10. Новая жизнь
Любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет, и дает тем, у кого его нет.
Д. Дидро
Всякое зло легко подавить в зародыше.
Сенека
Только в редкие моменты своей жизни Юля ощущала ее полноту и значимость. Все остальное место занимала, в лучшем случае, пустота, в худшем — непонимание и грусть. Никогда ничего в полной мере: любовь — только скромные эпизоды, все переживания — какие-то ненастоящие, игрушечные, по пустяковым поводам. А так хотелось чего-то большого, значимого: писать ежедневно до одурения письма — и не получать ответа, провожать и встречать, спасать и интриговать, жить своей судьбой, а не книжными персонажами, выдуманными чужими людьми. И, конечно же, чувствовать, желать, любить до такой степени, чтобы лампочки лопались в комнате от наэлектризованности воздуха. Вот Света, она давно уже так живет.
Света говорит о том, что Юля может сделать свое существование наполненным. «Ты очень восприимчива, податлива, хорошо впитываешь информацию»,— повторяет она, но Юле не очень нравится такая оценка — снова вторичность. «В желании постоянно учиться нет ничего зазорного,— снова бросает Света,— косному и упрямому помочь трудно».
Итак, она не дочь высокопоставленных родителей, не гений, выросший из вундеркинда, не монстр, сметающий все на своем пути. И все же, она необыкновенная. Юле было невозможно представить, что Света, также как и она, в любую погоду трясется утром в переполненном трамвае, потом ныряет в метро, затем садится на свое рабочее место и делает опостылевшую скучную работу. И неужели она тоже ехала в этом грязном, душном поезде? Нет, легче представить, что она телепортировалась из Воронежа в Анапу, чем это. Впрочем, неважно, как она здесь оказалась, главное, она рядом — и Юля в восхищении.
—А знаешь, где-то лет в пятнадцать мне очень хотелось умереть,— вдруг сказала Света.— Мне казалось, что я никому не нужна, никто меня не любит и не сможет полюбить никогда.
Юлька вздрогнула. Она вдруг вспомнила, как в этом возрасте жутко ненавидела оставившего их отца, презирала подряд всех мальчишек без разбора и была жуткой эгоисткой. Но неужели и Света? Что же она такое говорит? Про кого рассказывает? Это она была замкнутой и плаксивой? Но она же выбралась из этого!
Наверное, никто не рождается сильным и стойким, но нить судьбы ведет человека через определенные события, сталкивает с определенными личностями, и он крепнет, закаляется. Но если на пути не будет света и радости, можно сломаться, ожесточиться и даже погибнуть. И вот — два выхода: смирение и бунт. Света взбунтовалась и выиграла, Юлька смирилась и проиграла. И всех учили быть честными, верными, добродетельными, но впереди всегда тот, кто не глотает обид. Нюни и размазни никогда не бывают первыми.
==========
—А можно я тебе признаюсь?— тихо спросила Света, с надеждой глядя Юле в глаза.— Знаешь, Юленька, как я устала... Вот я сегодня весь день тебя слушала...
—И в душе смеялась над моими, так называемыми, бедами...
—Нет, это не так называется. Знаешь, чужую беду — рукою разведу. Да, поначалу все твои проблемы мне казались мелкими и не стоящими внимания. Ведь они так просто решаются.
—Да, это я и сама поняла. Уже к концу своей исповеди...
—Ну подожди, пожалуйста, я вот что хотела сказать. Я не к концу, а где-то в середине поняла, что у меня ситуация в жизни ведь ничуть не легче. Все также плохо, если не сказать, что на порядок хуже,— Света подняла свои глаза и встретилась с недоуменным взглядом Юли.— Молчи! Я знаю, что так нельзя, но мне очень нужно высказаться.
А Юля уже и так не собиралась ничего говорить. Возражать, что она неправильно понимала Свету весь день? Говорить, что та не права, и ничего страшного, вообще, в этой жизни не существует... Или существует, все-таки? Но она вспомнила, как слушала ее Света — внимательно, заинтересовано. А что творилось у нее в это время в душе?.. Но она же молчала, она даже виду не подавала, как ей тоже больно — терпела. И Юля была так благодарна Свете за то, что сама сумела высказаться... Перевести в слова все свои невзгоды и страдания... И тем самым понять их. Теперь, выходит, наступила Светина очередь — вот сейчас прорвало.
—Вот только сегодня я поняла, как я одинока... Ты видела белку, которая бежит в колесе?— Юля еле заметно кивнула.— Ты представляешь, если она не будет бегать, она умрет — мышцы атрофируются. Но это не так важно. Представляешь, как она себя ощущает, когда бежит и бежит несколько часов подряд? А ведь она не за пищей бежит, не за кем-нибудь, а просто так, для жизни. Вот так и я, остановилась на секунду и увидела, что никуда, никуда я не убежала. Да, колесо стало приличнее, на работу еду не в общественном транспорте, а на служебном автомобиле, большой кабинет, модные тряпки... А кому это нужно? Ты знаешь, я два раза в неделю дома готовлю, не больше. Утром запихнешь в себя бутерброд с пол чашкой крепкого кофе, и на работу. Домой приходишь, хорошо, если часов в девять, а то, бывает, и к трем ночи, и бахаешься от усталости, чтобы утром снова бежать ни свет ни заря. И только в воскресенье проснешься к обеду, к ужину еды приготовишь, а есть не хочется. Ты не представляешь, как иногда хочется куда-нибудь зарыться в теплое и забыться хоть на полчасика...— Света снова подняла глаза.
