17. Отречение
В горящем доме занавесок не меняют.
Э. Кроткий
Одно из самых удивительных заблуждений — заблуждение в том, что счастье человека в том, чтобы ничего не делать.
Л.Н. Толстой
Уже в Москве, когда Света переезжала из одного аэропорта в другой, она все для себя решила. «Все... Такая любовь не имеет права на жизнь, даже если это и была любовь, а не помутнение рассудка. Все надо забыть, как страшный сон. Сегодня — собрание, завтра — на работу. Там все и определится. Может, рассказать на собрании? Нет... Пока нет. Я еще не готова. Это будет слишком больно. Слишком все хорошо было, чтобы каяться. И слишком плохо сейчас. А там еще Танька... И Жанна... Ой, как плохо!.. Что же делать? Что делать?..»
==========
С твердым намерением рассказать все, что с ней в последнее время происходит, шла на это собрание Жанна. Для начала она решила поговорить с Лилией Львовной, если та придет пораньше и будет несколько свободных минут.
Лилия Львовна была на месте. Жанна подошла к ней и, попросив перейти в другую комнату, сказала:
—Лилия Львовна, мне очень тяжело.
—Что случилось, Жанна?
—Я задыхаюсь, мне кажется, еще чуть-чуть, и я сломаюсь. Я больше так не могу.
—Тебе надо отдохнуть. Съезди куда-нибудь, где сейчас попрохладней. Может, в Альпы?
—Не хочу я ни в какие Альпы, от себя не убежишь...
—Да, стоит ли бегать! А может, тебе закрыться где-нибудь, спрятаться на даче, походить на речку, чтобы никого вокруг...
«Что она, издевается? Или, в самом деле, не замечает, как мне плохо? Тогда я ей ничего не скажу...»
—Хорошо, Лилия Львовна. Я подумаю над вашим предложением.
—Тогда пойдем, пора начинать.
И они прошли в комнату, заполненную веселыми девичьими голосами. Все внимание было обращено на Таню, ведь сегодня заканчивалась ее инициация. Ее поздравляли, желали исполнения всех желаний. Кроме того, приехала Света, которую также расспрашивали, просили поделиться впечатлениями. И хотя Светлана односложно отвечала на вопросы об отдыхе, и вид у нее был не слишком отдохнувший, это списали на усталость после дороги. Короче, до Жанны никому не было дела, и у той стало на душе так противно. Слава Богу, Лилия Львовна начала собрание:
—Сегодня мы собрались в полном составе. Мы можем поздравить от всего сердца нашу новую подругу Таню с окончанием обряда инициации. С сегодняшнего дня она стала настоящей последовательницей Лилит и полноправной участницей нашего Общества.
После ЛЛ слово взяла Инна:
—Подруги, мне было поручено сделать небольшое сообщение на тему: «Грехи и покаяние». Я просмотрела большое количество литературы для того, чтобы можно было определить, что же означает это слово: «грех». По Далю, грех — это поступок, противный закону Божию; вина перед Господом, а также: вина, ошибка, погрешность, беда, напасть, несчастье, бедствие, распутство. Определений много, но суть одна: грех — это преступление, нарушение нормы, касающееся той или иной нравственной системы, принятой в определенном сообществе людей. И все зависит от того, кто определяет норму. А кто определяет норму, тот определяет и грех, то есть отклонение от нормы. Если, например, христианская религия объявляет какие-то чувства или побуждения греховными, то сатанизм определяет те же чувства и побуждения как самые выдающиеся достижения человечества, которые грехами никак не являются. Наоборот, грехи в сатанизме — это добродетели в христианстве. Это показывает, что у них просто разные точки зрения: одни смотрят на жизнь с точки зрения раба, другие — с точки зрения господина, хотя оба взгляда являются однобокими и неправильными. Но если эта точка зрения на грехи помогает жить, то это уже положительный момент. Давайте обсудим, как нам определить грех. Ведь предаваться преступлениям со вкусом престало только извращенным людям, но никак не подобает настоящей последовательнице Лилит. У кого какие мнения на этот счет?
—Мне нравится у баптистов. Там — все просто, раз Христос уже был распят за мои личные грехи, то мне осталось только каяться,— начала Наташа.— Но и каются они соответственно: молятся, молятся, плачут, плачут, стоя на коленях. Потом, чуть ли не в самом конце: «Ты прости меня, Господи, за мои грехи, вольные и невольные. Да что тебе говорить, Ты их и сам знаешь лучше меня». Вот и покаяние. Я понимаю, у нас — нашла какой грех, сразу можешь получить наказание, в каком угодно виде. И Общество всегда поможет и расставить все по местам, и привести тобой вынесенный приговор в исполнение.
—А меня мать таскала в нашу православную церковь,— с места сказала Ира.— Там не лучше. Толпа. Бабки бегают, денег на храм требуют. Поп огулом прощает. «Аборты делала, матом ругалась?» У всех одно и то же спрашивает. Только, если чуть помоложе: «Родителей слушалась?» И... «прощаются тебе грехи». Типа — проваливай. В последний раз, когда я там была, такой случай произошел. Перед нами бабка стояла. Старенькая такая. Подходит она к попу, тот говорит: «Кайся!» Она: «Чего?» —«Кайся!» —«Чего?» —«Кайся!» —«Отче наш...» — «Нет,— мотает головой.— Грешила!!?» —«А, грешила, грешила...» —«Отпускаются тебе грехи». Вот это покаяние!
