Глава 4. Жить надо сейчас
Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
Иван Сергеевич Тургенев
«Проводив Лену со Стасом, я не спеша разделась и завалилась в кровать. Как у Цветаевой? «Собственное ненавидящее сердце». Возможно, в этом и есть решение проблем. Но как его перековать? Как и где? С таким сердцем, что мужчина после женщины, что женщина после мужчины — никакой чистоты нет. Кошмар сплошной! Да и не нужно его перековывать! Проще — умереть. Ведь именно этого я добивалась от Стаса. Не секса же мне надо было от него, только чтобы он на меня повелся. Какое интересное самоубийство. Ну, вот те раз... Додумалась.
Еще недавно мне казалось, что без Светы я жить не смогу, но ведь живу же. Да, думала, если приеду в Воронеж и не увижу того, что ожидала, то есть любви, то пропаду без вести. Ведь меня ничто на этой земле больше не держит. Ничего не знаю! Эти дни и ночи, какие прекрасные и ужасные! Со Светой и без нее. Что же теперь? А ничего. Вообще, ничего. Я ВСЕ МОГУ. И это самое страшное, что я узнала в этой жизни. Поэтому...
Зачем мне все? Так классно было, когда я ничего не умела, жила — куда кривая вывезет. А тут узнала, что все могу, но ничего не хочу. Это же страшно, когда только от тебя все зависит, только от того, что скажет твоя задняя левая нога. Вот захотела мужика — получила. Правда, прицепом получила еще и девку, которая готова не только в постель, но и на край света. А это страшно! А так хотелось найти широкое плечо, чтобы за него спрятаться.
Последнее искушение Христа: «и показывает Ему все царства мира и славу их, И говорит: все это тебе дам, если падши поклонишься мне». Вот весь мир у меня под ногами, и даже никто не требует, чтобы я поклонилась за это. Ни падши, ни стоя... И зачем мне все? Я точно знаю, как мне все получить. Но зачем? Зачем мне это нужно? Тем более, все? А что бы я хотела, если я поверю в это? Зачем мне этот мир? Мне была нужна только Света. И только ей этот мир можно было бросить под ноги. Мне же он не нужен! А Свету я прогнала. Насовсем. Сама. И если бы Света за меня решила наш вопрос положительно, я бы отказалась. Потому что себе не верю ни на грамм.
Власть над миром. Иерархия — когда ты стоишь выше всех на целую ступеньку, даже на десять, особенно, когда это тебя не интересует. Та же самая Американка. Очень хорошая игра. Вот еще пару заставила играть. А надо ли мне было это? Не знаю. Может, им надо. Американка — это класс. Да, этим опытом можно пользоваться в мире. Если кто-то хочет быть рабовладельцем, то можно ему такой шанс предоставить. Только при этом умело играть роль рабыни, чтобы он вдруг не заподозрил моего явного лидерства. Или наоборот. Он хочет власти над собой — уничтожь его раба его же методами. Это даже проще. Заставить его придумать свои правила и всегда нарушать их по всем пунктам, пока у него фантазия не иссякнет, тогда можно будет ему сказать, что рабская роль гораздо хуже, и положение господина ничем не отличается от его роли. Но не в любви. Тут до чего-то мы со Светой не додумались. Где-то надо найти еще одну, две, а может, и десяток мыслей, которые взорвут эту человеконенавистническую систему, в которой мы воспитывались. И появится новое качество — выход из нашего положения. Нет возможности двигаться вперед — катишься назад. А надо еще то, чего не смогли найти Марина с Соней, чего мы со Светой не нашли.
Света. Моя Света... Почему это она моя? Она как была сама своя, так ею и осталась. И если бы на меня кто-то объявил право собственности, я, может быть, воспротивилась бы, а может, и нет. Хотя, скорее всего, да. Я сама за все отвечаю. Уже пора.
Значит, так. Оставляем Свету в покое. Что остается? Только я сама. Я и моя никому, даже мне, не нужная жизнь. Моя жизнь. Какая разница, со Светой или без нее? Все равно — это моя жизнь. Мама... А мама? Как я про нее забыла? Да, забыла. Ну и что? Да и не нужны мы давно друг другу. К сожалению или к счастью? Не знаю. Но всю неделю я про нее и не вспоминала. А тут, на тебе, вспомнила. Ничего, переживет! Что переживет? Да все, куда денется?
Для чего появилась на этом свете? Ни для чего. И никто не смог мне даже намекнуть, зачем я живу. Хорошо тем, кто знает. Кому — миллион долларов украсть, кому — чтоб пальцы в дверь не проходили, а кому потащиться на игле пару годиков, напитаться эндорфинами... и летальный исход. Летальный исход. Все стремятся к смерти. Зачем? Чтобы испытать это неповторимое блаженство, которое самое запретное, самое страшное — переход из бытия в небытие... И все — боятся той грани, неизвестности, поэтому и оттягивают свой конец.
Как Анька умирала... Кошмар какой-то. Лейкемия. За те полгода, что провалялась в больнице, сколько средств было угрохано, сколько процедур и операций. В мае перед самой смертью была как старушка, в парике и платочке. И вся сморщенная, бледно-бледно-желтая. А как цеплялась! Страшно все-таки переступить эту последнюю грань.
А я ничего не боюсь. Ничего, даже умереть. И правильно спрашивала Света: ты готова умереть? Да, готова! И тогда была готова и сейчас. Вот прямо сейчас. Только как? Броситься с крыши — тут четыре этажа, можно и не разбиться. Травиться или топиться? Глупо и некрасиво. Нет, самоубийство — богопротивно...
А если так, как Христос, по собственному желанию. Если желание есть, если есть возможности, то надо пробовать. Света, когда узнает, поймет и простит. Мама переживет. Все. Остальные меня даже не интересуют. Может, Свете черкнуть пару строчек? Нет!!! Утром, когда меня найдут, сразу письмо вскроют, потом Свету таскать будут по ментовкам. Поэтому ничего писать не буду! Умерла, так умерла!
А если не получится? Тогда придется жить...»
==========
Юля перевернулась на кровати и, накрывшись простыней, легла умирать. Жизнь со всей ее бессмысленностью больше не тянула назад. Хотелось только, чтобы это закончилось и как можно скорее. Юля думала, что лучше всего отключить? Конечно же, сердце. Это правильно. Как только кровоснабжение прекратится, сразу же наступит смерть.