Юлины были глаза полны слез, но с готовностью раскрыла свои объятия и тихонечко прошептала:
—Зарывайся, маленькая.
Света осторожно положила голову на Юлино плечико, Юля прижала Свету к себе.
—Знаешь, Юленька... не нужно это все: деньги, власть, карьера... Ну, стану я управляющей, что изменится? Больше забот, больше подчиненных, а мне что с этого? Для кого я это делаю? И всегда одна. Дома — одна, на работе — одна, даже в толпе одна. Я запуталась или заблудилась. Прости...— слезинка покатилась по Светиной щеке, следом вторая, третья.
«Да,— думала Юля.— Вот те раз. Скольких же я Свет сегодня видела? Не сосчитать. И самую счастливую, и самую несчастную, и грозную повелительницу, и маленькую потерявшуюся девочку. И вот она сейчас плачет у меня на плече. И мне так больно, и так хорошо... Больно, потому что ей больно, а хорошо, потому что она рядом. Она не только хочет мне помочь, научить... Но, выходит, и я ей нужна для того же...»
==========
Света успокоилась, смахнула слезы, поцеловала Юлину шею, шепнула на ушко: спасибо. И встала. Она открыла окно и начала раздеваться. Юля молча наблюдала за происходящим. Она смотрела, как Света снимала с себя черный наряд, как из-под него появляется живое нежное тело.
—А тебе не жарко?— Светин вопрос вывел Юлю из оцепенения, та облизнула внезапно пересохшие губы и еле вымолвила:
—Жарко... Очень.
—Можно я ополоснусь, пока ты разденешься? Я быстро,— на ходу расстегивая бюстик, сказала Света и пошла под душ.
Что творилось в голове у Юли? Она хотела Свету, она боялась этого, она стеснялась, она... раздевалась. «А может надо сбежать? Бросить все и идти к Марье. Ой, не хочется... Будь что будет»,— решила она и, сидя на кровати в одном нижнем белье, ждала возвращения Светы. Та не заставила себя долго ждать, она вышла из ванной комнаты в чем мать родила, на ходу продолжая вытираться.
—Я думаю, ты тоже пойдешь... Я даже воду не закрыла. Полотенце сухое там висит.
Юлька, с трудом сглотнув, на негнущихся ногах пошла в ванную и там под теплыми струями, наконец, пришла в себя. «И с чего это вдруг я завелась так? Ведь какая разница, что в купальнике, что без него... И мне скрывать нечего, я тоже так выйду, как она. Не заругает же». И через несколько минут Юля вышла совсем голенькой, она даже полотенце оставила. Для проверки, так сказать. И не ошиблась. Света пододвинула столик ближе к кровати, забралась на нее с ногами и теперь полулежала. Юля аккуратно присела на краешек кровати и повернулась к Свете, та с восхищением смотрела на Юлю, чем сильно ее смущала.
—Юленька, солнышко, знаешь, какая ты красивая?
—Я?— она даже не смогла скрыть свое недоумение. Что же в ней может быть красивого? Обычное все...
—А ты знаешь, что сегодня ты будешь спать здесь? Я тебя не отпущу,— Света подползла к Юле сзади. Юля не видела, а только слышала, как медленно приближаются к ней Светины губы. Уже легкое дыхание щекочет за ушком, и мурашки бегут по всему телу. Губы зацепили волосы, потом только чуть коснулись кожи, из уст Юли вырвался непроизвольный стон наслаждения. Света захватила ее в свои объятия и неистово целовала маленькое ушко, шею... прижималась всем телом.
Юля полностью покорилась, она только ловила новые ощущения, она пыталась как-то себя контролировать, но это было так сложно, что она полетела по волнам наслаждения и очнулась только когда заметила, что она уже лежит на кровати, а Света нежно целует ее грудь.
—Что ты делаешь?
—Я губами твое слушаю сердце...— оторвавшись, сказала Света,— можно?
—Не знаю... я так хочу, но мне стыдно. Мне кажется, что мы с тобой...— Юля замолчала, этому она найти слов не могла.
—Мы с тобой занимаемся сексом? Ты это хотела сказать?
—Почти... Мне кажется, что так нельзя.
Света оторвалась от Юли, села рядышком, виновато посмотрела и чуть слышно промолвила:
—А мне показалось, что тебе понравилось...
—Очень... и очень понравилось, и очень стыдно.
—Прости,— Светины губки задрожали, глаза быстро заполнились слезами, и чтобы Юля не видела, как она плачет, она отвернулась и упала на кровать.
Юля смотрела, как вздрагивают эти милые плечики, как всхлипывает Светочка, и не знала, что предпринять. Начать успокаивать? Или одеваться и уходить? Все равно же, ничего хорошего из этого не получится. Значит, надо уходить. Но встать, одеться и уйти — на это никаких сил бы не хватило. И, вообще... Она не хочет уходить! Ей здесь хорошо, что бы она не придумывала для себя. От своего бессилия и невозможности выбора Юля тоже заплакала. Когда же она чуть успокоилась, то решила идти на примирение. Она поцеловала Светину попу, прижалась мокрой щекой, и попросила:
—Светочка, прости меня... пожалуйста. Мне кажется, я нашла то, что мне не хватало... Я только-только поняла, что я тебя люблю.
—Юля, прекрати! Пожалуйста... Не делай ни мне, ни себе больно. Я знаю, что мои слезы заставили тебя это сказать. А я не хочу в это верить. Я боюсь этого... Правда... Прости. Я была не права.