Таня поднялась со своего места и подошла к столу:
—Я вот что хочу сказать. Попав в подвал, я поняла, что все мои грехи — это преступления только против себя,— начала она свою речь.— И никому кроме себя я не могу покаяться, никто не сможет мне отпустить мои грехи. А самые страшные грехи: ложь, страх, гордыня, лень, скука. Не могу сказать, что больше вредит мне из вышесказанного, но, поддаваясь всем этим страстям или чувствам, я делаю себе так больно, мне становится так плохо, что остается только бороться с этими проявлениями. И с некоторыми уже научилась бороться.
—Как можно бороться со страхом?— спросила Катя.— Это же тяжело. Время от времени замечаешь, что испугалась и опять натворила дел, которые потом исправлять да исправлять.
—Все проходили обряд, все знаете, что это такое,— продолжила Таня.— Вот и Света, когда говорила мне напутственное слово, призывала не бояться ничего. И я шла на обряд посвящения, думая: только бы не испугаться, только бы не испугаться — но в первой же нестандартной ситуации, в которую попала, я испугалась. А дальше — больше. Только в мешке я поняла, как надо было поступить. Все принять как должное, как делающееся для моего блага. Не мельтешить, не сопротивляться со страшной силой. Тогда бы был другой результат, какой — не знаю. Это я сейчас такая умная, абсолютно другой человек. И чтобы стать этим человеком, стать настоящей дочерью Лилит, надо было дойти до самой глубокой пропасти страха, пройти путь до конца. Сейчас я ищу, чего бы я могла испугаться. И если нахожу, то уже не боюсь этого. Я поняла, что все мои страхи — это лишь иллюзии, выдумки, чтобы не жить хорошо, не жить правильно. Я ничего не боюсь — знаю, что любой страх можно извести, если его найдешь. Потому что, подумав чуть-чуть над этим, понимаешь его бессмысленность. И не важно, какой это страх: страх перед смертью или перед тараканом. Принципиально это — одно и то же. Я буду жить долго, до самой смерти. А человек внезапно смертен. Но я не хочу своими действиями приближать смерть. Не хочу требовать ее тем, что я ее боюсь. Извини, Лена, еще раз, что я тебя напугала, когда в мешке орала. Я вам честно признаюсь, это я себя принесла в жертву тогда еще вашему Обществу в самых кровавых красках, потом не менее живописно себя похоронила. Как я на вас всех ругалась, хотя у вас и мысли не было меня убивать. Так и со всем остальным. Попробуй, Катя, этот метод. Я не гарантирую, что он тебе подойдет, но попытка — не пытка. Всему же можно научиться.
Уважительно поклонившись своим новым подругам, Таня опустилась на скамью. Жанна, потупив взор, молчала.
—Спасибо, Таня! Очень хорошее выступление,— сказала Лилия Львовна, искоса глянув на свою ближайшую помощницу. Хотя она и не показала виду, что ее обеспокоило состояние Жанны, но в глубине души ей было очень неуютно, во всяком случае, она вздрогнула, когда Жанна встала и попросила слова.
—Подруги, я хочу покаяться перед вами.
Лилия Львовна нахмурилась, она попыталась жестом остановить Жанну, но та, казалось, не обратила на нее никакого внимания.
—Я очень виновата перед всеми. Столько усилий приложила я к созданию нашего Общества. А сейчас я понимаю, что изначально совершила непоправимую ошибку. С помощью определенных приемов я создала вокруг себя ауру таинственности и неприкасаемости, заставила поверить в свою магическую силу и на основании этого приобрела неограниченную власть над вами. Общество всегда гордилось своим единством, и я часто повторяла, что именно в нем — наша сила, но я лгала и себе, и вам. Я никогда не ставила себя рядом с вами, я всегда стояла над Обществом, я думала, что имею право повелевать, казнить и миловать, распоряжаться вашими мыслями, вашими судьбами. Теперь я поняла, как жестоко я ошибалась, упиваясь своей избранностью и владычеством. Я вдруг почувствовала непреходящее безысходное одиночество, и мне стало так страшно, что не захотелось жить. Мы все одиноки во Вселенной, но горе тому, кто вдруг стал это замечать. Более того, я подумала о том, что я ничем не выше, не сильнее и не взрослее вас, и что со мной будет, когда вы вдруг это, наконец, поймете. Я почувствовала себя маленькой девочкой, годика три, не больше, которую заставили пасти стадо атлантов. А я верила, что могу это делать... Как я ошибалась! Ведь не моя заслуга в том, что Общество существует, действует и развивается. Все оказалось гораздо сложнее. Знаете, как в том анекдоте: мужик думал, что растит хомячка, а оказалось — ему белого медведя на птичьем рынке подсунули. Я считаю, что наше Общество обладает огромной неконтролируемой силой, которая неизвестно кем и куда направляется. Кроме того, мы собрались идти к совершенству, но кто из нас хоть на шаг к нему приблизился?