Юля стала прислушиваться к звуку своего сердца. Прошло совсем немного времени, как она настроилась на нужные ей ощущения. Она каждой клеточкой своего тела слышала, как сердце, не обезображенное болезнями, ровненько отсчитывало свой ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук... Юля вся сконцентрировалась на этих мышцах со всей системой входных и выходных каналов. Заклинить клапан? Или не дать растягиваться мышце? Клапан заклинить нечем. Придется сжать сердечную мышцу и не впускать туда кровь. Юля попыталась на очередном выпуске не дать мышце расслабиться. Пропустила один удар, два, три... тук-тук. «Не получилось!!! Неправильно все, надо просто сжать ее навсегда! А не буду ли я жалеть? Нет, ни в коем случае. О чем? Прекратить жизнь полную страданий и несчастий? Не в этом ли самый большой кайф? Все решено. Окончательно и бесповоротно. Через десять ударов сжимаю навсегда. Раз, два, три... девять, ДЕСЯТЬ!!!» Кровь вышла и больше не вливалась в сердце. Его будто сжали, как губку, в маленький-маленький комочек.
Сначала в голове у Юли наступила полная ясность, и слово: ВСЕ! Потом сознание стало блекнуть и исчезать. Никакой боли, никаких неприятных или приятных ощущений. Только констатация факта: все! И после этого она увидела себя, как со стороны. Она увидела, как ее сердце сжала чья-то очень сильная рука. Дыхание прекратилось, но даже глаза остались закрытыми. Теперь точно, все! Замечательно! Порог преодолен! Нет больше оков, соединяющих ее с этим миром, нет больше самого мира — того, противного и страшного, в котором пришлось долго и бесполезно мучиться.
Вся Юлина предыдущая жизнь как будто сконцентрировалась в двухминутный ролик и промелькнула перед ее глазами. И самые основные моменты, на которых базировались события жизни: страх, ложь, гордыня, неверие. «Для чего все это было нужно? Куда направлен вектор этого движения? К смерти! Вот ведь как! Значит цель моей жизни — смерть? И моя борьба за место под солнцем, со всеми моими страданиями и мучениями, кстати, мною же запрограммированными — только для того, чтобы цель была выполнена не быстро, но наилучшим образом. А было ли что чистое и светлое? Было! Когда? Я себя в этом возрасте не помню. Наверное, слишком маленькая была, когда еще позволяла себе жить так, как мне было необходимо. И еще одно крупное светлое пятно: моя любовь к Свете, моя жизнь с нею. Но и тут были инородные включения. Что это? Мои мысли! О том, что счастье не может длиться вечно или хотя бы довольно долго потому, что так не бывает, что так не положено, что я недостойна такого, что нельзя все время падать вверх. И я же испугалась своей любви, сбежала сама, прогнала ее. И добилась выполнения своей цели, несмотря на ее бесчеловечность и неправильность — умерла!
И теперь куда? К Нему? А можно? Но я же очень хотела. Я и сейчас хочу».
Прямо перед ее взором возник Он. Она узнала Его. Нет, Он был совсем не таким, каким Его изображают на картинах и иконах, но это был Он. Не было человеческого тела, был дух, светлый и чистый.
—Я пришла к Тебе,— сообщила она, не пользуясь словами.— Я хотела переселиться в другой мир, быть ближе к Отцу Небесному.
—У тебя еще не все дела закончены.
—Я не знаю, зачем я жила... Живу.
—По человеку ноша. Каждый нужен на своем месте.
—Ты меня не примешь?
—Я всегда с тобой, пока ты жива.
И Он исчез.
Юля осмотрелась. Она здесь никогда не была. Невиданные растения, невиданные звезды и солнца. И тут она поняла, что значат Его слова. Она многое поняла за тот короткий промежуток времени, что была там. Это можно только почувствовать и принять.
==========
«Однажды мне рассказали такую притчу: мол, не понравилось Богу Его творение — человек, и решил Он спрятаться. Долго думал, куда: на дно океана — пройдет время, и люди сделают подводную технику совершеннее и найдут Его, в космос — ракеты уже летают — тоже найдут. И рассыпался Он на бесчисленное количество частиц, поселился в каждом человеке. И с тех пор, где только не ищут люди Бога, забывая посмотреть в себя.
Что-то в этом есть, но не совсем понятно: только собрав всех, можно найти Бога или в каждом есть всемогущий Бог?
Бог и человек. Вера и религия. Жизнь в согласии с Богом и Божьей волей или бездумное выполнение религиозных ритуалов и обрядов. Человек разделил себя на тело и душу, но постоянно занят заботами о теле. А вера в Бога ему необходима, чтобы заботиться о душе. Но как эта забота проявляется? Время от времени зайти в церковь или заучить наизусть слова молитвы, давно потерявшие смысл от механического повторения, и можно уже считать себя верующим. И не так важно, каким именем человек называет Бога для себя, основа везде одинакова: Господь и раб Божий... Раб? И здесь тоже Американка? Интересно! Тогда желания и страхи раба определяющие. Чего хочет человек и чего боится? Хочет смерти и боится смерти. Только этого он не может получить при жизни, только этого добивается. То, чему посвящено все его свободное и несвободное время — добывание материальных благ, достижение власти, даже получение знаний — все, в конечном счете, направлено на достижение смерти.
А чем еще занять время? Что такое душа — вразумительно никто сказать не может, как и дать однозначное определение добра. Творите добро! Ходите только правой ногой! Не одного ли порядка эти призывы? Поэтому и человек греховен изначально — не может он ходить одной правой ногой. Человек, разделив себя на тело, душу, разум — потерял свою целостность и свою связь с Богом, запутавшись в противоречиях, уничтожил свою личность как целое.
Бог есть любовь. Только одно слово смущает — «есть». Они равны или тождественны? А может тут ошибка? Бог может быть любовью, может и не быть любовью? Нет, неправильно. А если нет других слов, чтобы выразить мысль? Для таких понятий слов всегда не хватает. Бог есть все — совершенство в движении, изменении, жизни. А любовь — принцип, по которому это совершенство движется, изменяется, живет. Все и принцип? Очень большое различие. Все и жизнь? Это — ближе. Все и Вселенная. Глубинная сущность и ее воплощение. Вот это очень близко. Это то, чего мне не хватало. Перевода этих слов.