Юля резко вскочила, она трясла Свету за плечи, она пыталась перевернуть ее к себе — не получалось.
—Света! Посмотри на меня!— приказала Юля. Вот это подействовало незамедлительно.
Света перевернулась и, с трудом открыв глаза, посмотрела на Юлю. Раскаяние, боль, надежда. И Юля поняла, как вывести Свету из ее состояния:
—Все! Успокоились. Давай поговорим. Ты можешь?
—Да.
—Пойдем, умоемся, не то я тоже буду плакать не останавливаясь, на тебя глядючи.
И действительно, вода смыла не только слезы, но излишек отрицательных эмоций. Девчонки вернулись в комнату и занялись тем, что было необходимо с самого начала, стали разговаривать.
—Юленька, прости меня, что я тебя совратила...
—Прекращай! Кто кого совратил, это еще не известно. А ты меня простила?
—За что?
—Да за то же самое. Вот себя мне простить трудно, что я тебя не только заставила это сделать, но еще и обидела. Значит, мы квиты. Давай без всяких «прости» разберемся, а потом видно будет, что делать дальше, ага?
—Давай,— Света одобрительно улыбнулась.
—Скажи мне, пожалуйста, а ты всегда таким образом снимаешь девчонок?
—Ну, если ты так хочешь начать этот разговор... Да, всегда. По-другому никогда не получалось.
—Что ты этим хочешь сказать? Что у тебя никогда такого не было в жизни?
—Не было,— покачав отрицательно головой, ответила Света.
—Не верю...— прошептала Юля.— Знаешь, Света, я тебе так часто не верю, а потом оказывается, что зря. Ты хочешь сказать, что я у тебя первая?
—Да. А ты знаешь, Юля, я не могу тебе врать. И не только потому, что в этом нет смысла, я просто не хочу. И мне будет от этого неприятно.
—Вот и я теперь не могу. Я вот честно-честно могу сказать, что я люблю тебя. И это так странно для меня... Только ты не плачь, пожалуйста.
Света смахнула набежавшую слезинку.
—Не буду. Ты знаешь, мне так хотелось сделать тебе приятное. Но я не думала, что так далеко зайдет. Я понимаю, что ничего у нас не получится. Бесперспективно...
—Да, закончится отпуск, и разойдемся навсегда... Какой ужас! Розовая любовь... А может, попробуем?
—Что? Снова секс? Ты же боишься.
—Я больше не буду.
—Так я тоже его боюсь, я только хотела попробовать. И не получилось.
—Получилось! Я же этого испугалась. Испугалась, что это оказалось так приятно. И еще теперь я знаю, что моя любимая рядом. И мне так хорошо, что я люблю девушку.
—И хоть я тебе абсолютно не верю... Но мне кажется, я тоже... люблю. С ума сойти!
—Светочка, миленькая, не говори так. Если ты не хочешь больше, давай забудем это, как страшный сон, и я уйду.
—Как приятный сон. В том-то все и дело, что хочу... я тебя никуда не отпущу.
—А ты считаешь, она бывает? Любовь, я имею ввиду. Я как-то разуверилась, что ее можно найти.
—Ты, знаешь, если тебе честно сказать...— и Света надолго замолчала.
—Да можешь и соврать,— Юлья улыбнулась, чтобы хоть как-то разрядить гнетущую обстановку.
—Да ладно. Я старалась, хотя это тоже не то слово,— Света путалась, сбивалась, она хотела как-то выразить то, что она сейчас чувствовала, но слова приходили не те, приходилось говорить всякую ерунду, вместо того, чтобы сказать главное.— Ты знаешь, я подумала, что, может быть, мы совсем не то искали. Искали за кого выйти замуж, за чью спину спрятаться, от кого родить ребенка. А надо было, может быть, искать вот именно это. Когда тебе с человеком просто хорошо. Когда можно быть самой собой. А не прикидываться, и не прятаться за маску. Что-то я сама запуталась, прости...
—Да, что ты, Светочка... Что ж ты такого сказала? Но одна твоя мысль мне очень понравилась, что мы не то искали,— Юлька улыбнулась и только тут обратила внимание, что она сидит, по привычке поджав под себя ноги, и ее уже не смущает то, что Света с восхищением рассматривает всю ее.— А я тебе нравлюсь? Хоть чуть-чуть?
—Ты? Чуть-чуть? Да как у тебя язык повернулся такое сказать! Я тебя обожаю. Ты самая красивая девушка на Земле!
—А говорила, что врать мне не можешь?— Юля счастливо улыбалась.— Я снова тебе не верю. Что скажешь снова — зря?
—Ну и ладно. Я останусь при своем мнении. Так что же будем делать? Что пробовать?
—А давай завтра решим. Утро вечера мудренее.
—Это ты хорошо придумала,— Света взглянула на часы,— Юля, а ты спать еще не хочешь? Пятый час уже.
—Ничего себе!— воскликнула Юля.— А ты знаешь, я тоже хочу зарыться куда-нибудь в теплое и забыться хоть на полчасика...
—Ой, какая ты вредная!
—Да... Свет гасить? — Юля встала и пошла к выключателю. В комнате стало темно, но через несколько секунд в отблесках уличных фонарей, Юля увидела распростертые объятия подруги, в которые с радостью упала.
