15. Еще одна встреча
Ошибаться — человечно, прощать — божественно.
А. Поп
Всякий слышит лишь то, что он понимает.
И. Гете
В шестом часу утра Жанна возвращалась домой. Ее все больше и больше смущали те случайности и невозможности, которые в последнее время происходили с нею или рядом. «Таня — маменькина дочка в очечках. Вот от кого не ожидала, так это от нее. Мало того, что она добилась от Жени всего, что ей надо было, так и меня ломать начала. Я вдруг почувствовала себя в роли претендентки, безвольно ожидающей очередной пакости или нового поворота событий. Как? Не понимаю. А эта дурная порка? А разговор перед нашим уходом?.. Но она не стала выше меня, не хотела. А еще Женьку подтянула к нам, чтобы та не была лишней в разговоре. Не бывает такого. Может, это не я ее ломаю и переделываю, а она меня? Как только на собрании было произнесено ее имя, так сразу и началось. Что за мысли она во мне будит? Куда я должна теперь идти? Она же об этом ничего не говорит. Она не хочет, чтобы я это узнала со стороны, а хочет, чтобы я догадалась или додумалась сама. А может быть, я все придумываю? Но эти счастливые глаза после порки — не бывает, а потом, еще круче — оделась и пошла заниматься по хозяйству, как будто ничего и не было. А может, и вправду не было, а это массовый гипноз? Нет, все ерунда. Я же смогла не показывать им, как мне больно. Так и Таня смогла. Правда, это было сразу же, а не через сутки. Она такая же, как и я, нечего ей приписывать сверхъестественные способности. Только она на свои чистые, незамутненные душу и разум начинает решать мои проблемы, потому что свои еще не возникли, а я ее бросила, не стала загружать «нужными ей» проблемами, а теперь она никого слушать не будет — она сама кого хочешь с толку собьет. И мысли других может перенаправить, Жени, например. Все-таки Танька — монстр. Я так не смогла бы. Особенно не показывать вида, что это больно... больно!»
Жанна очнулась от размышлений. Она поняла, что стоит как раз возле того бревна на Рабочем проспекте, и почувствовала тяжелый взгляд, прикованный к ней. Мурашки пошли по спине. Жанна неуклюже развернулась, посмотрела по сторонам — никого. Собрав все силы, она взяла себя в руки и побрела домой. Слава Богу, ее никто не остановил. Жанна успокоилась только тогда, когда подошла к своей калитке. А может, к Славке сходить? Мысль ей понравилась. Постучав в его дверь, она подождала минуту. Никто не отозвался. Она подошла к окну, постучала подольше и посильнее, но то ли он крепко спал, то ли его дома не было, но никто ей так и не открыл. Пришлось идти к себе.
==========
Лишь только войдя в номер, ничего не говоря, они стали быстро раздевать одна другую. Пока у Светы не остались только сережки, а у Юли — перстень. Одновременный вздох облегчения. Весь день они больше никуда не выходили. Или ласкались, или разговаривали...
—Скажи мне милый ребенок...— улыбнулась Света.— Юленька, скажи, пожалуйста, кому было так нужно, чтобы мы с тобою встретились? Представляешь, приехать черти куда, чтобы встретить тебя. Я как подумаю... Милая, расскажи мне про себя, хоть чуточку. Почему ты такая хорошая?
—Я хорошая? А ты веришь в это? И что? Тебе можно все-все рассказывать? И ты не будешь смеяться?
—Над тобой? Ты с ума сошла,— Света подняла голову и посмотрела Юле в глазки, в эти темно-серые родные глазки.— Давай, признавайся. Как ты стала такой самой-самой?
Юля потянула Свету на себя, и они упали на кровать. Светина голова оказалась на плече Юли. И Юля уже начала придумывать, что же рассказать? Что же было у нее хорошего, за такую короткую жизнь без Светы. И за такую длинную-длинную жизнь с нею.
