|
Вы здесь: Без риска быть >> Живое слово >> Серебряный век >> Максимилиан Волошин >> >> Максимилиан Волошин |
Г. Шенгели |
Предыдущее |
И жил он на брегах Дуная, Не обижая никого, Людей рассказами пленяя. Пушкин |
|
Огромный лоб и рыжий взрыв кудрей, И чистое, как у слона, дыханье... Потом — спокойный, серый-серый взор И маленькая, как модель, рука... “Ну, здравствуйте, пойдемте в мастерскую”, — И лестница страдальчески скрипит Под быстрым взбегом опытного горца, И на ветру хитон холщовый хлещет, И, целиком заняв дверную раму, Он оборачивается и ждет. Я этот миг любил перед закатом: Весь золотым тогда казался Макс... Себя он Зевсом рисовал охотно; Он рассердился на меня однажды, Когда сказал я, что в его чертах Заметен след истории с Европой; Он так был горд, что силуэт скалы, Замкнувшей с юга бухту голубую, Был точным слепком с профиля его!.. Вот мы сидим за маленьким столом, Сапожничий ремень он надевает На лоб, чтоб волосы в глаза не лезли, Склоняется к прозрачной акварели И водит кистью — и все та ж земля, Надрывы скал, и спектры туч и моря, И зарева космических сияний Ложатся на бумагу в энный раз. Загадочное было в этой страсти Из года в год писать одно и то же: Все те же коктебельские пейзажи, Но в гераклитовом движенье их. Так можно мучиться, когда бываешь Любовью болен к подленькой актрисе И хочется их тысячи обличий Поймать, как настоящее, одно... Пыль, склянки, сохлые пуки полыни И чобра, кизиловые герлыги, Гипс масок: Достоевский, Таиах, Отломыши базальта и порфира, Отливки темноглазой пуццоланы, Гравюры Пиранези и Лоррена И ровные напластованья книг... Сижу, гляжу... Сюда юнцом входил я Робеющим; сюда седым и резким, Уже на “ты” с хозяином, вхожу. Все обветшало, стал и он слабее; Но— как мальвазия течет беседа: От неопровержимых парадоксов Кружиться начинает голова! Вот собственной остроте он смеется, Вот плавным жестом округляет фразу, Сияя, как ребенок, — но посмотришь: Как сталь, спокойны серые глаза. И кажется: не маска ли все это? Он — выдумщик: он заговор создаст, Чтоб разыграть неопытного гостя; Он юношу Вербицкого нарядит, И станет гость ухаживать за ней; Он ночью привидением придет; Он купит сотню дынь и всех заставит, Головку срезав, выедать их ложкой, А после дынной корочки шары Фонариками по саду повиснут И вечером, со свечками внутри, Нефритово-узлисто-золотые, Вдруг засияют сотней нежных лун... Стихи читает, и стихи такие, Что только в закопченное стекло На них глядеть, — и он же, нарядясь Силеном или девочкой (брадатый!), Всех насмешит в шарадах, а вглядишься Как сталь, спокойны серые глаза. Не маска ли? Какая, к черту, маска, Когда к Деникину, сверкая гневом, Он входит и приказывает, чтобы Освобожден был из тюрьмы поэт — И слушается генерал! Когда Он заступается за Черубину И хладнокровно подставляет грудь Под снайперскую пулю Гумилева! Когда годами он — поэт, мыслитель, Знаток искусства, полиглот, историк — Питается одной капустой нищей, Чтоб коктебельский рисовать пейзаж.
1936 |
Георгий Шенгели. Максимилиан Волошин.
Стихотворение печатается по автографу. Вариант см.: Новый мир. 1989. № 5. Пуццолана — вещество вулканического происхождения, вид природного цемента. Вербицкая Анастасия Алексеевна (1861—1928) — писательница Освобожден был из тюрьмы поэт... — имеется в виду О. Э. Мандельштам (1891— 1938); см. об этом в воспоминаниях Э. Миндлина.
(Источник — Волошин М. «Жизнь —
бесконечное познанье»; Стихотворения и
поэмы. Проза. Воспоминания современников.
Посвящения / Сост., подгот. текстов, вступ.
ст., краткая биохроника, комм. В.П.Купченко.
—
М.: Педагогика-Пресс, 1995. — 576 с: илл.)
Следующее |
Библиотека "Живое слово"
Астрология Агентство ОБС Живопись Имена