—Но ты же не будешь отрицать, как много мы достигли, находясь в Обществе?— раздался вдруг голос Лены-большой.
Тяжело вздохнув, Жанна кивнула:
—Да, достигли... должностей, квартир, машин, власти, но разве это — цели? И разве этим измеряется совершенство? Все в тупике. И завела туда вас я. В течение этих лет я управляла вами, вернее, вы думали, что я управляла. На самом деле, я дала вам только толчок, но направление указала ложное. Поэтому мое присутствие в Обществе несет только разлад, дисгармонию, дисбаланс. Вы должны найти выход из тупика, но уже без меня. Поймите, я не могу больше влиять на вас, иначе Общество вряд ли останется жизнеспособным.
—Ты нас бросаешь?— почти крикнула Ира.
Жанна снова кивнула:
—Пусть теперь попробует кто-нибудь другой. Чтобы достигнуть вершин совершенства, вначале нужно разобраться в себе, определиться со своими желаниями и стремлениями. Что же касается меня, то со мной происходят такие вещи, которые я даже для себя объяснить не могу. Весь мир перевернулся с ног на голову. Черное становится белым, белое — черным. То, что я всегда считала движением вперед, вдруг оказалось страшным застоем, или, если честно признаться вам, скатыванием кубарем с горки, на которую я с таким трудом поднималась.
Угрюмая усмешка скользнула по лицу Лилии Львовны. Ее детище рушилось у нее на глазах, и она не знала, что предпринять.
—Простите меня! Я понимаю, сейчас вам кажется, что без меня вам будет нелегко,— продолжала тем временем Жанна.— Но я больше не могу. Пусть мое место займет та, кто чувствует в себе силы возглавить Общество, чтобы возобновить путь к совершенству. Это будет очень трудно, но с вами же Лилия Львовна.
Все взгляды обратились к председателю, все ждали, что она скажет. Лилия Львовна в мыслях ругала себя за то, что не заметила, как изменилась в последнее время ее сподвижница. Казалось, что Жанна подошла к самому краю, и теперь чувства руководили ее сутью, а не воля, холодная несгибаемая воля, как было раньше.
—Жанна, опомнись! Что с тобой? Где твоя сила? Без Общества твоя жизнь станет бессмысленной. Что за сопли ты здесь распустила?— она смотрела на свою заместительницу непонимающими глазами.
Но Жанна, не обращая на ее слова никакого внимания, продолжала:
—Девочки, простите меня за все, за всю ту боль, которую я вам принесла. Но я больше не могу. Я чувствую себя настолько виноватой перед вами, что даже не представляю того наказания, которое было бы адекватно моему преступлению. Но я готова получить от вас любое, какое вы только мне назначите. Я готова принять от вас все. Я не хочу никому быть должна. Я вас слушаю.
Наступила гробовая тишина. Жанна смотрела каждой в глаза, но девчонки только опускали их или отводили в сторону. Только Наташа твердо сказала:
—Мне ты ничего плохого не сделала. Я тебе так благодарна за новую Наташу. Жанна, ты же сильная, мудрая.
—Спасибо, но ты ошибаешься.
—Неужели ты действительно бросишь нас?— испуганно спросила Женя.— Ведь руководить нами можешь только ты, только с тобой мы можем найти верную дорогу...
—Хватит, прекратите базар!— строго сказала взявшая себя в руки Лилия Львовна.— Жанна, послушай. Да, ты устала, тебе надо отдохнуть. Может, съездишь куда-нибудь отдохнуть, подлечить нервы?
—Лилия Львовна, вы что, за помешанную меня хотите выдать?
—Что ты, что ты! Мы же тебе только добра желаем. Но мне кажется, ты не совсем права,— Лилия Львовна улыбнулась и расправила плечи. В ее глазах загорелся недобрый огонек.— Здесь собрались не случайные люди, тем более, мы объединены по благословению Высших сил и связаны в единую цепь. И я не знаю, чем может обернуться обрыв этих связей и для тебя, Жанна, и для каждой из нас в отдельности. Наказывать мы тебя не будем, ты сама себя накажешь получше нашего.
—А Вы не запугивайте, не получится! Так, девочки, я никому ничего должна не осталась?— но девочки сидели, как в рот воды набрали. Выдержав небольшую паузу, Жанна закончила:— Я своих решений не меняю. Я ухожу. Я все сказала.
Не соблюдая никаких мер предосторожности, Жанна вышла из зала и направилась к выходу. Лилия Львовна крикнула ей вслед:
—Смотри, предавая Общество, ты предаешь саму Лилит! Как бы потом жалеть не пришлось!!!
Но в ответ раздался оглушительный хлопок входной дверью.
Жанна ушла, наступила неловкая пауза. ЛЛ взяла себя в руки.
—Инна, закрой двери! Как на проходном дворе. Что бы ни случилось, мы должны закончить собрание.