—Ты представляешь, Свет, что я сейчас подумала. Все хорошее у меня началось только с тобой. А раньше было... никак. Если все-все хорошее собрать вместе, то это уложится в пять минут с тобой.
—Значит, это ты уже здесь такой стала. На моих глазах? А я и не заметила. Значит, ты была хорошо подготовлена.
—У меня — замечательный стимул. Это — ты. Тем более... я... нет... это я уже говорила. Я не знаю, что тебе рассказывать?
—А ты расскажи про себя как о постороннем человеке. Например, как я тебя вижу.
—О... Это тяжело. Тем более, я совсем тебя не знаю.
—Вот и я про то же. Я себя не знаю.
—Ты хотела сказать меня?
—Нет, что сказала, то и сказала. Я ни себя не знаю, ни тебя не знаю. И мне это так нравится. Столько нового можно искапывать в таких, как мы. Это такой эксперимент. А потом я попробую, если ты хочешь.
Юля задумалась, замолчала. Интересно. Во всем теле было спокойствие, в голове полная гармония. Состояние нирваны. И Юля поняла, что она расскажет.
—Я поняла. Сейчас я тебе все расскажу. Я, конечно, не буду тебе описывать свою внешность. Но ты знаешь, сегодня с утра на меня такая девушка глянула из зеркала, что я просто удивилась. Никогда не думала, что я могу быть такой красивой. И это только поднявшись с кровати, не умываясь и не красясь. Такое маленькое симпатичное чудовище выглянуло оттуда. Я, вообще, себя всегда считала недостаточно красивой. Но однажды поняла, что совсем необязательно быть слишком красивой. Более важно нечто другое... Твои глаза, например, или мои. А через глаза видно душу. Значит, сегодня у меня была очень красивая душа, потому что она заслонила все, все мои недостатки, и превратила их в достоинства. Я тут недавно думала, что мне надо отпустить волосы. Я тебе даже признаюсь, мне хотелось быть больше похожей на тебя. Но сейчас я поняла — без разницы. Какой длины и какого цвета волосы. Больше важны глаза,— Юля замолчала. Она просто рассуждала вслух. И появилось нечто такое, о чем она не могла даже подумать раньше. Хороший экзамен устроила ей Света! А Света только слушала не перебивая, не мешая.
—Так, это про внешность. Теперь — про душу, которая освещает глаза и мир, на который они смотрят. Душа — это что-то такое, что попробовать нельзя, пощупать нельзя, но она же есть. И она... У тебя, и у меня, они нашли одна другую. И соединились. И стали как... Душа — это бесконечность. А если две бесконечности соединяются, получается двойная? Да?
—Или тройная, а может быть, совсем новая. Только в несколько раз больше первых двух.
—Ты знаешь, у меня тут мысль появилась. Помнишь, есть бесконечные множества положительных и отрицательных чисел. А если они соединяются, то получаются действительно гораздо больше. И причем они соединяются в нуле, появляется третье состояние. Ни положительное, ни отрицательное. Да... И это правильное соединение! С третьим элементом. Это — любовь.
—Любовь — это ноль?— с такой формулировкой Света не согласилась бы.
—Нет... Ты понимаешь, появляется и двойная бесконечность, и точка соприкосновения, как ноль... То есть ни я и ни ты.
—Ну ты и закрутила! Хотя, в этом что-то есть. В этих бесконечностях мы объединились, но не поймем, не можем определить, где мы и как мы. И я потерялась, я сама себя в тебе потеряла.
—И ты хочешь, чтобы я тебя нашла?
—Нет... Мне так нравится. Именно это состояние, именно такой потерянности...
==========
—Мне надо позвонить, ты не против?— спросила Света.
—Ты хочешь, чтобы я ушла? Да?— сказала Юля, приподнимаясь с кровати.