Как часто слышим мы эту фразу: «Человек создан по образу и подобию Божиему». Значит, человек как Бог. Человек способен творить, но Бог может творить несравнимо больше. Человек может любить, но Бог любит всех изначально. Человек ошибается. А Бог? «И раскаялся в деянии рук своих». Раскаялся? Нет, об ошибках Бога не буду. Бог, такой, каким Его представляют люди, ограничен уровнем человеческого понимания. А все, что не входит в круг их понимания, люди отдают во власть противника Бога, то есть сатаны. А может ли быть противник у Вселенной? Конечно же, нет! Ведь кроме нее ничего больше не существует. Тогда и у Бога не может быть никакого противника. Противостояние Богу происходит только в человеческом разуме. Выходит, что сатана — князь мира сего — сам человек и есть. А о Боге мы знаем бесконечно мало, и эта крупица знаний не идет ни в какое сравнение с непознанным. Вот и боремся мы с этим огромным непознанным, с этим бесконечным миром, с Дьяволом, с сатаной, с олицетворяемым им злом, не задумываясь о том, что уничтожив зло, люди уничтожат мир. Но, слава Богу, это даже Богу не под силу. Он не может покончить жизнь самоубийством. Он вечен или даже предвечен. Он Бог живых, а не мертвых. И времени для Него в нашем понятии не существует. Чем измеряется человеческое время? Количеством оборотов Земли вокруг своей оси или вокруг Солнца. Это ли время для Бога?
У вечного Бога и время должно быть вечное. Смешно было бы измерять его, используя одну двадцать четвертую часть оборота Земли вокруг своей оси. Это то же самое, что считать Землю центром Вселенной и отрицать бесконечность последней. Я верю, что во Вселенной мириады таких же миров, как наш. И думаю, что время Бога не имеет измерений. Да и мы измеряем время только для удобства — чтобы знать, сколько до смерти осталось. А если абсолютного мерила времени не существует, то есть только миг, в течение которого происходит изменение: от одной совершенной формы, к другой, не менее совершенной.
Стоит ли об этом размышлять? Наверное, да. Ведь если мы со Светой дошли до того, чтобы принять одна другую, как себя, и даже больше чем себя, то дальше, следующий шаг должен быть только в небо. Но при этом не умереть и вознестись душой, а как раз наоборот — ожить. Переродив душу и тело, сплавив их в единое целое. Чтобы не было возможности перекосов, чтобы не было потребности звать Сатану или Бога. Чтобы голос Бога я слышала постоянно.
Но у меня же получалось! И я слышала голос Бога, когда рядом со мной была Света. Да и сейчас... Откуда бы я это узнала без Его помощи? Все сразу становится на свои места. Я знаю, где искать свое счастье, совершенство, силы, возможности — у себя! У меня все это уже есть! Надо только направить себя на создание счастья, жизни!»
==========
Я снова увидела себя мирно лежащей на кровати. За окном темно. Рука, державшая в стальном зажиме мое сердце, разжалась. И я вздохнула полной грудью. В голове полная ясность. Все стало на свои места. Смерть не страшна! Только после смерти ничего не будет — вот что неприятно. А если там не будет загробной жизни, то теперь я точно знала, что мне делать — ЖИТЬ!
Жить в полную силу, ничего не откладывая на потом. И именно в эту жизнь надо сделать все по максимуму. Что только можно придумать, что только можно пожелать. А Он? Он всегда со мной, Он поможет мне понять, что же я хочу, что мне необходимо и что мне надо делать СЕЙЧАС.
Еду к Свете. Мне нужно окончательно выяснить: согласна ли она еще раз начать все заново? Если это, вообще, возможно. Я уже начала сомневаться. Сможем ли мы любить или она хочет поставить точку на том, что было? Я хотела бы жить С НЕЮ.
Но каждой нужно и можно захотеть.
==========
Юля взглянула на часы. Три тридцать. Столько передумано всего за эти три дня, а сколько еще надо думать. Но первое решение принято. Юля, обхватив руками подушку, лежа на животе, не накрываясь, пыталась заснуть.
Полежав полчасика, Юля присела на кровати. И тут она вспомнила, что где-то там наверху есть люди, которых она еще в прошлой жизни загнала в тупик и бросила.
==========
Рано утром Юля встала, собрала вещи, хотела сдать номер и на первом автобусе уехать на станцию Тоннельная. Но телефонный звонок в справочную вокзала сменил все планы. Утреннего поезда не было, на дневной все билеты, даже бронь, были распроданы еще за неделю, оставалась только надежда уехать вечером. Было, конечно, еще рано, но Юля набрала домашний телефон. Поговорила с мамой. Недолго, рассказала какая погода, как загорается... Мама даже не наезжала, что дочь не звонила давно. Ведь когда добралась — сообщила. И вот сегодня. Юля, чуть ли не нажала кнопку отбоя, как поняла, зачем же она звонила:
—Мам, прости меня...
—Юль, что случилось?
—Ничего. Просто захотелось вот так сказать. Все будет нормально.
На завтраке за своим столиком Юля оказалась одна. Лена со Стасом, хорошо, если до обеда выберутся из номера. Но за соседним столиком Юлино появление вызвало напряженность. Тот мужчина с блондинкой, иногда бросал на Юлю взгляды, которые перехватывались его спутницей, хотя та изо всех сил старалась не смотреть в сторону соперницы. «Да не соперница я!»— хотелось крикнуть Юле. И тогда она поднялась из-за своего столика и подошла к ним.
—Здравствуйте. Меня зовут Юля. Вчера на завтраке кое-что произошло, я хотела бы извиниться... за свои желания. И сказать, что...
—Де-е-еву-ушка...— начала было блондинка, собираясь сказать все, что накопилось за эти страшные сутки, но подняв глаза и встретившись с Юлиным взглядом, в котором сегодня не было вчерашнего натиска, вдруг смягчилась, показала на свободный стул:— Присаживайтесь.
—Я не надолго вас отвлеку. Извините, что испортила вам целый день отдыха. Я теперь знаю, что так нельзя было делать.
—Ничего Вы не испортили... Меня зовут Александр,— он показал на свою спутницу, представил:— Наташа. Юля, вы... наверное, выступили катализатором... Да, мы целые сутки ругаемся, пытаемся докричаться один до другого и не можем. Но это наши проблемы. Вы бы не появились и, тем более, не подошли, если бы у нас все было в порядке.
—А я так некомфортно себя почувствовала, когда вас увидела. Мне показалось, я тоже немного виновата,— оправдывалась Юля.— Я же хотела...