Они целовались и ласкались, долго смеялись над собой, над своими чулочками, в которые обе вырядились, потом нашептывали теплые и нежные слова. Света засыпала, а Юля все думала, права она или нет? До утра, конечно, уже недалеко, и на свежую голову легче принимать решения, но сон так и не шел. Они прошли первое испытание и даже научились говорить о своих чувствах не таясь. Это же прекрасно. Как и эти нежные поцелуи и ласки. Юле хотелось освоиться в этом новом мире. Осмотреться. «А, может, права Света? Она сказала, что я все могу, если только захочу. Я же только захотела ее. Милая, лапочка, Светочка. Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой всегда. Всегда! Я с тобой попала в рай. И теперь не хочу отсюда уходить. Я все решила для себя!»— Юлька успокаивалась. Рядышком, в ее объятиях спала Света. Ее ровное дыхание щекотало щеку Юли. Она немного отстранилась, легонько, чтобы не разбудить, приложилась к Светиным губам, и та, не проснувшись, поцеловала ее в ответ. Юля со спокойной совестью закрыла глаза, и через несколько секунд они, обнявшись, обе спали.
==========
Таня не ругала себя, не осуждала, не корила за недальновидность и неумение просчитать ситуацию, она просто анализировала свои поступки со стороны, как человека постороннего. И она вдруг поняла, что люди, которые ее обижали, по большому счету не причем, они выступали только орудием наказания в руках... Чьих? Судьбы? Бога? Кого? Или в ее собственных?.. А все обиды, которые Таня накопила в своей душе, она сама и выдумала, а потом приписала их другим? Может, это она сама заставляла или просто требовала себе наказания? Но ведь не каждый на это способен, а только самые близкие, самые родные люди...
Грех и покаяние. Как озарение до нее вдруг дошел смысл этих слов. Не ругай других из-за себя. Все твои наказания и награды только в тебе. Ведь только из-за страха, из-за желания обмануть себя или кого еще, из-за лени, глупости, скуки и отсутствия цели в жизни Таня столько гадостей себе сделала...
Времени в подвале не существовало. Иногда появлялась еда. Много ее никогда не было, но всегда — достаточно, чтобы перебить чувство голода. Чаще всего это были фрукты. Готовые блюда появлялись редко, но зато были на удивление вкусными. И вода — как только она убавлялась до половины кувшина, кто-то снова наполнял его до краев. Кто это делал и каким образом, Таня не знала, да и думать не хотела. Какая разница — лишь бы была.
Все время уходило на раздумья — да и чем было еще заниматься? Постепенно Таня перестала замечать неудобство помещения, она даже порадовалась такому его устройству, иначе она бы спала и спала. Она вспомнила один хороший анекдот: «Штирлиц подумал, ему понравилось, он решил подумать еще». Да, самое главное, ей понравилось думать. Вспоминались где-то слышанные или вычитанные фразы, особенно те, которые она не понимала раньше в разговорах со Светой. Теперь они наполнялись смыслом, обретали значимость. Например, Таня поняла, что Воронеж для каждого разный, и только из-за того, какие очки человек наденет, красные, розовые или черные.
Таня поняла, что означает фраза Экзюпери: «Самая большая роскошь на свете — это роскошь человеческого общения». Вот чего не хватало в той ее жизни, так это общения. С тех пор как они переехали на новую квартиру в Юго-западном районе, у нее жутко сократился круг знакомств. Хотя Света и приходила, и они продолжали дружить, но больше никого в новом дворе она не нашла. Ни одной подруги, только так: здрасьте — до свидания — больше ничего. В институте она держалась особняком, ей никто не был нужен, и она никому не была нужна. Да не очень-то и хотелось, как говорила она в то время, но она просто боялась быть отвергнутой и одновременно боялась остаться совсем одной на этой земле. На работе тоже никаких тесных контактов, никаких разговоров по душам.
Только боязнь одиночества заставляла ее искать дружбы и общения у мальчиков — их взгляд на мир довольно сильно отличался от Таниного. Потом возникала дружба, которая уничтожалась сексом. Они играли в любовь, которая таковой не являлась. Дружба, в которой было равенство, исчезала, зато появлялись чуть ли не семейные обязанности и обязательства. Она нашла еще один грех — ревность. И если раньше все проявления ревности она принимала за проявления любви, то теперь она считала, что это никак не любовь, а право собственности на другого человека. А кто давал ей или ему такое право? Значит, в отношениях, которые она когда-нибудь начнет строить, равенство должно быть основой союза. Равенство. Дружба. Общение.
Когда Таня поняла все это, до нее дошел смысл данного этапа: она осталась наедине с собой и осознала себя как часть Вселенной, такой же бесконечной и неисчерпаемой. Оказалось, она совсем ничего не знала о себе. Столько открытий Таня раньше никогда не делала. У нее родилась такая прекрасная мысль, что Мир изменить нельзя, но измениться можно самой. Даже если это будет больно, даже если это потребует целые недели раздумий и мучений. Все зависит только от нее и от положения той точки, с которой она смотрит на этот мир.