—Что ты! Ни в коем случае,— встревожилась Света.— Извини... Я не то хотела сказать, мне надо отвлечься и оставить тебя без моего внимания на пять минут. Ага?
—Да, конечно.
Пока Света набрала номер Жанны, Юля перебралась к ней поближе и положила голову на колени. Она подтягивалась все выше и выше. В трубке короткие гудки. Света немного подумала и набрала домашний номер Лилии Львовны. Света хмурила брови и строго грозила Юле пальчиком, чтобы та не слишком ее возбуждала.
—Алло. Лилия Львовна? Да, Света... Да, в Анапе... Все нормально. У Вас как?.. Да, а Таня?.. Слава Богу, я же переживаю... Конечно... Спасибо,— Света положила трубку и довольная принялась тормошить Юльку.— Бессовестная! Я тут серьезные вопросы решаю, а она пристает. Сейчас я тебя.
Девчонки покатились по кровати. Когда наступила передышка, Юля уточнила:
—Таня — это и есть та подружка, которая тоже захотела научиться, и у нее что-то получилось,— Света утвердительно кивнула.— Расскажешь?
Света отрицательно покачала головой. Она хотела бы рассказать, но как?
—А Таньке мы обязаны тем, что с тобою встретились. Если бы не она...
—Ты бы сюда не приехала. А если бы у нее не получилось?..
—Мне нужно было бы возвращаться... Наверное... Прости.
Юля смутилась. Вот ведь, от кого-то где-то в Воронеже зависит ее жизнь, и тут никакие решения не помогут.
—Юленька, у нее же получилось...
—Да... Спасибо от меня передашь,— Юля действительно расстроилась. Она отвернулась и думала. Разговаривать не хотелось. Вот так неустойчиво и ненадежно это состояние счастья, вроде бы только было, а сейчас почти нет.
Света несколько минут сидела рядом с Юлей с виноватым видом. А потом прилегла, положив голову и руку на Юлину попку.
—Я тебе не мешаю?— спросила Света еще через несколько минут.— Ты на меня обиделась?
—На тебя? Нет, что ты. Просто грустно стало. Очень...
==========
Юля в этот день очень много думала. Ведь разговаривали меньше. Света ей не мешала, она тоже думала. Про себя, Юлю, Общество. Но решения не приходило. А ближе к вечеру Юля поняла, что гораздо более интимно пустить к себе в душу другого человека, чем дать право распоряжаться своим телом. Когда Юля поняла это, она долго лежала, счастливо улыбалась и молчала. Пришла нужная мысль... И как только она сформулировалась, Юля, повернувшись к Свете, тихонько спросила:
—Светочка, а ты душу мою хочешь? Я хочу тебе сказать. У меня нет слов. Но вот как я тело твое хочу. Так и душу.
—Юлька! У меня крыша едет. Это так глобально. Но, похоже, я понимаю, что ты хочешь сказать.
—Понимаешь, Светочка, отдаться мало, как в записных книжках у Ильфа. Есть человек, есть тело и душа. Да, тело отдать просто. Я хочу, ты хочешь. А как остальное? Душа. Как тебя впустить туда, куда сама боюсь иногда заглядывать? Но тебе я готова все отдать. Все свои мысли, все свои секреты, все свои ошибки и заблуждения. Только, как? Понимаешь, я хочу быть твоей полностью. И хочу тебя полностью. Всю без остатка. И я даже не боюсь этого. Чего боялась сама себе открыть, тебе не боюсь. Выходит, что через тебя я не боюсь признаться во всем себе. Я тебя не запутала?
—Что ты, милая? Я сейчас почти про это же думала. Знаешь, я сегодня ходила по улице и не увидела подтверждения того, что мир воюет против меня. Я вдруг поняла, что я больше никогда не захочу с ним воевать. И все из-за того, что рядом со мной ты. Да, я могу все, что касается власти, денег, отношений между людьми, но не с тобой. Сделать тебе больно? Это же, как самой себе. Нельзя, невозможно, лучше пусть мне будет больно! Я до сих пор чувствую вину за то, что сказала про возможный отъезд. Но я тебе не могу врать. Ты — мой идеал. Ты — совершенство.