==========
Таня ощутила значительность всех произошедших с ней событий и то, как она устала, только тогда, когда покинула уже ставший ей родным за эти полторы недели странный дом. Одеяние ее все так же состояло из черной блузки и черной юбки, с которыми она уже срослась. Однако являться домой в таком виде было нельзя, нужно было переодеться, забрать у Светы чемодан, а уже потом, как ни в чем ни бывало, явиться перед мамой вроде бы с юга.
Таня почувствовала, как холодок скользнул под юбкой. Где-то в сердце защемило... Темнота, ветерок овевающий, шум редких машин, проезжающих по Плехановской. Как тогда, как в ту ночь. Она взяла Свету за руку и прикрыла глаза — теперь точно, как тогда. Только мысли другие и общий фон.
Света вздрогнула, когда Таня коснулась ее руки... Но тепло, идущее от подруги, вдруг погрузило ее в другой мир. Точно так же они шли в лунную ночь с Юлей, когда ходили ночью купаться. Света закрыла глаза. Теперь ей не мешал Воронеж. Она была там, в Анапе, и рядом шла ее Юля!!! Света легонько пожала руку и услышала в ответ такое же легкое пожатие. На душе стало немного легче, боль убавилась.
Они сделали еще несколько шагов и вошли прямо в заросли неизвестного кустарника. Руки разомкнулись, Юля исчезла, заговорив Таниным голосом:
—Ты тоже на дорогу не смотришь?..
—Слепые ведут слепых. Куда?.. Нет, сами не хотим видеть, куда идем. Надеемся, что кто-то может нас вести. Жаль,— как сама с собой разговаривала Света.
Очарование, появившееся на миг у обеих, исчезло. Они вернулись к реальности.
Стояла тихая, звездная августовская ночь. Было еще тепло, но в воздухе уже чувствовалась свежесть приближающейся осени, что Тане, проведшей долгое время в замкнутом помещении, было особенно приятно. Перед девушками широкой пустой магистралью предстал Московский проспект. Но и высокие спокойные деревья, обрамлявшие его, и мокрый после полива асфальт, и темные спящие дома — все это было для обеих не таким, как всегда: неузнаваемым, изменившимся. Все было по-другому, как будто обе они вернулись из далеких нескончаемых путешествий с разных концов Вселенной.
Света старалась держаться бодро, но черные круги под глазами и долгие паузы между фразами выдавали ее. Тане казалось, что мысли Светы заняты чем-то другим, а совсем не тем, о чем они с трудом болтали. Саму Таню больше всего волновал уход Жанны из Общества. Что же теперь ей делать, что предпринять? Когда такой разговор надоел, Таня решила вернуться к тому, чего же она еще месяц назад, по мнению Светы, не могла понять.
—Света!— сменив тему, спросила Таня.— Ты чего хочешь?
Света как очнулась и внимательно посмотрела на подругу:
—Ну вот, ты опять за свое. Интересный вопрос?
—Да, вопрос, конечно, интересный. Но я ищу для себя ответ на этот вопрос, и уже у всех спросила, кроме тебя и ЛЛ.
—Даже у Жанны?
—Пришлось. Так сложились обстоятельства, что пришлось и ее спросить. Самый непонятный ответ от нее получила. Но ты же знаешь, обещание...— решив не распространяться, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы, соврала Таня.
«Врет,— подумала Света.— Но зачем? А я? Ведь я тоже не могу ей рассказать всего».
—Чего я хочу? Чего хочу?.. Я хочу стать управляющим в своем банке.
—Это так сложно? И так необъяснимо?
—Нет, но для той тебя это было необъяснимо,— Света надолго задумалась.
Таня такой подругу давно не видела. Она молчала, не решаясь спрашивать дальше. Что-то произошло. Что-то глобальное произошло со Светой за то время, пока они не виделись. Поэтому шли молча, и только дома, немного успокоившись, Света смогла разговаривать.
—У тебя что-то случилось?— спросила Таня.
—Нет, все нормально. Уже все нормально,— соврала снова Света, но ведь ей самой так хотелось, чтобы было нормально.— Лучше ты расскажи, как тебе твоя новая жизнь, как Общество?
—Спасибо тебе. Я тебе так благодарна. Тебе и Жанне. За свою новую жизнь, за свою новую Таню. А вот с Обществом — нелады. Как тебе кажется, кто Обществом управляет?
—Лилия Львовна. Что, разве не видно?— Света вздохнула с облегчением. Наконец, разговор повернул на то, что ее лично сильно не касалось.
—Не знаю. Я ее сегодня третий раз видела в жизни. По-моему, без Жанны ей будет трудно.
—Да, она сегодня была сама не своя. Хотя я сначала даже подумала, что Жанна специально такой спектакль устроила. Но, похоже, это у нее серьезно.
—Очень серьезно. Теперь ее место должна занять другая. А кто?
—Незаменимых нет. То место, которое занимала Жанна — это место для сильных.
Таня усмехнулась одними губами:
—Она и была такой, но сломалась. Может быть, мы тоже в этом виноваты. И кто же теперь будет устраивать испытания?
—Не знаю. По крайней мере, не я.
—А кто?