Осталось только одно, найти, чего же она хочет... Больше всего Таня размышляла над своими желаниями. Ведь все, что ты по-настоящему хочешь, обязательно получишь. А если ты хочешь то, что тебе не нужно? То все равно получишь — сама же хотела. Таня поняла, каким образом можно решить любую проблему, если она касалось чего-то материального. Прекрасный пример показала Света с Пал Санычем: «Сам все сделает, сам все отдаст»,— надо только найти нужную кнопку или две. Таня стала придумывать, что бы она могла получить на своей работе, если бы с самого начала вела себя правильно — да все: «Другие же могут, а я — тем более. Я теперь такая грамотная. Нужна машина — беру служебную, все равно целый день либо стоит, либо калымит. Почему бы на меня в это время не поработать? Нет, на старую работу, где я все знаю, я бы не пошла. Там трудно будет сломать то представление, которое они обо мне создали. Это было видно по поведению шефа. Для него все, что случилось с приходом Светы до моего ухода — нонсенс, и он надеется, что я вернусь той безропотной девочкой, которой была до увольнения — нет уж, дудки. На новую работу, в новый коллектив, а там — не мытьем, так катаньем. Главное — знать, чего же ты хочешь. То, о чем я говорила Свете — это же не главное, это действительно достигается элементарно. А дальше что?..»
==========
Света проснулась перед обедом. Она присела на краешек кровати и смотрела на безмятежно разметавшуюся на освободившемся пространстве Юленьку. «Какая же она все-таки красивая! И как хочется с ней говорить и целовать ее. Значит, можно попробовать. А как же ведущая и подчиненная роли? Надо ли? Не знаю. Надо все пробовать... Вот, просыпается».
—Юля, солнышко мое, ты что решила?— сразу, в лоб спросила Света.
—А ты решилась?— с трудом раскрывая глаза, сказала Юля.
—Знаешь, я подумала, что для каждого дня достаточно своей заботы. Здесь и сейчас я тебя люблю и хочу быть с тобой.
—Вот оно!!! Здесь и сейчас,— вот те слова, которых не хватало Юле перед тем, как она заснула. Теперь все стало на места, и Юля счастливо улыбаясь чуть не крикнула:— Да!!!
—Ой, какая ты красноречивая, ты и мертвого уговоришь,— радостная Света чмокнула подружку в щечку.— Значит, так. А ты мне можешь признаться? Только честно... Ты согласна переселиться ко мне?
—Да!!! Сто раз да!— сон у Юльки как унесло, она вскочила с кровати, понеслась в каком-то невероятном танце, подлетела к Свете и крепко поцеловала в губы. Света запустила руки в волосы подруге.
—Мальчишка,— оторвавшись от Юли, Света шептала:— Ты — мальчишка-разбойник.
—Нет,— протянула Юля,— я — девочка. И ею хочу остаться, и останусь.
—Ладно, пошли в ванную, а тебе еще в свой номер сходить надо. Скоро обед...
Они быстро ополоснулись под душем и вдвоем пошли в 409. Не идти же Юле в вечернем платье на обед — не поймут, это, все равно, что вечером в шортах — в ресторан. Навстречу, гордо подняв голову, вышагивала Марья Степановна. У Юли все упало внутри, что сейчас будет?.. Каким взглядом она одарит ее за то, что она не ночевала у себя в номере? Снова нотации... Света, узнав Марью, обращаясь к Юле, вполголоса сказала:
—Сейчас я все решу. Ты подождешь?— и, подойдя поближе к Юлиной соседке, сама начала вкрадчивым голосом разговор:— Марья Степановна! Добрый день. Вас можно на минуточку? Как Владимир Васильевич поживает?
Раздражение, написанное на лице Юлиной соседки, сменилось на растерянную улыбку. Света покровительственно взяла ее под ручку и повела дальше по коридору, оставив Юлю наблюдать. О чем они говорили, та не слышала, но только видела, как менялись и выражение лица, и поза Марьи Степановны. Как у Листа: быстро, быстрее, еще быстрее, как можно быстрее... Так нарастало недоумение. Потом, дойдя до предела, недоумение вдруг исчезло, появилось выражение жуткого испуга, тело Юлиной соседки обмякло, расслабилось, в глазах появилось подобострастие, снова удивление, мельком брошенный взгляд на Юлю, и снова сконцентрированное внимание, направленное на Свету.
Света взяла ее за руку и подвела к Юле. Юля про себя отметила, что такую Свету она тоже не видела. И даже представить, что вот эта высокопоставленная величественная особа сегодня ночью плакала, сетуя на свою беспомощность, было так трудно, что Юля для себя решила, что, скорее всего, то, что было ночью — ей только приснилось.
—Значит, договорились, как приедете в Омск, передавайте привет от меня Владимиру Васильевичу...— тут Света на секунду задумалась и добавила:— Хотя нет, не стоит... Я ему сама лучше позвоню... Желаю вам приятно провести время.
Марья Степановна с уважением посмотрела на Юлю, виновато кивнула ей, она же забыла поздороваться, зажато улыбнулась и пошла в столовую. Как только она скрылась из вида, Юля спросила подругу:
—Кто такой Владимир Васильевич?
—Ее начальник.
—А ты его откуда знаешь?
—Да не знаю я никого, и твою соседку только вчера в первый раз увидела,— равнодушно сказала Света, величественный ее вид потихоньку таял. Но Юля чувствовала себя не в своей тарелке, она вновь столкнулась с необъяснимым. Наверное, также чувствовала себя и Марья Степановна.
—Ты мне можешь объяснить, что происходит?
—Могу. Тут никаких секретов нет. Кстати, мы с тобой познакомились в Питере два года назад, если кто спросит. Вчера я от твоего имени подошла к твоим пенсионерам, предложила помощь, поговорила про тебя, про твою соседку. То, что узнала, интерпретировала по-своему, а сегодня поговорила с ней — произвела впечатление. И с этой стороны прикрыла тебя от неприятностей. Тебе же они не нужны?— Света улыбнулась и снова стала нормальной девчонкой, не начальницей.