—Этого не может быть... Я?..— удивилась Юля.— Но ты перевела в слова мое отношение к тебе. А если?.. А может, ты и права.
—Ты считаешь, что мы в другой видим себя, только лучшую? Да?— в свою очередь удивилась Света.
—Знаешь, на это похоже. Да, я готова принять себя, но с условием, что я что-то в себе исправлю, что-то изменю, изменюсь, наконец. И теперь я чувствую вину, что сделала тебе больно, расстроившись. Ведь ты... Ты ангел! Тогда, перед рестораном я поняла, что ты мой ангел. И даже твоя черная-черная одежда, очень строгая и ужасно тебе идущая, она только подчеркивала твою неземную сущность, твою божественность.
Света даже вздрогнула, услышав последние слова.
—Любовь. Вот что еще у нас есть. Единение. Единство. Вот о чем ты хотела мне сказать, да? Мало все-таки тела. Но я могу тебе отдать все, все, что у меня есть. Подарить, попросить принять. Бери!
—Да, я и хочу сплавиться и не только телом, всем. Я тоже хочу подарить тебе себя. Но как? Как подарить то, о чем только можешь догадываться.
—А если ты узнаешь про меня нечто такое, что тебе не понравится?..
—Света, но это же ты! И ты можешь быть, какой угодно. Я всю тебя принимаю и всю тебя хочу, со всем, что у тебя есть.
—Не своди меня с ума, пожалуйста. Хотя, может быть, я уже... И я так рада этому,— Свете так хотелось верить в эту любовь. Она так боялась в это верить. Или нет, как раз не этого она боялась, а как раз того, что она не знает, что ей теперь делать в сложившейся ситуации. И может ли это долго длиться? А потом? Что потом? Юля тоже притихла, чтобы не мешать подруге, только нежно дышала, и струи воздуха ласкали русые локоны и чуть щекотали шею.
==========
Утром, часов в десять, Жанна очнулась. Она долго не могла понять, где находится и почему? Она долго глядела на свою правую руку, на которой ровной тонкой полоской еще виднелся шрам розового цвета. И только когда он стал еле заметен, Жанна как будто вышла из оцепенения и подошла к зеркалу, ей показалось, что на шее у нее точно такая же розовая полоска. Крик боли вырвался из ее груди. Но еще через полчаса шрамы исчезли, и как она ни пыталась их обнаружить, не смогла заметить и малейшего следа.
Она быстро оделась и кинулась к Славе, но его снова не было дома. Дверь была закрыта на ключ. Жанна вернулась домой. Она сидела в полном трансе до самого вечера, в голову лезла всякая чушь. А Слава так и не появился.
==========
Стрелки медленно подползали к двенадцати. Вот и звонок в калитку — пошла открывать. Таня встретила девчонок у ворот, но на улице они только кивнули друг другу и не спеша вошли в дом. Когда они очутились в комнате с камином, Таня смогла рассмотреть вновь прибывших. Одну из девушек она запомнила еще на собрании — Ира, такую красавицу нельзя было не заметить ни в толпе, ни на улице. Высокая, яркая. А уверенность, светящаяся в глазах, и отработанные движения профессиональной модели делали ее просто неотразимой. Вторая тоже была симпатичной девчонкой, но на фоне Иры — незаметной. Тане даже показалось, что она ее в первый раз видит, что на собрании ее не было. А может, и была, но имени она, конечно, не запомнила. Пришлось знакомиться заново. Майя.
