света подмигнула и улыбнулась, у Юли отлегло на сердце.
—Ты понимаешь, Юля, все зависит от состояния твоей души. И это состояние отражается в окружающем мире. В мире есть все, но сегодня тебе надо видеть только красоту или, наоборот, только мерзость.
—Понятно. Если настроение хорошее, то и вокруг все хорошо. А если на душе кошки скребут или просто депрессняк, то люди вокруг начинают ругаться, наступать на ноги в транспорте. Так?
—Абсолютно правильно, умница. Так вот, чтобы вокруг тебя всегда было хорошо, надо чтобы у тебя самой все было в порядке.
—Но я же не могу влиять на всех людей сразу...
—А ты и не влияешь. Каждый живет сам по себе. И все твое зависит только от тебя.
—И ты хочешь сказать, что ты всего добилась сама? Без посторонней помощи...
—Да, почти. Мне только вот это объяснили. И я поняла, что стоит только захотеть хоть чего-нибудь, сразу появляется и шанс, и возможность сделать это.
—И что же ты хотела?
—Счастья... Конечно же, счастья, и всего, что оно собой символизирует. Захотелось работу по душе — на, захотелось в Америку — на. Все остальное: квартира, машина, должность, тряпки — все это появляется по мере необходимости. Стоит только захотеть.
—Ты хочешь сказать, что и я это могу?
—И не только это. Все значительно проще, чем ты думаешь. Вот чего ты хочешь?
—Да мало ли?— Юлька задумалась. «А ведь правда, чего я хочу? Все туманно и расплывчато... Сегодня одно, завтра другое, послезавтра третье...»— Ты знаешь, Света, а я не знаю. Я никогда не задумывалась над этим...
Света внимательно наблюдала за мыслительным процессом Юли: та иногда улыбалась чему-то своему, то мрачная тень пробегала по лицу. Слишком серьезный вид Юленьки пугал Свету, но она постепенно к нему привыкала. И как только серьезность появлялась в Юлином взгляде, Света относила это не на свой счет, а как к объективности, с которой сложно бороться, но которую надо просто принять.
—Я поняла,— прервала долгое молчание Юля,— я до сегодняшнего дня ничего толком и не хотела. И даже поняла, что, по большому счету, если бы хотела, то уже давно бы получила.
—Ты делаешь успехи,— улыбнулась Света.— Теперь вопрос еще проще: переведи мне на русский язык слово «счастье».
—Счастье — оно и есть счастье. Это же все знают... Когда хорошо...— Юля говорила и посматривала на Свету, а та слушала бесстрастно, ждала.— Вот, представляешь, не знаю. Поэтому и нет ничего. Пока мне нужны материальная независимость и полная свобода. Так пойдет?
—Не знаю. Это же твоя точка зрения. Я пока не понимаю, что ты имеешь в виду. Если это конкретно, то вполне достаточно. А если так же, как и «счастье»... сама понимаешь.
—И это все?
—Нет, осталось еще одно, самая малость, поверить в то, что ты это можешь сделать.
—Ты поверила и у тебя получилось?
—В общем, да. «Хочешь быть счастливым — будь им».
—И никаких трудностей?
—А если тебе в магазин за хлебом сбегать надо — это трудность? Вставать с дивана, идти куда-то, возвращаться...
—Так и с квартирой?
—Почти, только денег чуть больше нужно, чем на хлеб.
—Ты смеешься?
—Нет, серьезно. Вот ты мне пожелала, чтобы все желания исполнялись, а я скажу, нужно, чтобы они хотя бы появлялись. Исполняются все, даже, с первого взгляда, самые невыполнимые. Главное, научиться их претворять в жизнь.
==========
«Итак, начинаем сначала. Грех — это преступление против себя, против своего морального кодекса — совести. По большому счету, никто меня не заставляет поступать так или иначе, я всегда поступаю так, как мне надо. Иногда думаешь, что нужно бы сделать так, ан нет. Вступает в действие другой, заложенный механизм ранее механизм. А вот интересно, что я могу? Да, наверное, все, если бояться не буду. А если я ничего не боюсь, даже смерти, то получается — я все могу... А человека убить? В обычной ситуации — ни в коем случае, но если один на один, да если вопрос решается: или он или я — то, скорее всего, да. Голыми руками, зубами, чем угодно. Если Бог даст, и это не мой смертный час, то я, конечно, выживу, даже ценой жизни другого человека. И, по-моему, даже угрызений совести не будет. Но это такой крайний случай, что в жизни его, я думаю, не будет. Поэтому и рассматривать его больше не стоит. Если я буду жить правильно, Бог не поставит меня в такие экстремальные условия и такой ситуации не возникнет.