—Юля, может, вы посидите, послушаете...— предложил Александр.— Может, что и подскажете, если вы так можете... поднять такую бурю... в стакане. Я уж не знаю, что Наташа себе придумала, но она считает, что я с вами ей уже изменил... не отходя ни на секунду от нее.
—А ты ревнуешь ее больше чем меня,— надув губки, сказала Наташа.
—Наташа, а ты не слышишь, какую ты чушь несешь? Неужели только ревностью моно оценить любовь?
—Саша... Какая любовь? Мы что в третьем классе? Я не понимаю, что происходит! Почему я себя чувствую брошенной?
—Ты же знаешь, никто тебя не бросал. А если ты считаешь, что у нас и не было любви, то, что мы с тобой делаем?
—Отдыхаем...
—Наташа, если не секрет, скажите мне, пожалуйста, Вам любовь не нужна?— подняв взгляд на нее, спросила Юля. Она заметила, каким непонимающим взглядом одарила ее Наташа, Юля уточнила:— Если Вы считаете, что любви нет, тогда скажите, что вас держит с Александром вместе?
—Юля, я перед тобой не собираюсь отчитываться.
—Но между вами сейчас только эта проблема. Саша считает до сих пор, что Вас, Наташа, любит. А Вы считаете, что никакой любви быть не может, да и не было никогда. Может, вы понимаете совсем разные явления под одним словом?
—Вот я и пытаюсь ей объяснить, что если бы мне не было с нею интересно, если бы я с такими трудностями не сбегал из дому, чем же это можно оправдать, если не любовью? Любовь — игра: азартная, с адреналином, с препятствиями, которые кажутся непреодолимыми. Иначе, зачем все это? Или только чтобы мне потратить лишних две-три тысячи долларов?
—Вот снова ты... постеснялся хотя бы посторонних. Я не проститутка. Не надо на меня тратить, чтобы со мной спать.
—Наташа...— снова покачал головой Александр.— Я же тебе вчера объяснил. Это ты себя считаешь такой... Не я, не Юля. Скажи, что закончилась любовь. Еще лучше, скажи, что ее никогда и не было. Был только расчет, что ты хочешь получить какие-то средства или удовольствия... как раз за то, что ты будешь со мной спать.
—А если я скажу, мне надо будет выметаться из номера?
—Зачем ты это сейчас придумала?— спросил Александр.
—Я не придумала, я констатирую...— Наташа подняла глаза на Юлю, та все также сидела, почти не вмешиваясь в разговор...— Юля, Вы мне можете объяснить, что такое любовь? Ведь вы же знаете.
—У меня мало опыта...— грустно улыбнулась Юля.— Попробую. Конечно, мне ближе трактовка любви Александра: любовь — азартная игра. Но если он силы направляет, как я поняла, на борьбу с миром, чтобы защитить свое право любить Вас... Наташа, не знаю, прав ли он. У меня чуть другое: любовь дает силы, силы очень большие, и если не использовать их по назначению, то может разрушить все... даже саму любовь. Я тоже не верила ни в какую любовь, думала, что была она у меня когда-то в юности. Было все, и томление под грудью, и сладостное замирание, когда еще чужие, но уже любимые губы касаются твоих губ... а потом было страдание, было и предательство. Все проходили через это. А я нашла свою любовь. Здесь, на этом потоке. Я летала, я все могла... да и сейчас все могу, хотя не знаю, есть ли у меня все та же любовь, или та закончилась, и началась новая.
—С Сашей?— насупившись, спросила Наташа.
—Наташа... ну как Вам не стыдно. Я же сказала, что все могу — значит, моя любовь еще не закончилась. Вчера вышла на завтрак с одной единственной целью найти себе мужчину до конца потока. Снова искала... и нашла того, кто подходит под мой идеал... внешне подходит, я же ни разу с Вами, Александр, не говорила... Вы мне понравились, когда я в первый вечер Вас увидела, но я посчитала, раз Вы заняты, то я, конечно же, мешать не буду. Вчера я уже так не считала. Меня бросили или я сама отказалась... тут уже без разницы. Вы мне нравитесь, и Вы должны быть моим. А то, что Наташа устроила сцену ревности... после того, как мы с нею померились силой... это уже ее вина. Я от вас отстала... Я скажу Вам честно, если бы вчера не пришли Лена со Стасом... Вы бы, Наташа, сами бы уговаривали Александра... что со мной ему можно. И Вы не будете обижаться и считать это изменой. Слава Богу, до такого не дошло. Наташа, а может, я неправильно поняла ваш взгляд вчера? Или то, что сегодня Вы все время пытаетесь выставить меня своей соперницей?.. Не надо. Я не буду ни с Сашей, ни с Вами... Я же только за это свое двухминутное желание просила прощения. Когда я хотела Александра. Да хотела, да могла...
—Юля, а Вы любили... Вашу подружку? Рыженькую такую...— уточнила Наташа, когда услышала про то, что не только Саша, но и она сама могла добиваться ее любви... секса с нею... если бы Юля так решила.
—Да. Никогда не знала, что мне будут нравиться девушки... что полюблю именно девушку. Но тут... есть человек и человек — не важен пол. Важно, что ты с этим человеком сама летаешь... Хотя, почему любила? Мне кажется, я до сих пор ее люблю. Но мы расстались четыре дня назад. И не только потому, что она уехала. Мы не знали, как дальше жить, любить. Теперь я знаю... поеду, расскажу, что придумала.
—Я не верю в такую любовь,— покачала головой Наташа.
—А никто и не заставляет,— улыбнулась Юля.— Хотя, если бы не эта любовь, у нас со Светой был бы такой же роман, как у Вас, Наташа, с Александром. Я тут чего только не думала, и что все подходит под курортный роман, и что Света захотела найти себе любовницу... и что у нас все очень серьезно. Но результат такой, какой есть: я — одна... она тоже уехала одна. А еще знаете, Наташа, когда мы однажды начали делить власть, она сразу так хорошо освоилась в подчиненной роли. Да и я хотела именно ее... И это правильно. Нас же воспитывали девочками, служанками, рабынями... А Вы, Наташа, смогли бы взять ответственность за все, что у Вас с Александром, в свои руки?
—Такой вопрос и не поднимался,— посетовала Наташа.
—Нет, Вы скажите: могли?
—Нет. Он — мужчина. Пусть и решает.