—Что я хотела? Как и все — стать счастливой,— говорила Ира,— Но в то время мое понятие о счастье было совсем иным. Все, в основном, сводилось к получению удовольствий от жизни. Но нельзя все время получать удовольствия — от этого устаешь. Можно жить месяц на полном подъеме, два, потом ломаешься, устраиваешь себе какую-нибудь ерунду, чтобы попереживать, помучиться. И после этого снова можно жить в полную силу, с ощущением счастья. Получается жизнь, состоящая из черно-белых полос, только белые — значительно шире, а черные почти незаметны. Но без них нельзя.
—Может, ты чего-то не поняла? Почему должны быть черно-белые полосы?— спросила Таня.
—Возможно, ты и права. Но куда же их деть, эти черные полосы?
—Не знаю. Но если есть белые, то должны быть и черные — иначе можно и с ума сойти.
—Ладно, давай отойдем от этой философии, вернемся к жизни. А вопросы счастья и несчастья и полосатости жизни — слишком сложные, чтобы решить их в общем виде. Кстати, ведь кроме желания счастья у меня была целая масса других проблем, которые худо-бедно, но решились. И почти все, как хотела. Остались только одно-два желания, которые никак не могу реализовать. С чего лучше начать, с тех, которые решила? Или с тех, что хочу решить?
—Давай, что проще. С тех, где уже есть решение. А то я тут сижу и придумываю, велосипед изобретаю. А у вас уже опыт есть. Как говорил Бисмарк: «Только дураки учатся на собственных ошибках, я предпочитаю учиться на чужих». Ведь Общество не зря создано, и если проблемы похожи, то почему бы не посоветовать, не поделиться опытом. Я уже три варианта просчитала, как я буду решать вопрос с жильем, но пока не пришла к окончательному решению, может, придется выбрать четвертый. Ира, ты отдельно живешь?
—Отдельно, конечно. Вопрос с квартирой — это не самый простой вопрос. Но если его решаешь, можно по-иному решать и другие проблемы: как относиться к родителям, как использовать свободное время, как строить взаимоотношения с другими людьми. Потом, полная самостоятельность и ответственность за свою жизнь, когда ее не на кого переложить, она тоже не помешает. И что, по-твоему, в решении квартирного вопроса самое главное?
—По-моему, решить, нужно ли мне это. Когда я вчера разговаривала с Жанной и Женей про то, что каждый хочет быть и ребенком, и взрослым, вдруг поняла, что единственное, что меня останавливает, что мешает мне жить отдельно, это мое нежелание быть самостоятельной. Представляете?..
—Интересно... Значит, и Жанна, и Женя — они же никогда вместе не ходили,— что-то для себя сказала Ира, посмотрев на Майю, но быстро вернулась к теме разговора.— Да, что же тут не представлять! У меня также было. Года два пыталась наладить отношения с родителями, добиться права жить так, как я хочу, и ничего не получалось. Но как только мне это надоело, я сняла квартиру, пожила там полгода, потом нашлись деньги, нашлось и подходящее жилье. Сейчас с родителями полный порядок, полное взаимопонимание. Они живут, мучаясь и мучая друг друга, а я живу счастливо. Но они теперь не мешают мне делать все, что хочется, а я — им. Родителей хорошо любить на расстоянии.
—А я так не могу сказать,— с легкой усмешкой вмешалась в разговор Майя, которая до этого только слушала подруг.— Я живу вместе с родителями, и они мне не мешают, то есть моей жизни не касаются. А может, я этого не замечаю. Но если не замечаю, то — все нормально. И никуда не хочу уходить от них — проблем меньше. Перед самым восемнадцатилетием родители надоедали, что мне подарить на такую знаменательную дату. И я им предложила, чтобы они подарили мне самостоятельность. Сначала они восприняли несерьезно, но через некоторое время мы разграничили сферы влияния и пределы вторжения в жизнь друг друга. И через несколько месяцев у нас сложились прекрасные отношения, которые меня до сих пор устраивают.
—Майя, а ты чего хотела, когда сюда шла?— спросила Таня.