—Теперь я понимаю, как ты стала зам управляющего. Ты меня научишь?— Юля с восхищением смотрела на подругу.
—Вряд ли. Научить нельзя, но научиться можно,— Света сразу вспомнила про Таню. Как она там? Прошла ли через испытания Жанны? А как Юля похожа на Таню: по характеру, по манерам, по поведению. А внешность, как у Жанны. Ну и смесь!— У меня подруга есть там, в Воронеже, с первого класса дружим. Я целый год пыталась ей объяснить — и единственное, чего добилась: она действительно захотела этому научиться. Но насколько сильно это желание — не знаю, и тут я уже ничем не могу помочь,— Света решила дальше не углубляться и перевела разговор в другое русло.— После обеда идем на пляж. Ты переодевайся, а я сейчас схожу, попробую решить вопрос о твоем переезде ко мне. Буду ждать тебя у входа в столовую. Не задерживайся, пожалуйста.
Света пошла вниз к администратору, а Юля вошла в уже бывший свой 409 номер и стала собирать вещи. Ох, как их много оказалось! Юля, не разбирая, бросала в сумку все со столика перед зеркалом, собрала наряды из шкафа. Юля еще раз критически осмотрела себя в зеркале... «И что же во мне Света нашла? Самая обычная девчонка — таких пруд пруди. Не понимаю. Нет, не внешность главное... Я сама? А что я из себя представляю? Может, как только она меня немного узнает — пошлет на все четыре стороны. Ох, не знаю... А я хочу быть с ней! Хочу! Здесь и сейчас! И все тут». Юля успокоилась, не спеша надела пляжный наряд, пошла в столовую. Там ее встречала Света, которая радостно сообщила:
—Все, вечером переселишься. И я тебя еще за свой стол перевела, ты не возражаешь?
Юлька была просто ошеломлена всем, что произошло — главное, очень быстро и со сверхъестественным результатом. Она чуть не задохнулась от счастья. Ей хотелось броситься на шею и расцеловать свою всемогущую подругу, и это, наверное, было написано у нее на лице. Потому что Света, сразу строго ее одернула:
—Ну-ка прекрати сейчас же!
Юля, конечно же, не поняла, что она должна прекратить: скорее всего, так бурно выражать свои эмоции. На всякий случай она сделала равнодушно-приятное выражение лица.
Девушки мило улыбнулись и поздоровались с Петровыми. Юля больше не видела осуждения в их взглядах, они тоже улыбались, как будто были счастливы тем, что знакомы с лучшими представителями нового поколения. За столом Светы Юля была представлена семейной паре из Новосибирска как давняя подруга. В первый раз еда в столовой Юле понравилась — и общество, и все вокруг было прекрасно.
==========
Неожиданно и как-то некстати крышка подвала отворилась, и в образовавшееся отверстие просочился неяркий свет. Таня в это время лежала по диагонали, расставив ноги в стороны. Даже такой небольшой свет больно резанул по отвыкшим от него глазам. Таня резко их закрыла и инстинктивно сомкнула ноги, прижав их к животу, снова застеснявшись своей наготы. Кроме того, ей показалось, что повеяло холодом. Когда она открыла потихоньку глаза, наверху никого не было — только светлый квадрат был хоть и расплывчат, но идеально ровен. И совершенно тихо. Она вскочила и стала разминать уставшие руки, ноги, спину, делая какое-то подобие зарядки. В это же самое время она уже привычно отчитала себя за свою стеснительность. Она уже не боялась через весь город пройти нагишом, не глядя ни на кого, не замечая ни голосов, ни взглядов, и не только посреди ночи, но и средь бела дня. Это она знала точно, но что делать ей со всем тем инстинктивным, что продолжает бояться, стесняться, унижаться. Все — она взрослый человек и может делать все, что ей вздумается, все, что ей хочется.
Таня стала приводить себя в порядок, даже попыталась причесаться, то есть разодрать спутавшиеся волосы. Прошло довольно много времени, пока она не услышала скрежет опускающейся лестницы. Таня прижалась к самой стене, и вдруг раздался голос Жанны, усиленный многократно:
—Поднимайся!
«Жанна!!!— чуть не крикнула от радости Таня. Она была единственной, кого Таня сейчас хотела бы видеть, сказать спасибо за то, что она, несмотря на сопротивление, загнала ее в себя, заставила думать.— Это так классно!»
Таня медленно поднималась вверх. Тело еще не слишком слушалось ее. Когда она выбралась, на диване сидела девушка, лица которой не было видно. Но Таня точно знала, что это Жанна, ее Жанна. Таня с облегчением, как пьяная, добралась до нее, присела на пол, прижавшись лицом к ногам, обхватила их руками. Жанна чуть ли не силой оторвала ее, подняла, поцеловала и, надев Тане очки, как-то необычайно ласково сказала:
—Поздравляю с успешным окончанием испытания. Ты заслужила право вступить в наше Общество. Ты согласна?
—Ты еще спрашиваешь? Я тебя люблю... Прости меня...
—И за что?
—Я тебя так ругала, тогда, в той жизни...
Жанна обняла новую подругу и сказала:
—Я на тебя не обижаюсь, я все понимаю. А сейчас — у меня есть одна просьба. Можно я тебя сфотографирую?
—Конечно,— с радостью согласилась Таня, сняла очки и стала в непринужденной позе, широко и открыто улыбаясь.