—Вот, а я Вам, Наташа, скажу по секрету, что тот, кто играет подчиненную роль, тот и устанавливает правила. Ну зачем Вам этот отдых, если за него Вам надо платить такую цену? Отдаваться нелюбимому человеку? Может, проще найти любовь?
—Вы думаете, мне с Вами будет легче найти ее?
—Наташа, я же Вам сказала... Я еду к той самой рыженькой девушке. И пока я с нею не поговорю, я даже думать не хочу ни о ком. Я ее люблю. Я же сказала, что вчерашняя злая, голодная и брошенная Юлька могла заставить кого угодно... хоть Александра, хоть Вас. Можно было заставить Вас уложить меня с ним в постель. Но это было вчера. Я меняюсь... каждый день, пытаюсь найти себя.
—Вы знаете, Юля...— вступил в разговор Александр.— Пусть Наташа еще поревнует немного... Вы мне нравитесь! И действительно, нужен был только один разговор, чтобы Вы меня уговорили. Вы меня даже сегодняшним разговором... именно этим, когда пришли отказываться, просить прощения, влюбили в себя. А если было бы желание... Ваше... то вообще...
—Нет, Александр... Я же сказала, что люблю другую. По-настоящему люблю. Правда, поздно поняла это — только сегодня ночью. Не держите на меня зла, пожалуйста. И еще раз, простите...
—Я, конечно, могу представить... как это — мочь все... но потом отказаться от этого... А я, наверное, сама запуталась. И придумала себе столько лишнего... особенно, про себя. Юля, я на тебя не обижаюсь... Прости ты меня, ради Бога.
—Так я и не думала такого. Ты-то чем виновата?— переспросила Юля.
—По-моему, я уже поняла. Я сама делаю свою жизнь. Спасибо тебе!
—Тогда, можно, я пойду, тоже позавтракаю?
Что Александр, что Наташа улыбнулись Юле... но это было не совместное их желание: они оба были немножко влюблены в эту сильную, неземную Юлю.
==========
Юля только присела за свой столик, как к ней неожиданно подошел незнакомый мужчина, которого она раньше и не замечала, и, поздоровавшись, спросил разрешения присесть. Юля не возражала.
—Я не успела подумать, чем мне себя занять, как сразу появились вы. Странно.
—Ничего странного. Я давно хотел к вам подойти, но все никак не получалось. Леонид,— представился он.
—Юля,— улыбнулась она.— Чем же вызван интерес к моей персоне, позвольте узнать?
—Очень приятно. Юля, я человек военный, прямой. Поэтому, надеюсь на взаимную прямоту. Я хотел бы поговорить о вашей подруге — Светлане. Если не хотите, можете сразу посылать.
—Отчего же? Можно и о Свете поговорить. Она вас сильно напугала?
—Да, было такое. А вы тоже подверглись ее жесткому влиянию, проникновению в ваши тайны, в вашу душу?
—Нет, Бог миловал. Но несколько наглядных примеров ее воздействия на других я видела. Так что же вас в ней интересует?
—А она, вообще, человек?
—Да. Мне так показалось. Человек, девочка, маленькая... По крайней мере, я не заметила ничего, чтобы в этом усомниться,— улыбнулась Юля.— Рассказывайте, не стесняйтесь.
—Я встретил ее ночью в ресторане. Подумал, что девушка ищет развлечений, и присел к ее столику, поговорили. Потом, несмотря на ее уходы, прощания, мы оказались в ее номере... в вашем, 308-м... И так получилось, что развлечения ей были не так и нужны. Пока я спал, она писала рассказ. И спала-то она всего пару часов.
«Значит, Света меня обманула, сказала, что устала, как собака, и будет спать, а сама пошла в ресторан»,— Юля быстро сообразила, что единственная ночь, когда это могло произойти, это была первая, сразу после знакомства. Ведь остальные они провели вместе.
—Так что же случилось в ту ночь, что возникла потребность поговорить со мной? А если вы мне этим сделаете больно?
—Я — вам?— удивился Леонид.— Простите, заранее, я не хочу вам делать больно. Ни в коем случае.
—Успокойтесь, пожалуйста, это я так — гипотетически,— Юля даже подмигнула, чтобы не испугать Леонида.— Что же она в вас разрушила?
—Многое. Очень многое. А знаете, Юля, у вас тоже есть что-то такое, как у нее. Она иногда так взглянет... Вот и вы недавно на меня так посмотрели, я даже пожалел, что подошел к Вам.
—Извините, Леонид. Это я случайно. Я совсем недавно научилась, теперь хочу разучиться, а не получается быстро.
—А этому можно научиться?
—Наверное. Просто в голове переключается что-то... И крышу срывает. А вчера вздумала пользоваться этим. Ладно, это несчастье, кажется, пережили... Вы завтракали?
—Да, уже...
—Можно, тогда я... перекушу, и заодно продолжим. На чем мы остановились?
—На жизненных установках, которые Света у меня сломала. Вы же с ее рассказами знакомы?
Юля как-то неопределенно улыбнулась, хотя в первый раз услышала, что Света пишет. И самое главное, когда она это делает? Оказывается, сама Юля совершенно не знает Свету. А пока Юля, не подавая вида, сидела в своих размышлениях, Леонид достал из внутреннего кармана три исписанных с двух сторон листочка, вырванных из блокнота, протянул их Юле:
—Этого вы, наверное, еще не видели.
Юля сделала бутерброд, налила кофе, нашла начало рассказа и углубилась в чтение.
Уставший Странник
Заветное желание
Майор Иванов редко задумывался о событиях своей жизни. Он всегда путался в оценке происходящего и поэтому сразу погружался в поток дел, чтобы не впасть в отчаяние. Как и сейчас, он мчался в темноту, в эту никому не нужную поездку, стараясь не размышлять, а сосредоточить внимание на дороге. Несмотря на гололед, уже четвертый час он уверенно вел новенькие «Жигули» по знакомой ночной трассе. Автомобиль, набрав максимально возможную скорость — около тридцати километров в час — занял свое место посредине дороги. Он плохо слушался руля и становился совсем неуправляемым при нажатии тормоза или газа.