—Меня, кроме своего компьютера, ничего не интересовало поначалу. Но как только началась самостоятельная жизнь, я поняла, что не знаю, как общаться с людьми — они вдруг стали занимать слишком много места в моей жизни. Я оказалась, как на другой планете среди инопланетян. И тут Общество. Меня Жанна привела. Она сказала, что все проблемы разрешимы. Я ей поверила. И не жалею. А с людьми можно обращаться, как с компьютером. Когда знаешь все команды, все операторы, алгоритмы, это становится не труднее, чем составить программу и заставить ее работать.
—А почему именно заставить?
—Да потому, что никто не хочет работать,— Майя пожала плечами.— Ни программа, ни люди. Так что это вопрос времени и желания.
—Понятно... А у тебя, Майя, тоже бывают срывы?— спросила Таня.
—Да нет, срывы... Я бы так не сказала. Скорее, сбои. Но это необходимо, иначе столько ошибок накопится, что и не поймешь, правильный у тебя ответ или приблизительный. Недавно услышала такую мысль. У человека с детства заложено много ошибочных понятий, и на них давно никто не обращает внимания. Но когда ошибка пробивается наружу, начинает «крыша ехать». Представь калькулятор, в котором ноль воспринимается как семь. Ты начинаешь считать, и хочешь, например, десять умножить на десять. Посчитала, получилось 289. Ты удивилась, пересчитала еще пять раз, результат тот же. И уясняешь себе, что десять в квадрате это 289. Но когда у тебя вдруг появится потребность возвести в квадрат семнадцать, то, получив снова 289, ты очень удивишься. Особенно, если помнишь предыдущее задание. Причем сами вычисления произведены верно... Так вот, и наш мозг, как тот калькулятор, работает абсолютно правильно, но у него в биосе зашита ошибка, которую необходимо не только найти, но и исправить. Вот и приходится лопатить все подряд, пока не получишь нужный результат, не выявишь эту злополучную ошибку. Но когда найдешь — счастью нет границ.
—Ты все к своим железякам можешь свести,— констатировала Ира.
—Но если мне так легче,— оправдываясь, произнесла Майя и снова замолчала.
—Так, я поняла,— Таня попыталась вытащить зашедшую непонятно куда беседу.— Самое главное — определить, что ты хочешь и зачем. Причем чем больше ты этого хочешь, тем больше вероятность того, что это произойдет. А механизм реализации?— не унималась она.
—Если ты не боишься, ты можешь почти все. Почему «почти»? Есть нечто, к чему у тебя никогда не было способностей или даже наклонностей. Тогда приходится искать, кто тебе поможет сделать это нечто. Это только поначалу трудно. Особенно, когда желание не сформулировано точно. Но стоит сильно-сильно захотеть, как сразу рядом появляются люди, способные это осуществить. Они уже готовы это сделать только для того, чтобы доставить тебе и себе удовольствие. А если они особо не горят желанием, можно их, как говорит Майя, заставить это сделать.
—А что ты еще не решила?
—Ты представляешь, Танечка, мне хочется сняться в каком-нибудь фильме. Но в Воронеже нет киностудии, а уезжать из города я не хочу. Поэтому и тормоз сама себе... Я не хочу терять Общество. Мне без него трудно будет. И есть еще одна проблема... Вот ты говоришь, Женя у тебя вчера была. Я пыталась отговорить ее выходить замуж, тем более по расчету. А сейчас вдруг поняла, что проблему личной жизни и мне тоже придется когда-то решать. Я сама бы не отказалась от брака, если бы рядом был человек, родной человек. А я еще ни одного за всю свою жизнь не встречала. А чтобы связать себя абы с кем — как-то не хочется.
—Да, нужен человек,— Таня даже не играла, ведь и ее интересовала эта тема.— Вроде бы находишь его, и поначалу все так классно. Но проходит несколько встреч, и только стоит оказаться в постели, как все уходит. Дружбы — как ни бывало, один комплекс обязательных физических упражнений. А сейчас я понимаю, как вам трудно. А может, это и не нужно?