—Я же тебе говорю — не знаю. Общество — это ведь не игрушка и не прихоть. Я так думаю, что найдется достойная на это место. Тем более, покровительство Высших сил...— Света осеклась. Она увидела широко раскрытые недоуменные глаза Тани.— Не знаю. В конце концов, это не наше с тобой дело.
—Не понимаю, почему? Я думала, что раз в Общество так трудно вступить, то кто же захочет покинуть его по собственной воле. Для этого нужны из ряда вон выходящие экстремальные обстоятельства. Значит, эти обстоятельства уже возникли, и они касаются не только Жанны, но и всех нас.
—Ты глубоко ошибаешься. Вход-выход — это сугубо личное дело каждой. Тем более, у нас не принято вмешиваться в дела руководства.
—Все-таки я крайне удивлена, почему ее никто не остановил, почему не забили тревогу, не обсудили это чрезвычайное происшествие. Ведь оно может быть губительным для Общества. По крайней мере, это такая брешь, такая потеря, что восполнить ее невозможно.
—Я уже тебе сказала, никто ничего не понял, и я не хочу обсуждать этот вопрос.
—Хорошо. Больше не будем...— Таня помолчала, и ей в голову пришла неожиданная мысль.— Свет, скажи, как мне найти ЛЛ?
—У тебя записнушка есть?
—Конечно.
—На «Л» посмотри...
Таня открыла свою записную книжку, нашла букву «Л» и увидела, что там последними записями было: Лилия Львовна и номера телефонов, три рабочих и один домашний. Лена-маленькая, Лена-большая. Таня перелистала немного назад: Жанна, Женя. Все записи сделаны одним почерком.
—Понятно?— переспросила Света.
—Теперь все понятно. А у нас принято в гости ходить?
—У нас?— удивилась Света.— Ах да! Позвони, спроси. Иногда встречаемся и днем, но только в случае крайней необходимости. Телефоны есть у всех. Давай спать, я так устала...— тема была закрыта, и теперь оставалось говорить только о них самих, а этого Свете никак не хотелось.
Таня легла, она долго ворочалась и никак не могла уснуть. Свете тоже не спалось. Ей хотелось плакать, реветь, орать. Но объяснять Тане... Поэтому она и крепилась изо всех сил.
«После того первого дня на инициации, с Жанной, это — самый страшный день в моей жизни,— думала Света, завернувшись в простыню.— Заснуть, все равно, не удастся сегодня. Как же оценить то, что произошло за эти бесконечно долгие сутки? Одни потери. И кого? Самых близких мне людей. Все трое — девушки: Жанна, Юля, Таня. Все — супер? Выходит, все. А я? Я тоже когда-то была, да кончилась.
Жанна. Собрание. С самого начала что-то не так. Всеобщий напряг, неестественность движений и взглядов. А Жанна. А ее глаза, никогда они такими не были. Требование наказания. КОМУ?!! Жанне!!? Так быть не может! И результат — уходит. Навсегда... Зачем она это сделала? И что произошло?!!
Юля. Самое страшное. Я сама отказалась от нее. Испугалась. Давно. Когда у Марьи прощения просила. А что оставалось делать? Если она стала на голову выше. Что мне было делать, когда я не смогла даже с ней сравняться. Поэтому и убежала. Я убежала. Что в ней было такого, чего я испугалась? Что было во мне, что меня сломало? Любовь? Была ли она, если так все закончилось? Я не смогла нести ту ношу, которую сама на себя взвалила. Ночь под луной. Когда вся Вселенная под ногами. Когда все пути открыты, а у меня ни одного желания. Кроме того, я хочу, чтобы мне кто-то подсказал, направил.
И Таня. С самого первого взгляда, перехваченного мною. Как это она умудрилась? Когда? Что произошло, пока меня не было? И с кем? Почему девчонки заискивающе на нее смотрели? Откуда у нее власть? Где она ее взяла? У Жанны?.. Свампирила? У нее уже на собрании была власть. И вела она себя так, как обычно вела себя Жанна. А потом, когда она меня доставала уже по пути домой, и здесь. Что я могла? Что я могу? Ничего. Ничего я не хочу. Таня так Таня. Зачем она телефон ЛЛ просила? Пойдет к ней? Проситься занять место пустующее, раз я отказалась. Остальные такие же. Но почему??? Что она поняла? Чего я не могла понять с Жанной, Юлей, а теперь и с Таней?»
Света так и не заснула. Она с нетерпением дождалась, когда часовая стрелка доползла до стрелки будильника. Наконец-то, шесть.
Танька вскочила, будто прилегла только на минутку. Не прошло и четверти часа, как она была готова. Она, конечно, не стала накладывать косметику и завтракать, она только сходила в ванную, оделась, сложила платье в дорожную сумку. И поцеловав Свету в щечку, убежала домой. У нее на сегодня — напряженный план.
==========
Жанна выскочила из домика Общества, впервые оставив распахнутыми настежь почти все двери, и спокойно пошла домой. Она никуда не спешила. С Обществом она уже все для себя решила. Когда подошла к тому месту, где росло то дерево и лежало то бревно, она остановилась, хотя ее никто и не останавливал. Наверное, она пришла сегодня слишком рано. Она присела на бревнышко и покорно ждала. Посидев минут тридцать, она вдруг спросила вслух:
—Вы здесь?