Какие же я преступления против себя совершала из-за страхов? И только ли из-за них? Может, есть что-то еще. Глупость, например. Или это только потом можно выяснить и на нее списать. Да, многое совершено по глупости, хотя бы поступление в пединститут. Но можно сказать, что боялась поступить в ВГУ на РГФ3. Тоже может быть. И вообще, зачем мне нужны были эти иностранные языки? В школе работать. Меня же никогда в это учительство не тянуло. Вот и еще одна причина нашлась — отсутствие цели в жизни... Сколько разного натворила из-за того, что не знала, что хочу, а главное, зачем я этого хочу?
Считается, что самая счастливая пора в жизни человека — это его детство. Но так считают взрослые. Да, не было тех проблем, которые терзают сейчас, не было погони за деньгами, за престижным жильем, не было страданий по поводу отношений с мужиками. Но были совсем другие: принуждали спать в детском саду, причем, каждый день со слезами... А когда кисель молочный давали — вообще, истерика часа на два. А платьице новое у подружки или игрушка! Да мало ли расстройств было в детстве! И постоянное давление взрослых: это ты должна делать так, а не иначе, а это нельзя ни в коем случае — и ругали по пустякам, особенно мама. Весна, бежишь со школы, а девчонки во дворе уже в классики играют. Надо бы зайти домой, портфель оставить, переодеться — но, некогда. Портфель — на асфальт, и я прыгаю до умопомрачения, пока не наступит время маме с работы возвращаться. За пять минут опрометью бегу домой, быстро-быстро переодеваюсь и сажусь делать вид, что уроки давно делаю. Но туфли парадные уже сбиты, все носки облуплены, за них и доставалось. А когда зимой гуляли-гуляли, а потом по перилам в подъезде катались, я так изгваздала свою белую шубу в красно-коричневую краску, что потом ее пришлось выбросить. Тогда особенно досталось. Мать ругалась, говорила, что у меня нет чувства ответственности, что у меня в голове ничего путевого не бывает, одни глупости да вредительства, и я чуть ли не назло ей все это делаю.
Может, она и права. Может, действительно, назло ей я это делала. Ведь, сколько раз она назло заставляла меня делать то, что я совсем уж не хотела — этого она не замечала. Например, убирать каждый день на столе. Зачем? Если я на убранном столе ничего не могу. И пока на нем порядок, я даже ручку не помню куда положила. А еще, поливать цветы. Мне они сто лет были не нужны, эти ее цветы. Так нет, воду налей с утра, чтобы оттуда хлорка выветрилась и нагрелась до комнатной температуры, а потом в три часа полить один цветок на кухне, а в четыре два в комнате. Я, конечно же, забывала. Потом опять перед самым ее приходом наливала кружку из-под крана и мочила землю — вроде как полила. А еще она прекрасно знала, что я не могу есть этот лук в супе, который дня три-четыре стоял в холодильнике. Я беру ложку, а меня выворачивает... Но самое главное, с самого детства она хотела приучить меня хозяйствовать, и до сих пор ей это так и не удалось. Ну не способная я к этому, и не хочу быть хозяйственной. Эти генеральные уборки каждое воскресенье, целый день возишься, возишься. Так, по-моему, только отучить можно, а не приучить. Она до сих пор считает, что я маленькая девочка, за которой глаз да глаз нужен. А я не хочу, чтобы каждый мой шаг контролировали, я сама могу решать.