Жанна не заставила себя долго ждать. Щелкнул затвор фотоаппарата, поползла фотография. Жанна положила ее на стол проявляться, а Тане сказала:
—Садись. Остались только маленькие формальности. Подожди, я сейчас все приготовлю.
Жанна вышла из комнаты, Таня осмотрелась. Ее охватило странное ощущение: все было точно так, как она спустилась в подвал. Одно кресло стояло точно в том самом месте, куда они его отодвинули, около дивана — две пустые бутылки из-под пива, рядом — пепельница со скорлупками от фисташек, горела та же свеча, только наполовину короче, даже в камине мерцали угольки. «Мистика...»— подумала Таня. События того дня представлялись ей сейчас очень далеким прошлым. Но вдруг она вспомнила о наказании, которое ей было обещано за ранний приход, но так и не получено. У нее защемило в душе от неприятного предчувствия. Вошла Жанна, Таня решила перехватить инициативу, мол, она ничего теперь не боится:
—Жанна, Вы ничего не забыли?
—Ну ты даешь!— искренне удивилась Жанна.— Я думала, что мы перешли «на ты» еще в тот момент, как ты сказала, что хочешь быть одной из нас. И сама сразу же почему-то с этим не согласилась. Когда вышла из подвала и сразу стала говорить мне «ты», я так обрадовалась. Думаю, наконец, до человека дошло. Но стоило мне отлучиться на минуту, как ты уже опять себе что-то придумала, и опять это противное — «вы». Терпеть ненавижу. Что ты еще придумала?— не зло, но с укоризной спросила Жанна.
—А как же наказание? Его же не было.
—Ты права, наказания не было, но ты же сама себя наказала, только тем, что все время ждала его и даже сейчас ждешь. Я бы так не смогла. Поэтому считаю, что за твой проступок расплата не адекватна преступлению.
—В самом деле? Я долго думала в подвале, наверное, несколько дней, и поняла, что страх — самое сильное и страшное средство для манипулирования и управления людьми. И как частный случай страха — чувство вины. Ты пойми, я до сих пор чувствую вину, поэтому и рассчитывала... Но ничего другого, кроме как физической боли, я теперь не представляю, и то только потому, что боюсь ее...
—Да, кстати, скажи, а сколько, по-твоему, ты просидела в подвале?
—Не знаю, перед тем, как подняться наверх, я думала, что прошло недели три, не больше, а когда осмотрела комнату, мне показалось, что я пробыла в подвале не больше получаса. Все точно так же, как и тогда. А сколько, если не секрет? Ты мне можешь сказать?
—Ты угадала, три,— произнесла Жанна и, сделав длинную-предлинную паузу, закончила:— Но не недели, а дня.
—Не может быть! Какой кошмар, мне сейчас кажется, что я за всю свою жизнь столько о себе не думала, как за это время.
—Ты же знаешь, что так было надо.
—Знаю. Я поняла, что это я сама себя загнала туда, откуда нет возврата, туда, откуда повернуть назад гораздо труднее, чем идти дальше, пусть даже и через унижения. Я даже поняла, зачем мне нужно было пройти это испытание, и что остальные то же самое проходили. Я даже поняла, как я должна была вести себя, чтобы...
—Давай поговорим об этом позже,— улыбнулась Жанна,— через пару дней, сейчас у нас время ограничено.
==========
—Юля, ты что делаешь?— с серьезным видом спросила Света, увидев восхищение в глазах подруги.
—Я лежу, а что?— не поняв вопроса, ответила Юля.
—Я тоже лежу, но чувствую, как подо мной растет пьедестал. И тебе не жалко меня будет, когда я вдруг забуду про него и свалюсь? Я и так уже рискую сломать себе что-нибудь, а если насмерть...
—Откуда ты свалишься?— Юля пыталась понять, что хочет от нее Света.
—Да с пьедестала, на который ты меня водрузила,— сказала Света и вспомнила, что она только что сама решила — это не Юля, а она сама себя вознесла на эту высоту. И неправильно повела себя с самого начала, надо иначе.
—Не понимаю,— Юля терялась от несправедливых обвинений. Она же просто посмотрела.
—Объясняю! Ты скажи, нам вчера было хорошо здесь на пляже и ночью, когда мы с тобой были одинаковы?
—Хорошо,— кивнула Юля.
—А сейчас я чувствую себя дискомфортно, разговариваю с тобой как с Марьей — очень издалека — из другой галактики. И мне это не нравится.
—А что же делать?— Юля, услышав эти слова, почувствовала, как они отдалились друг от друга. Она совсем растерялась и стала придумывать самое худшее:— Я тебе... больше не нужна?
—Если я буду выше, то нет,— Света вводила новое правило в их отношения, вводила варварским способом, бандитским. У нее самой мороз прошел по коже от интонации, а еще больше от смысла сказанных ею слов. «Да, что же это такое, когда же я научусь разговаривать по-человечески?»— Мне это так надоело, всегда быть выше.
—Но ты же такая крутая,— пыталась возразить Юля.
—Ты такая же. И, пожалуйста, чтоб я этого больше не слышала,— губы Светы непроизвольно задрожали, уголки поползли вниз, глаза наполнялись слезами:— Не делай мне больно... пожалуйста,— всхлипнула Света.
—Светочка, не надо. Милая, прости,— Юлька пыталась успокоить подругу, она даже представить не могла, что надо и как. Да, так получилось, что Света сама взялась решать их проблемы. А теперь отказывается?— Ты мне только объясни, где ошибка, я постараюсь исправиться. Я хорошо обучаемая. Честно-честно.