Майор любил ездить ночью, но сегодня ему совсем не хотелось отправляться в эту неожиданную поездку к теще. К постоянному напряжению в последние дни, связанному с неприятностями на работе, еще это ледяное зеркало на трассе. Хорошо, что ночь, поэтому дорога практически пуста. Если бы он ехал днем, то все нервы бы уже измотал: один чудак плетется, другой на встречную лезет, да и ментов пасется — не наработаешь на них. Антонина сидела рядом и всю дорогу молчала. Она успела наговориться за последние пару дней, не считая того, что всю жизнь только и знала, что говорила-говорила-говорила... А сегодня, наверное, понимала, что скажи она хоть слово...
Впереди замаячили габаритные огни. Приблизившись, минут за пятнадцать, Иванов различил, что это тащится ЗиЛ с прицепом. Обогнать на этом участке не представлялось возможным: впереди, где-то через полкилометра, начинались три поворота один за другим — серпантин. ЗиЛ еле плелся, а когда «Жигули» поравнялись с прицепом, майор увидел, что впереди движется еще один грузовик. Обгон отменяется, но теперь ему даже отстать не удавалось — «Жигули» так и катились по центру дороги.
Только перед поворотом майор заметил встречный КАМАЗ. Они шли лоб в лоб. Краем глаза он заметил, как побледнела жена и ухватилась за ручку над дверью. Руки и ноги стали лихорадочно что-то делать, а в голове за несколько секунд промчалась с мельчайшими подробностями вся его жизнь, от самых ранних воспоминаний до настоящей минуты.
==========
Майор не ощутил ни удара, ни боли. Вдруг все оборвалось, провалилось, исчезло. Он даже не чувствовал своего тела. Не мог вспомнить, кто он, и как его зовут. Он сконцентрировался весь в одну единственную точку, ставшую центром бесконечного пространства. Вокруг все пульсировало, точка то расширялась, то вытягивалась в эллипс, фрагменты окружающего пространства надвигались на центр или расступались, пропуская вспышки яркого света. Потом замелькало, как в калейдоскопе. Пространство схлопнулось, и сознание полетело в неизвестном направлении по бесконечному коридору. Не было ни сожаления, ни протеста против случившегося. Только одно беспокоило его, почему? Зачем так неожиданно? Может, вернуться назад? А куда? Зачем? Кого он оставил там, где был? Он смутно помнил, что существует кто-то, наверное, его ребенок, но и это было неточно. Он не мог вспомнить ни имени, ни даже какого пола был этот ребенок. И был ли он? Вся память осталась вместе с телом.
Стены тоннеля стали еле заметно раздвигаться, где-то далеко впереди показалась светлая точка. Точка была почти неразличима, как одинокая звездочка на ночном небе. Несмотря на то, что он несся с немыслимой скоростью, она не приближалась и не увеличивалась в размерах. Единственным желанием стало — долететь до этого манящего источника света. Казалось, что полет будет бесконечным.
Неожиданно, как показалось, со всех сторон, раздался довольно низкий могучий голос: «ВОЗВРАЩАЙТЕ!»
И майор открыл глаза. Разом вернулась память. Он вспомнил, кто он, но долго не мог понять, где находится и зачем, как оказался здесь и где был только что. Немигающим взглядом он уставился в ослепительно белый потолок. Неизвестно сколько прошло времени, пока в поле его зрения не возникла женщина в белом. Ее появление вывело Иванова из транса. Он моргнул, попытался пошевелить руками. Приподнял и недоуменно стал их рассматривать. Недавно у него не было ни рук, ни тела вообще, а теперь, вроде бы, снова есть. Мысли с трудом передвигались в его голове, казалось, даже их малейшее движение отдавалось нестерпимой болью в каждой клетке. Наконец, он услышал слова, произнесенные женским голосом:
—Очухался и, слава Богу! Теперь поспи — полегчает, а то взбегались тут все.
—Антонина?— негромко, как не своим голосом, спросил майор.
Медсестра отвела взгляд. Тяжелая пауза повисла в палате.
—Погибла. До больницы не довезли.
—Говорил же ей,— боль напомнила о себе новым приступом, и майор снова потерял сознание.
Очнулся он среди ночи. В палате никого не было. Иванов пытался во всех подробностях прокрутить в голове аварию. Воспоминания давили и настойчиво требовали своего осознания. «Все! Меня ничто и никто на этой грешной Земле не держит. Никому я не нужен, и мне никто не нужен. Я один. Хочется просто плакать от жалости к себе. Живешь, бегаешь, суетишься, а зачем? Там даже не помнишь, кто ты и кем ты был. И ничего не сможешь вспомнить. Но умереть не дали... И Антонина, еще...»
Когда Юля дочитала, она подняла глаза на Леонида, внимательно посмотрела, вздохнула и кивком спросила: мол, что тут непонятного?
—Все ведь так и было?— спросила Юля.
—Она сказала, что это неоконченный рассказ.
—Мне так не показалось. Только вот название... Не совсем про это.
—Нет, название — правильное... Но я ничего не увидел в тексте, даже намека... я у нее спросил, почему так? Она сказала: чего бы ты ни хотел, чего бы себе ни придумывал, сбудется только заветное. Оно всегда исполняется.
—Она не про Вас хотела написать. И ее «Заветное желание» тоже сбылось... почти.
—И чего же она хотела? Что может быть невозможного для нее?
—Я.
—Вы?
—Вот именно, вы же видели, что после этой Вашей ночи мы с нею не расставались. Мне, казалось, мы любим одна другую...
—Юля... Вы извините... Я как-то не сообразил. А я Вам сделал, все-таки, больно.
—Ничего страшного,— улыбнулась Юля.— Давайте лучше про Вас поговорим.
==========
Они вышли из столовой и отправились гулять по городу, почти до самого обеда Юля разговаривала с Леонидом... Хотя, разговором это было трудно назвать, Юля — только слушала, а он жаловался, как ему трудно работалось в управлении, как уволился, ушел на пенсию, но бывших чекистов не бывает. И даже сейчас, работая, казалось бы, в обычной банковской структуре, он все равно чувствует за своей спиной ту систему, к которой привык, которая всегда была ему тылом и опорой. Он даже начал сравнивать, чем одна система отличается от другой: органы и банк. Юля, сначала не перебивала его, потом отмечала для себя нужное, а потом уже откровенно зевала — надоело, тем более, ей показалось, что он начал повторяться. И что нового, вообще, она могла узнать, после того, как сама сыграла в Американку, а тем более, когда она ее закончила?