Вообще-то, вся жизнь такая скучная и однообразная, что и вспомнить нечего. А чем дальше, тем быстрее идет время. И все меньше и меньше событий в жизни. Мужики еще липнут, как мухи на мед. Но их интересует моя оболочка, туловище, как недавно одна сказала. Есть моменты, когда это доставляет удовольствие, но чаще всего — раздражение. Может, права Светка, я как проститутка ищу кому повыгоднее продаться, только оптом. Может быть... Любовь была и не раз, а что толку? А что такое любовь? Димка... Где он сейчас? Весь десятый класс дружили, в киношках на последнем ряду целовались. А потом он решил, что ему жениться рано, и уехал в Москву... Сотни раз представляла встречу с ним, лет через десять-пятнадцать. Встречу случайную и абсолютно неожиданную, когда посмотрю ему в глаза и скажу: «Ну что, Димочка, нашел ты свое счастье?» А он отведет взгляд в сторону, потому что ничего он не нашел, потому что дошло, наконец, что он потерял. А потом забылось все, выветрилось. В институте с Сашкой дружила. Даже разговоры какие-то разговаривали поначалу, когда почти год он решал для себя: «Я это или не я, та, которая...» Но как стали жить, все свелось только к этому. Встретились — в постель, выбрались оттуда, посидели полчасика — и разбежались. И однажды поругались из-за каких-то пустяков, как он сказал. Но это был не пустяк, я же точно помню... Нет, помнила. Смотри, никак не могу даже мыслью зацепиться, из-за чего мы поругались. Точно, пустяк... Потом он разросся в такой скандал, что дальнейшее продолжение отношений было немыслимо, хотя он всячески и старался меня удержать — наверное, его волновало, что он не сможет со мной больше спать. Ведь он уже не видел во мне ничего, кроме фигуры, мягких волос, нежных губ. Расстались мы без слов, как враги, тихо ненавидящие друг друга.
Больше я в эту любовь и не вляпывалась. Потерялось это чувство, а может, никогда и не было, а так, придумала себе что-то. Как с Витей. Он учитель, я практикантка, какие там отношения? Симпатизировали друг другу — не больше. В школу я работать не пошла... А в фирме, куда устроилась, каждый мужик считал своим долгом помочь новенькой сотруднице и как-то скрасить мой досуг, хотя у каждого была и своя жена, и своя любовница... Я, как могла, отбивалась. И тут объявился Витя, что и защитило меня от домогательств — узнали, что у меня есть парень, который ухаживает за мной с серьезными намерениями, и нескромные предложения прекратились, что несколько облегчило жизнь. А с Витей, что и с Сашей. Пока до секса не дошло, все было нормально: и интересно, и хорошо. Но как только дошло, оказалось, что и ему тоже кроме этого ничего не надо. Когда я это поняла, совсем плохо стало. Неужели все это так обыденно и прозаично, и ничего другого и быть не может! Должно же что-то еще объединять мужчину и женщину, не только постель? Вообще-то, с ним я почти всегда с удовольствием. Значит, мне тоже только это нужно? Может, и я не могу ничего другого дать? Поэтому с Витей мы тоже разошлись. Скучно.
А если бы сейчас меня спросили: а что ты вообще хочешь от твоего мужчины? Я даже не знаю, чего-то такого... Такого... Романтики? Скорее нет. Романтика была с Димой. И где он, Дима? Общение не получается. А может, как раз общение и нужно наряду с сексом? Чего хочу? Понимания, поддержки, может, даже дружбы. Хотя все это неправильно. Какого понимания я хочу, если я сама себя не понимаю, а что можно понять со стороны? Поддержки, а в чем? В моем бестолковстве и скуке? Дружба, конечно, хорошо, но как не убить ее сексом? Может, и есть где-то пары, которые даже в семье продолжают дружить, как в самом начале, что даже секс им не мешает. Я таких еще не видела, но если поискать, то, возможно, и найдутся. Тогда у них и можно будет узнать их секрет и пойти дальше. Только с кем? А может, и не нужны они? Лилия Львовна сказала, что тут в их обществе все в основном одинокие...
Стать счастливой — вот задача. А что мне мешает? Сейчас не знаю, а что мешало, нужно вспомнить. Мама? Нет, у мамы своя жизнь, скорее всего, это я мешаю ей жить счастливо... А может, просто надо сменить отношения, чтобы ни я, ни она не мешали жить друг другу. Самый лучший способ — разъехаться, но это в планах. Не знаю, как лучше мне будет: с мамой или одной. Но попробовать хочется. Надо же начинать самостоятельную жизнь.