—Да...
Жанна встала и, быстро расстегнув молнию на юбке, принялась раздеваться.
—Что ты делаешь?— недоуменно произнес голос.
—Так я думала... А наказание?— застыла Жанна с расстегнутой наполовину блузкой.
Долгая пауза. Голос неуверенно произнес:
—Иди домой. Все отменяется.
—А почему...— она не смогла остановиться на этом, потому добавила:— я Вас не вижу?
—Иди — я сказал!— резко приказал голос.
Жанна аж вздрогнула, подняла юбку, застегнула блузку и молча пошла домой.
==========
«Что это? Почему? Все отвернулись. Никто не решается меня наказать. Ни девчонки, ни мститель, даже кошмары сниться перестали после казни. Все началось после казни. Я долго не могла попасть к Славе, но и попав, была этому не рада. Не получилось. Что не получилось? Что я хотела? Проверить, живой ли он? Проверила, а дальше? Рассказала все, что знала, даже про казнь. И?.. Что я у него спросила? Помоги. Как? Чем? Что произошло между нами в тот день? А что я хотела, чтобы произошло? Сама не знала. И теперь не знаю. Чтобы он меня спас от кошмаров? Он спас, выходит. Больше ничего не происходит, но это же еще страшнее. С каждым днем я все больше теряю. Сначала пропали призраки, потом бабушка, потом видения, сегодня — Общество. Славу тоже потеряла, хотя он все время рядом. А я одна. И одиночество, о котором сказала на собрании, стало еще невыносимее. Даже Высшие силы перестали вмешиваться в мою жизнь. И не у кого спросить совета. А у Славы? Пойти и сказать, что я согласна выйти за него замуж? Дурдом какой-то. Разве он мне это предлагал? Нет... Даже не намекал. Значит, самой предложить: «Ты возьмешь меня в жены?» А зачем мне это? Там хоть правила известны. А когда правила заканчиваются... Или вообще нет игры? Тогда что? Если нет игры, если нет никакой игры, то как жить дальше? Слава. Что я все время: Слава да Слава. Кто он такой? Кто я ему? Когда-то я сказала, что он будет моим александритом, но он — не александрит, да и я — не великий маг. Почему меня к нему все время тянет? И почему я не могу вернуть даже то, что было раньше. То общение, то состояние, когда мне с ним было хорошо. Я боюсь его? Нет, я боюсь себя, так вернее. Я боюсь, что я убью его. И тогда останусь совсем одна. Одна... Одиночество. Безысходное, непроходящее одиночество. Что он сказал? Полюби себя. Я себя очень люблю. Всегда любила. Поэтому и осталась сама с собой. Наедине. Может, я пойду сейчас и отдамся ему. А он захочет? Пока не хотел. Или хотел, но не показывал. Совращение малолетних. Но я даже это не могу по-человечески. Тогда ему точно — конец. Нужны новые правила! Срочно!!! Но где их взять? Где те, которые оставались в одиночестве? И как они с этим решили? У Славы было, но потом появилась Аня. И все... Значит, нужен другой человек. Но я больше не могу подпустить его к себе. Но я и так слишком далеко пустила его в себя. И потеряла себя, да и его тоже. Почему у нас ничего в последний раз не вышло? Почему больше не получается разговаривать?..»
==========
Наревевшись, Юля открыла «Письмо к Амазонке» Цветаевой, чтобы еще раз убедиться в правильности своего решения, укрепиться в вере. Она перелистала письмо раза три... и вдруг, как озарение, как вспышка. Она увидела только: «— Ведь она умерла во мне, для меня — лет двадцать назад?». Юля перечитала их еще раз, еще...
«Вот оно: “Не обязательно умирать, чтобы умереть... Седые волосы, сметающие лицо с лица земли... с чуть более поседевшей головой. МЦ”. Ведь это не про Младшую говорит Цветаева, а про себя! И восемнадцать лет назад , расставшись со своей Соней. Не было смысла жить. Уже не было никакой разницы, когда умирать. И каким образом, от чьей руки. Она давно была мертва. Именно тогда?»
Юлька быстро вернулась к началу письма, она читала, но смысл был уже совсем не тот, что несколько минут назад. Письмо про то, как не смогла любить Марина свою Соню, а Юля — Свету. Про нелюбовь к Соне — не смогла, убежала. Она пыталась оправдаться перед Барни, но когда доходила до этого абзаца, про свою смерть при том расставании, не могла больше писать.
«Значит, это не приговор. А что? Слишком позднее понимание того, что они натворили? Они не смогли любить дальше, их сломала любовь или... не смогла сломать. Или их сломало неправильное понимание любви? Почему любовь уничтожается дружбой и материнством? И те, не перерожденные Марина и Соня не смогли любить по-настоящему. Как и мы со Светой. У нас тоже любовь? Как и у них? Да? Очень похоже. Если я младшая, то все, что здесь написано, все только для оправдания моего поступка — расставания со Светой. А ведь любовь была!!! Нам удалось ее познать, прикоснуться к чему-то великому, вечному, совершенному. И мы жили, мы были счастливы. Но, сломались. Получить от судьбы такой подарок, а потом взять и выбросить. Испугались, не потянули. Ограниченные собственным разумом.