—Леонид,— решилась перебить его рассказ на полуслове Юля,— мне кажется, это — такие мелочи! Вы, как будто, не научились с этой системой бороться? Ведь и на старом месте и на новом... ничего же другого нет: я начальник — ты дурак, да? Но не это же главное в жизни. Если не загоняться в нее по полной программе в этой жизни можно найти столько хорошего! Ведь Вы же сами сказали, в органах ваших — главное — отчитаться. Как отчитался, значит, так и работал. В банке — сказал «слушаюсь» и пошел заниматься своими делами, контроля ведь еще меньше, да и тот, весь на Вас лично. Неужели трудно было найти себе девчонку лет тридцати? Вот и было бы и развлечение, и интерес в жизни.
—Легко Вам говорить...— сказал Леонид и осекся.— Я прожил два с половиной года вдовцом... И ни с кем серьезно не мог даже начать. А с другой стороны, нечем жизнь наполнить? Но ведь Вы правы... Найди и наполняй. Все же только от меня зависит. Юля, Вы чего улыбаетесь?
—Да так... Подумала про Ваше заветное желание... И снова то же самое получится. Не ставьте Вы ее во главу иерархии... назначьте себя. А?
—Думаете, я способен в таком возрасте влюбиться, как мальчишка?
Юля чуть не рассмеялась.
—Вы видели, я сидела на завтраке с одной парочкой, перед тем как вернулась за свой столик. Блондинку зовут Наташей. Она говорит, что она не в третьем классе, чтобы влюбляться. И также не верит в любовь, как и Вы, и не хочет брать на себя ведущую роль...
—Так же, как и я...— улыбнулся Леонид.— Вы это хотели сказать?
—Нет, я ничего не хотела сказать. Просто мы проходили мимо них недавно... Она так ревниво посмотрела на нас, на меня... У нее огромная нереализованная потребность в любви. И она только сегодня об этом узнала.
—Так она же не одна...
—И все одиноки. Итоги подведем? Та жизнь закончилась той аварией, потом Вы встретили Свету... сегодня поговорили со мной. Вовремя, кстати. Я — вечером уезжаю. За Вами осталось — только принять решение.
—Какое?
—Видела одну картинку... карикатуру. Там озадаченный мужик стоит с телефонной трубкой... и подпись: «Говорит, принимай решение! А какое — не говорит...» Я не могу принять Ваше решение. Вот Вы мне уже помогли. Я не знала, что Света пишет. Я тоже хочу писать... Иначе, как я могу определиться, что же я получила... Перевести мечты и опыт в слова. Может, кому-то еще будет интересно.
==========
На обеде появились Лена со Стасом. Лена в какой-то разнеможной коротенькой юбке, в беленькой полупрозрачной кофточке... без лифчика! Они были несколько удивлены тем, что Юля уже сидит за столом, но Стас, казалось, был озадачен совсем другими проблемами.
—Привет, Юль,— улыбнулась Лена и чмокнула ее в щеку.— Как сама?
—Сложно, с переменным успехом. Хожу полдня, исправляю ошибки, которые натворила. Хочу и у вас обоих попросить прощения.
—Не стоит. Не потому что не дождешься этого прощения, просто, тебе не за что его просить... Особенно у меня... Я тебе благодарна за твои ошибки. Мне так нравится все. Ты знаешь, чем Стас озадачен?
—Так откуда же?..
—Рассказываю: проснулась утром, Стас спит... такой хороший, родной. Я задумалась все про наши желания, которые в карты выиграли. Первое — ты помнишь... в обед. Неприемлемое для меня, и с таким классным эффектом. Второе мое — он не сильно возражал, потому как мы договорились об этом раньше. Страшное мое желание... но вот — необходимо оно было нам. Раз сто за последних два часа хотела умереть. Но думала: сейчас поменяемся ролями, я за столько всего смогу рассчитаться... Так нет же — он придумал другую игру: нет Стаса, есть человек, которому я без всяких условий доверяю. Мы проговорили до утра. То есть, говорила я, он слушал, я высказалась, освободилась... И вот утром проснулась и думаю... осталось всего по три желания... Я решила одно свое использовать на то, чтобы увеличить их в сто раз... теперь я ему должна и беспрекословно выполню триста его желаний, а он мне — двести. А он никак не решит, что же с этим делать.
—Я знаю, как решить эту проблему. Я сейчас скажу, что нет никаких долгов по желаниям ни у кого ни перед кем. И все трудности будут устранены,— улыбнулся Стас.
—А я стану на колени перед тобой... буду громко плакать и просить этого не делать. Если не согласишься сразу, я разденусь... догола... тут же... или там, где мы будем в этот момент... и буду тебя доставать, пока ты не согласишься....
—Хотелось бы посмотреть...— Стас понимал, что они сейчас дурачатся.
—Это ТВОЕ желание?— хитро улыбнулась Лена, заводясь.
—Нет, ни в коем случае... И все же, я не согласен только с этим 200 на 300 — это неправильно — моих в полтора раза больше. Давай, как-нибудь сравняем.
—А 500 на 500 согласен?— улыбалась Лена.
—Да! И отменить все одним желанием — нельзя. Договорились?
—За! Двумя руками и ногами.
—Не понимаю, зачем вам это?— поддавшись общему веселью, улыбалась Юля.
—Мы закончили Американку. Понимаешь, Юля, как тебя от оспы в детстве прививали, ты переболела ею в легкой форме, приобрела иммунитет. Так и наша игра. Зачем надо было мне начинать, когда я понял, что игра тяжелее в роли Госпожи. Так больно было смотреть на Лену. И Свете надо было заканчивать игру вместе с тобой — было бы проще. А чтобы иногда использовать Американку в личных корыстных целях — мы ее будем реанимировать желаниями,— пояснил Стас. Девчонки перемигнулись, какой он, оказывается, умный.— И знаешь, Лена, я даже согласен на тот звонок, но я бы предложил его не после наказания, а до... секса. Вы с нею будете договариваться, какое наказание мне за это будет. Договорились?
—Перекладываешь ответственность?— спросила Лена, улыбнувшись.
—Нет. Я буду тешить себя надеждой, что ты договоришься с нею, и она сама придет к тебе, чтобы получить это наказание, если это ей захочется меня. Наказание же может быть любое и обоим.
—Прикольно. Я согласна. Я бы сама хотела посмотреть на такого монстра, что согласится идти к незнакомой ей жене одноразового любовника за наказанием себе... Но если после твоей измены, Стас, тогда, только на мое усмотрение, а потом обязательный звонок ей. И без учета желаний.
—Тебе их мало?