С работой — решено, с мужиками — тоже решено, осталась только одна проблема: очиститься от грехов, стать готовой к посвящению. А я смогу? Конечно, смогу. Как написано у Ричарда Баха: «Утверждая, что ты чего-то там не можешь, ты лишаешь себя Всемогущества». Значит, я все могу. Только как определить это все?.. Может, они мне подскажут. А я что, тупая, что ли, чтоб не понять?
==========
Здесь, в ресторане, Света и к месту, и нет. Темный наряд среди светлых размытых пятен, прозрачность ее голоса среди грохота оркестра, неординарность ее образа среди банальности ресторанной обстановки. И в то же время — удивительная вписываемость в интерьер, полная свобода действий и естественность слов. Разноцветные блики от мигающих цветных огней метались по стенам, по столикам, лицам — праздник, карнавал, сказка...
Весь вечер Юлька была без ума от новой подружки. В голове все шумело и переворачивалось. Что же это за мир, в который ее ведет Светочка? Почему в нем так приятно и красиво? Почему, начиная с самой первой встречи, с самого первого слова, вокруг становится все замечательнее и замечательнее?.. Светина голова, качающаяся в волнах, протянутая рука при знакомстве, и потом, после первого далекого заплыва к буйкам. Закат невозможный — красивый до жути. И дорожка солнца по ровной глади моря. Юле показалось, что причина не только в Свете. Произошли перемены и в ней самой: ей не нужно было притворяться, говорить выдуманные, ничего не значащие фразы — она могла быть сама собой. И никто, никогда с ней так себя не вел, как Светочка. Ни с кем ей не приходилось так разговаривать. И ни с кем еще Юля не была так счастлива. Счастлива от того, что встретила именно ее. Именно Света подарила ей этот мир, причем, на свой день рождения, не только не требуя никакой благодарности, но даже сопротивляясь ей. А если Свете поверить, то, может быть, Юля сама может все. «И при этом остаться такой простой и не высокомерной, как Света... Какая же она хорошенькая! Как я счастлива!»
Время близилось к часу ночи, уже и счет принесли. Но Юльке так не хотелось расставаться. Так надолго, аж до самого утра. Как неохота возвращаться в тот мир, из которого удалось ненароком сбежать. И как было плохо с утра, еще хуже в обед. И как классно сейчас.
Света уже путалась: играла ли она в равенство или они его достигли? Но ей снова чуть ли не дурно стало, когда лицо у Юли вдруг стало серьезным. Света все еще боялась этого ее выражения лица. Как только оно появлялось, Света вдруг начинала чувствовать себя мышонком перед исполином. А ей так было хорошо уже больше суток. Она сама объявила перемирие миру, с которым боролась уже многие годы, и мир не стал возражать. Наоборот, он стал лояльнее относиться к самой Свете. И мысль, навязчивая мысль, не покидавшая ее где-то с середины вечера: «Я не хочу с ней расставаться потому, что в ее присутствии я могу быть сама собой. У меня же пустой номер... Может, переселить ее к себе? Мы смоемся ото всех? И никто нам не будет мешать. А может? Нет, страшно! Я боюсь? Чего? Сломаюсь, и она меня задавит. Я потеряю свою личность, индивидуальность. У нее власть надо мной. Нет, это я хочу этой власти! Я потерялась? Боюсь. Не знаю, чего хочу. Чего хочу — боюсь не меньше... Сама объясняю, что надо знать, что хочешь, надо не бояться, а сама... Но, попытка не пытка». Света посмотрела на Юлю чуть ли не просящим взглядом, но произнесла довольно уверенно:
—У меня предложение. Давай, еще возьмем бутылку и пойдем ко мне. Там и продолжим.
—А твоя соседка? Мы же ей мешать будем,— Юлька вспомнила Марью с ее нотациями.
—У меня нет соседки, я же тебе говорила — она не смогла приехать.
—Пошли!!!— Юля чуть не прыгала от радости.
Они поднимались в Светин триста восьмой номер. Юлька была на седьмом небе, вино шумело в голове, хотелось рвануть на великие подвиги. И Света рядом, такая замечательная девушка! Идеал... Девушки? Женщины? Подруги? Человека? Как хотелось прижаться к ней, обнять и не выпускать из своих рук никогда.