По-моему, теперь все становится на места. Да, я хотела любви, и я ее получила. Когда тебя вдруг выдергивают из мира, в котором и жить-то в напряг, и поселяют там, где все можно и все возможно, все изменяется в корне. Я же со Светочкой была совсем другой. Второй день, поход на обед, он же мне сразу показал, что я не хочу возвращаться в тот мир, откуда она меня вырывала. И неважно кто этого больше хотел: я или она. Главное, мы желали этого ОБЕ. Мы встретились и потянулись друг к другу, как два магнита. Какое счастье, когда тебя принимают, не осуждают, не ругают. Когда тебе весело, просто так, не из-за чего. Когда я приставала к ней нагло и бессовестно, мне хотелось нежности, мне хотелось ласки. Быть женщиной, и подарить любимой весь мир. Да, именно этого я желала в ту ночь. Но как получилось, так и получилось. Я больше себя ни за что не осуждаю. Она же меня не осуждала. Она только недоумевала поначалу, а потом быстро-быстро согласилась. Любовь... Что такое любовь? Почему мне стало так страшно в ту первую ночь? Я не ожидала, что будет, так хорошо. И испугалась. Сразу стала придумывать, что я во всем виновата. И Светочка тоже. Зачем? Нам же было хорошо. Очень. С самого начала. Я влюбилась в нее на море в первый день. И хотя не поняла этого, но уже была счастлива. Потом, на пляже до обеда — общение: от жилетки до анекдотов про смысл жизни. «Доктор, я жить буду?— А смысл?» О чем я думала, когда старалась уничтожить свою любовь!
Второе Я. Света — это Я, причем лучшая Я, о которой только мечтала, а тут живая, передо мной. От нее не надо скрываться, от нее не надо защищаться, с ней не надо воевать. С ней просто классно! И мое желание после ужина — попытка объединить мое Я кудазряшное с моим вторым Я — самым лучшим. Это даже не секс, или секс, но не тот примитивный, когда очередная скотина тебя использует вместо резиновой бабы, насилует ради собственного удовольствия. Здесь все по-другому. Одно легкое касание пальчиками ее щеки — и дрожь неконтролируемая по всему телу. Это у меня, а как она трепетала от любого моего движения. Самая интимная, самая желанная ласка — поцелуй в губки, в эти прекрасные нежные ласковые губки. Я даже поняла в ту ночь, что меня еще никто не целовал до нее. Это сверх-ласка... Не говоря о том, что мы творили в следующую ночь и весь день потом. Я случайно стала Женщиной. И только со Светочкой.
Как я могла забыть про эти восхитительные двое суток! Что я хотела? Конечно, отдать, подарить, но не себя, а свою любовь, моей любимой Светочке. Для меня и сейчас — это совершенно неразделимый процесс, не имеющий ни начала, ни окончания. Именно в это время мы были едины, как никогда больше. Несмотря на то, что мы выходили на улицу, купались в ночном море и просто спали. Мы были тем самым единым целым, о котором все мечтают. Именно тогда надо было понять, что это начало новой жизни, начало такого этапа, после которого возвращение в старый мир невозможно. Если бы я тогда это поняла! Если бы... Тогда все было бы проще. Последние несколько десятков метров, последние несколько шагов... Вершина.
Та вершина, с которой мы скатились. Чем же то состояние было лучше? Чем оно отличается от нынешнего? Не только же присутствием Светы, было еще что-то... И чего-то нам не хватило? Эта последняя ночь с убийственным расставанием...— Юля еще раз вспомнила ту ночь. Сердце сжалось, оно кровоточило, как незаживающая рана.— Зачем? Зачем я это сделала? Дальше некуда! Дальше только вниз, только назад — в свой мир. И вот он, сейчас — вокруг меня. Я одна, Света в Воронеже, тоже одна, и мир — мерзкий и противный. Или нет? Да нет, вроде бы... Вон и небо красивое, вот и солнышко сейчас опустится в воду. Значит, не только присутствие любимой рядом определяет, есть ли любовь или нет. Значит, собственное ненавидящее сердце. Как она — Марина — могла любить Соню, если она не любила себя?
Мы не смогли преодолеть это одиночество, как ни старались. На то он и курортный роман, что заканчивается с окончанием потока. И не важно, поток закончился или Младшей захотелось вдруг ребенка, или еще что... Выходит, все равно, такие отношения невозможны, неестественны и не имеют права на жизнь. Надо все забыть. Хоть и было хорошо, но это не могло продолжаться вечно. Надо ЗАБЫТЬ!!! Забыть все. Может, в монастырь уйти? Чтобы подальше от этих соблазнов, посвятить себя Богу. Надо думать.