—Не знаю еще. Сказала же — утром было мало. Сейчас — достаточно. Будет мне в лом мыть посуду... помнишь, Юль?.. я скажу: желание... или Стас скажет... и уже не в лом. Пошла и помыла.
—Да, интересная постановка вопроса. Занырнуть в американочный тоннель реальности, чтобы помыть посуду,— улыбалась Юля. Выходило, что Лена со Стасом далеко прошли, но ведь они же любят друг друга, несмотря на то, что они сами в это не верили.
—А еще, даже Стас не знает... Я сейчас без трусиков и сижу, нагло раздвинув ноги, представляете? И мне это так нравится... это что-то.
Стас даже бросил вилку, опустил руку под стол, приподнял подол этой юбки-пояса, положил руку между ног. Лена еще сильнее раздвинула ноги, закатила глаза... Юля наблюдала за выражением лица Лены: вот... сейчас... да... оно... получилось! Лена даже губу прикусила, чтобы не вскрикнуть. А через несколько секунд она, помутневшим взглядом, обвела Юлю, Стаса, людей в столовой... и прошептала:
—Спасибо, Юля!
—А мне-то за что?
—Ты сделала из меня женщину.
—Я? Хрень ты придумала. Я же только хотела...
Лена посидела, вздохнула глубоко-глубоко... Взор еще чуть-чуть прояснился.
—Юля, не важно, что я придумала. Есть факты: ты была с ним, ты была со мной... И после этого мы не расстались, но наша жизнь переключилась. Не поняла, когда... где-то в процессе Американки. А до этого я думала, что не смогу найти человека, кроме тебя, Юль, с которым я могла бы на такое согласиться.
—Но вы же не хотите ее заканчивать...— усмехнулась Юля.
—Нет, Юль, мы ее закончили. А если ты про желания... Я тебе честно признаюсь. Я не так сильно его била, и утром почти никаких следов не осталось. Поэтому, я, не получив вчера обещанного — он не стал брать на себя эту страшную роль, решила, что пока мы здесь, я не смогу реализовать одно свое желание. Заметь, МОЕ желание! Он меня выпорет, но, скорее всего, дома, примерно также, как тебя Света, или посильнее, а потом, не отвязывая, грубо трахнет. Да мне нужна такая компенсация и за предыдущие восемь лет брака, и за вчерашний вечер... за весь, чтобы моя вина не висела камнем. Он же расплатился за все, я тоже хочу... Стас, за тобой вожжи, будем пробовать Домострой, если ты не против.
—Ты же сказала: желание... твое, как я могу возражать? Помнишь, был фильм, «Варвара-краса...»? Чудо-юдо морское грозит пальцем царю Берендею... «Должок!» Так что можно поднять пальчик... и все понятно. Только теперь их много, как считать будем?
—Блокнотик купим, напишем сверху: «Желания», там будем записывать и считать заодно. Я бы тебе предложила даже очередь не соблюдать.
—Совершенно не против. А то не дождешься же... своей очереди,— Стас влюбленно посмотрел на жену, улыбнулся счастливо.
—Стас,— позвала его Юля, а когда он перевел на нее взгляд, продолжила:— Американка закончилась. Вы обсудили?
—Нет, а когда?
—Мне хочется узнать ваше мнение. Лена, что ты скажешь?
—Ужасная игра! Власть — доведенная до абсурда. Я поняла почти все, что вы говорили в тот вечер, когда у вас закончилась. А знаешь, Юля, что я еще поняла: уж не знаю, как это появилось в моей голове, от воспитания или с молоком матери впитано... или родилась сама такой... Мне нужна эта власть и это подчинение. Иначе, не было бы так дискомфортно весь день вашей игры, я бы не стала примерять на себя в тот же вечер роль рабыни или Госпожи, не повелась бы на предложение Стаса, хоть у нас ничего не получилось. А потом подумала: есть еще такое понятие в экономике, как разделение труда... поэтому и есть вот эта экономическая основа для американки — кто-то должен руководить — у него работа такая. Да, мне показалось, что мы придумали, как строить на равенстве отношения: мы равны и ничего не должны друг другу, вообще ничего не должны. Есть поделенные обязанности, которые каждый считает, что делает лучше другого. Ну и пусть делает. А если это мои дела, и мне не хочется этого делать, то можно попросить Стаса. И он с полным правом может согласиться или отказаться. В последнем случае у меня сразу три варианта: уговорить себя — это же мое дело, или использовать свое желание, чтобы заставить сделать Стаса или себя.
—О, как интересно получается,— сказал Стас.— Использовать свое желание для того, чтобы заставить себя. В этом что-то есть. А насчет неподеленных обязанностей... там же еще проще: хочется — делай, хочется — «заставь». Мне понравилось это слово. Пока есть масса желаний, которые будут беспрекословно и с радостью выполняться, это будет работать. А там мы что-нибудь еще придумаем.
—Мы снова научились говорить вдвоем со Стасом, представляешь, Юля,— улыбалась Лена.— Так что мои выводы по Американке: мы от нее никуда не денемся, пока живем на этой Земле. Но если правильно к ней относиться, знать ее законы, использовать их и не придумывать себе лишних проблем — жить можно. Я корректно объяснила?
—Да, вполне,— улыбнулась Юля.— Можно все свести в американочный тоннель, но для этого надо выкинуть из своей жизни такие понятия, как свобода, ответственность за себя, удовольствие и радость... Может, что еще не вспомнила, но это не важно...
—Кстати, Стас,— прервала повисшую паузу Лена.— Если какой-то девушке захочется... тебя, ты сразу, даже без меня, предлагай ей Американку на четыре часа — будем тиражировать знание, прививать желающих... В таком случае, я уже согласна. Кстати, для меня — те же самые правила: и звонки, и наказания.
—Ты мне все же решила изменить?— улыбнулся Стас.
—Не знаю пока. Но мы же в равных условиях с тобой. А если тебе можно, то и мне можно тоже.
—Логично. Хоть бы это девушка была,— вздохнул Стас.— А еще может быть желание. Я скажу, что хочу втроем с вот этой девушкой. Тогда Американка будет не нужна?
—Не факт... что мне захочется с девушкой. У меня же другая работа и другой подход к сексу... Но если мальчика я приведу... для секса втроем. Я его сама на Американку уговорю, тебя, думаю, тоже,— Лене самой нравилось так жить: с вот этим правом на все.— Пошли, погуляем, проветримся...
|