Вот и дверь. Света с трудом справилась с дрожью в руках, открывая замок. Она хотела и боялась того, что сейчас должно было произойти. «Только бы не...» Чтобы Юля не заметила, как она дрожит, Света быстро прошла в комнату и расставила все принесенное на столе. Юля закрыла за собой дверь, прошла маленький коридорчик и, не решаясь войти, залюбовалась подружкой. Света, немного успокоившись, собралась и обернулась. Она увидела то, что больше всего хотела: влюбленные глаза всю жизнь любимой, всю жизнь желанной... И завороженная, двинулась навстречу судьбе, моля Бога: «Только бы она не испугалась, только бы я не испугалась...» Юлька, оторвавшись от косяка, как при замедленной киносъемке, пошла к подруге:
—Светочка, я так счастлива... так счастлива. Спасибо тебе за все,— она в порыве переполнявших чувств чмокнула ее в щечку. И покраснела... Ей стало неудобно за свою несдержанность и за то, что оказалось — это так приятно целовать... Целовать Свету. В груди защемило, ноги дрожали и подкашивались.
—Это тебе спасибо, Юленька,— шепотом, чуть с хрипотцой промолвила Света и тоже покраснела, опустила свои мохнатые ресницы. Она уже разрешила себе все, за что ругала себя, желая Юльку сердцем.
На Светиной щеке осталась помада. Юле захотелось стереть этот отпечаток своих губ. Она легонько коснулась лица Светы своими пальчиками и провела по щеке. Их обеих обожгла волна нежности, ласки, тепла. В распахнутых Светиных глазах смешалось все: желание и страх, непонимание и просьба не останавливаться. Чтобы не испугать Юлю, она спрятала глаза за пушистыми ресницами. Юля осторожно погладила еще раз, коснувшись губ, Света потянулась за ней, успев лишь чуть-чуть поцеловать эти нежные пальчики. Этот чуть заметный поцелуй вызвал непредсказуемые последствия, Юлина рука налилась такой тяжестью, что ее невозможно было удержать на весу. Рука медленно падала и, когда коснулась груди, Света вздрогнула и покачнулась... Чтобы не упасть, она обняла подругу, запустив одну руку в ее густую шевелюру, а другой, лежащей на талии, крепко прижала Юлю к себе. И их губы оказались так близко, что ничего не оставалось делать, как только их поцеловать... Юля, захватив Свету в кольца своих объятий, целовала эти сладкие жгучие губы.
Они отрывались только перехватить воздуха, прошептать слово, по-другому захватить в свой плен другие губы. Они пили наслаждение большими глотками и не могли утолить жажду и загасить пылающий внутри жар.
Когда уже не было сил стоять, Юля чуть отстранилась, но объятий не раскрыла. Она решительно посмотрела на подругу. Светины глаза горели неземным счастьем. И новая волна блаженства окатила Юлю.
—Давай присядем,— припухшими губами произнесла Юля, но так тихо, что даже сама не услышала своего голоса.
—А я только подумала, что еще минута — упаду без сознания,— тоже еле слышно шепнула Света. Она повела Юлю к кровати. Долго-долго молча бросали они одна на другую влюбленно-счастливые взгляды, успокаивались. Райские улыбки не сходили с их лиц. Девушки сидели так близко рядом, что казалось их чувства, мысли, эмоции были общими и перетекали от одной к другой, не находя границ...
—Ты такая сладенькая, Юленька,— не выдержав столь долгой паузы, заговорила Света,— что я вот пить хочу, а не могу.
—Почему?
—Вкус твоих губ пропадет.
—А я тебя еще поцелую,— подмигнув, улыбнулась Юля.— Давай выпьем. Хотя от тебя я пьянею больше, чем от вина... но пить хочется. За тебя!— подняв свой бокал, сказала Юля.
—Нет! За нас! Никакой дискриминации,— Света легонько коснулась краешка Юлиного бокала своим.
Вино сильно кололо нацелованные губы. Желая уменьшить боль, Юля прижала руку к губам. Света, поставив пустой бокал на стол, отстранила Юлину руку и нежно поцеловала.
—Прошло?
—Как рукой сняло,— улыбнулась Юля.— А у тебя тоже болит?
—Угу. Ты меня полечишь?
—С удовольствием,— Юля легонько поцеловала эти любимые губки, стараясь сдержаться, чтобы не начать все сначала.
|