Да, я испугалась. Да, я предала свою любовь. Но это же была любовь, притом настоящая. Без всяких оговорок, без всяких допущений. И неправда, что мы не смогли продвинуться дальше с той ночи. Что же произошло? Зачем мы расстались? Никто не захотел принять решения за другую: я ждала, чтобы Света за меня решила, она ждала, чтобы — я. Неправильно это... Неправильно.
Где же причина? В чем причина того, что мы испугались? Будущих трудностей? Так они даже в качестве призраков не сформировались. Будущего осуждения? А будет ли оно? Не знаю. Того, что я не смогу любить ее долго? Возможно. Но я же хочу. Я сейчас хочу, а тогда?.. Тогда я испугалась... А может, «собственное ненавидящее сердце»? Я не знала любви до Светы. Ничего мы не умеем: ни любить, ни жить счастливо. Да, только со Светой вместе учились любить. Ошибались — исправляли. Находили — радовались, как дети. Я не чувствовала себя взрослой, не чувствовала себя ответственной хоть за что-нибудь кроме себя и своего отношения к ней, моей любимой Светочке. Но этой ответственности в мире, в который мы должны были вернуться, я не хотела. Мир, который учит только ненависти, распаду, разложению, не принял бы нас, таких счастливых. Или как? Не знаю. Курортный роман многое объясняет, от многого освобождает, но я не хочу возвращаться в тот мир одна, как уже вернулась Света. Интересно, как она там? Хочется позвонить, но страшно. Вдруг она меня осуждает, как я ее осуждала. У нее есть на это полное право: я же ее совратила, я ее и бросила.
Где же научиться любви? Где перековать свое ненавидящее сердце на любящее? Готовое не только любить, но и принять другую любовь. Любовь не бывает неразделенной. Неразделенная любовь — чушь. И не любовь это, а так заблуждение, желание, похоть, страсть... А со Светой было единство, самое единое, самое тесное. Я знаю, что в моем шкафу остались Светины вещи, но я не хочу их доставать, потому что я не смогу выдержать такого испытания. Я узнала, что мое платье становится мне более приятно, когда в нем хоть день проходила Света. Тем более, когда я одеваю что-нибудь из ее нарядов. Они более мои, чем те, в которых я приехала. Нет, я боюсь открывать тот шкаф. Или нет? Я открою его сейчас и соберу все вещи, а утром же уеду к ней. Я приеду и скажу:
—Милая, я тебя люблю... Если ты будешь не против...
Нет, так не пойдет. Я увижу ее глаза и все пойму. Если она любит, мы будем вместе, а если нет... То жить мне больше незачем, возьму билет на ближайший же поезд до Москвы, а по дороге потеряюсь. И никто не узнает, где могилка моя. Все равно, без нее мне нет жизни. Я не хочу без нее жить. Я не смогу. Хотя, вон Марина Цветаева еще долго жила, мучилась из-за того, что не дала себе права любить, из-за того, что они обе не дали себе такого права. А я уже дала себе право любить. Именно сегодня. Только сейчас. Я любила или не любила вчера, но вчера прошло. Я буду любить или не буду любить завтра. Но я готова любить свою Свету сейчас, сегодня. Только бы она захотела вернуть. Я думаю, вместе мы сможем решить и не только это. Даже с ребенком. Я же ей не смогу препятствовать, если она захочет. Я ее люблю. И я это ей уже разрешила. Она сама знает, что ей нужно. И если ей понадобится этот пресловутый цветаевский Ребенок, то я готова и его принять так, как принимаю Свету.
==========
Юля решила: да, любовь была. Была настоящая любовь, которую она же сама и предала. Да, сейчас все просто. Дать телеграмму, любого содержания, и все. И этим заставить Свету принять решение. Если там не будет категоричного «Прощай», то это будет означать лишь одно: я тебя люблю, и заставлю тебя любить меня, пока мы не поубиваем одна другую. Это понятно. И это страшно. Да, собиралась просто приехать и посмотреть в глаза. Что там можно будет увидеть? Кроме удивления и радости? И какой вывод можно сделать из этого? Любой. Удивления больше — она не любит. Радости больше — любит. Ну и что? Что за жизнь впереди? Дальше идти некуда. Н Е К У Д А !!!!!
Стать ближе — невозможно. Скатиться к обычной семейной жизни, как муж и жена, или еще хуже, две жены... Обе крутые, у обеих дети. Не хочется, да и не получится. Да, доказать можно, что угодно: и что любим, и что уже не любим. И что виновата, и что невиновата. И что можно найдем что-то такое, что сможет нам помочь, и что не нельзя. Какая разница...
«Я этого хочу? Действительно, хочу ли я жить со Светой? Или еще круче... Хочу ли я жить вообще? Ну, додумалась...
Итак, подводим неутешительные итоги. Курортный роман закончен, и со Светой тоже надо заканчивать. Продолжение со Светой невозможно. А надо жить. Как? Надо пробовать. Итак, сон — страшный или приятный — но сон. Я проснулась и мне придется жить дальше. Все начинается сначала. Хватит сопли мазать по этому поводу. Может, еще не все потеряно. Может, может... Надо срочно найти мужика. Для контраста, для смены ощущений, для того чтобы отвлечься...»
|