—Я не хочу быть лучше, выше, способнее, умнее тебя, а ты мне все это показываешь...— прерываясь всхлипываниями, говорила Света.
—Как? Каким образом?
—Ты ставишь себя ниже. Когда ты сравниваешь меня с собой — ты делаешь мне больно,— Света с надеждой посмотрела Юле в глаза.
—И как с этим бороться? Как не сравнивать, как не оценивать?
—Сказать себе, что мы с тобой одинаковы, равны. Главное, даже не сказать, а поверить в это. Без всяких доказательств, без всяких умозаключений.
—А ты сама в это веришь?— недоверчиво спросила Юля.
—Иначе мы бы не были вместе. Иди сюда,— Света притянула к себе голову Юли и сказала шепотом на ушко:— Я тебя люблю. А как я могу любить человека не равного себе? Я таких или использую, или уничтожаю.
Юля отстранилась, посмотрев Свете в глаза, она поняла страшный смысл этих слов и их серьезность.
—Это же очень жестоко,— сжавшись, как от холода, прошептала Юля.
—Иначе нельзя — закон джунглей.
—А как ты определяешь, равен тебе человек или нет?
—Главное, чтобы он верил или знал, что равен мне. Как вчера и позавчера у нас было. Ты же верила, что я такая же, как и ты. И я это чувствовала, а теперь — нет.
—Да, но потом, удостоверение, Марья и все остальное. Так же нельзя. Ты доказала мне, что мы разные.
—Да разные! Но посмотри на свои отпечатки пальцев, теперь на мои — они разные? Конечно разные, а еще и несравнимые. Твои отпечатки — это только твои, а мои — только мои, и таких — ни у кого никогда не было и не будет. Так и человек. Если ты можешь его назвать человеком, то он равен тебе. Но с другой стороны, как личность, он совсем, то есть, абсолютно, отличается от тебя. То есть, две личности не сравнимы между собой.
—Но все же сравнивают.
—Да. Поэтому и не равны. Как раз из-за этого.
—И все? Не может быть,— искренне удивилась Юля.— Все слишком просто.
—Может, еще как может.
—И говоришь, доказательства не нужны?
—Тебе не нужны были доказательства еще вчера. Тебе же было все равно. Сегодня кое-что произошло, и ты подумала... А теперь реши, что мы равны, и все снова станет на свои места. Да, ты не знаешь некоторых приемов, что знаю я. Да, может быть, у тебя есть масса заблуждений, которые тебе мешают жить, а я от них уже избавилась. Но пока мы живем на этой Земле, мы одинаковы. Все без исключения. Ты знаешь, что такое гордыня?
—Смертный грех, по-моему.
—Вот все, что отличается от равенства, все — гордыня, которая и лежит в основе всех грехов человека. Понимаешь?
—Ох, теперь сложно. Даже нет, это — слишком просто, чтобы в это поверить.
—Первый раз слышу здравую мысль. Поэтому просто поверь, без всяких доказательств.
—Постараюсь.
—Я тебе помогу. Я буду тебя одергивать, как только замечу,— Светке чуть самой плохо не стало от последней фразы. «Опять!!! Да до каких же пор?» Но еще и спросила для порядка:— Хорошо?
—Да, конечно. А что все-все-все равны?
—Все-все. И я тебе еще скажу, что Христос, что Будда, пока жили на этой Земле, были одинаковы со всеми. Только они жили счастливо, поэтому их и помнят, поэтому в них и верят. А я тебе скажу, что самая естественная жизнь — это жизнь Христа или Будды. Это самые лучшие примеры. Примеры для подражания.
—Ну, ты даешь. Хотя, если на тебя посмотреть, то это действует.
—Еще как.
Света успокаивалась, наконец, она нашла то, что искала, ту причину, которая мешала нормальным отношениям между ними. Это была ее собственная гордыня. Пьедестал под ней стал растворяться. Значит, Юля поверила ей или очень хотела поверить.
==========
С пляжа они вернулись к самому ужину. Юля не почувствовала дискомфорта, когда они в пляжном одеянии прогуливались по столовой. На них смотрели с удивлением, но, как говорится, они были вне политики, вне конкуренции, вне обсуждения — им можно все. И это только потому, что они сами себе разрешили.
После ужина Юля зашла в 409 за своими вещами. Там ее ждала Марья Степановна.
—Юля, ты прости меня, ради Бога...
—За что, Марья Степановна?
—За те нравоучения... Ты не подумай, я не со зла,— виноватым тоном, сбиваясь, говорила Марья Степановна.
—Мы же договорились с вами не вспоминать об этом. Значит, простили и забыли,— спокойно сказала Юля.
—У тебя такая хорошая подруга, Света. Я не знала, что вы знакомы. Я бы себе такого не позволила. Я забыла спросить, как у нее успехи на работе?
—Говорит, что через год будет управляющей в своем банке.
—Да-да. Очень серьезная девушка. Она будет,— размышляла вслух Марья Степановна. И, вспомнив нечто очень важное, добавила:— Передавай ей от меня наилучшие пожелания.
—Конечно, передам. Приятно провести вам отпуск. До свидания.
—Всего хорошего. До свидания.
Юля вышла из номера со своей дорожной сумкой. «Вот уж не ожидала такой реакции, а тем более не ожидала от себя подобного поведения. Значит, я все могу? Да!!! Но пока только после Светы. А если сама? И у самой получится!»
|