—Да непохоже,— тяжело вздохнула Ира,— что-то часто у меня депрессии связаны именно с одиночеством. Нужен кто-то. Но кто и зачем?— тон девушки стал, пожалуй, слишком смиренным и задумчивым.
—«Роскошь человеческого общения...»— добавила Майя.
—Вот только Общество и спасает. Таня, скажи, как тебе понравились наши девочки?— спросила Ира.
—Мне все понравились, с кем приходилось общаться, все без исключения. Да, с ними трудно расстаться. Но если бы ты встретила человека, которого полюбила, то при необходимости оставила бы Общество?
—Ну-у,— Ира поглядела на Майю,— наверное, такое представить сложно. Конечно, хотелось бы совместить и одно, и другое.
—Совместить, говоришь?— задумчиво произнесла Таня.— Ты считаешь это возможно?
Возникла тягостная пауза. Ира посмотрела на Майю — она предполагала, что та располагает такой информацией о ее личной жизни, о которой говорить сейчас не хотелось. Но Майя сидела с равнодушным выражением лица, как бы погруженная в свои размышления. Пауза затягивалась. Таня обратила внимание на эти взгляды Иры. Ей показалось, что тут кроется какая-то тайна, и обе девушки ее знают, но не скажут ни за что. Поэтому она решила перевести разговор на другую тему:
—Вот вы говорите — Общество... Общество. Но самое главное из того, что я пока видела, эта первая ночь — ночь инициации. Скажите мне, пожалуйста, а вы сами никогда не проводили обряд инициации?
—Нет, мы не проводили,— ответила за обеих Ира.— И никто другой не проводил, кроме Жанны. Так что не бойся, тебя не заставят. У нас не принято расспрашивать об этом, но, если не секрет, какие у тебя были впечатления?
—Это самое поразительное, что я видела и чувствовала в своей жизни. За каких-то пару-тройку часов Жанна просто уничтожила ту Таню, которая была до этого.
—Быстро! Значит, Жанна тоже учится. У меня это продолжалось суток трое, не меньше,— сказала Ира.
—А у меня и суток не прошло,— вступила Майя.
—Я, думаю, что не нарушу клятву, если расскажу про самое удивительное, это как у меня изменялось отношение к Жанне за эти несколько часов. Никогда такого не было. Сначала полное равнодушие и чуть ли не пренебрежение. Это не то слово, но близко. Абсолютное недоверие: ну что ты мне можешь такого показать, чем же ваше Общество так сильно? Потом появился страх, который рос с каждой минутой, пока я не стала ее почти ненавидеть. Но вдруг, в какой-то момент для меня все сконцентрировалось только на ней, причем она стала моей Наставницей. С большой буквы. Я переложила на нее ответственность за себя. И с этой минуты она стала мне близка, как никто другой, мне показалось, что я в нее чуть ли не влюбилась. Покорившись ей по собственной воле, я почувствовала кайф этого положения. Кстати, я даже не знала, как ее зовут,— Таня остановилась. Девчонки сидели сами не свои, скорее всего, они вновь переживали свои испытания. Лицо Майи приобрело стоическое выражение, взгляд стал твердым и острым. А Ира склонилась, закрыв покрасневшее лицо руками.— У вас то же самое было? Вы до сих пор в нее влюблены?
—Скорее, до сих пор боимся, а влюбленность где-то спрятана, глубоко в душе,— заговорила Майя, спасая подругу, иначе той пришлось бы самой выкручиваться.— Жанна — хорошая, но ее должность обязывает быть с нами строгой. Она тоже нас всех любит, но и ей этого показывать нельзя. Не положено.
—Ох, как же много у вас этих положено-неположено! Пока разберешься. Каждый день появляется что-то новое. Причем, как я поняла, все сложилось само собой. Нигде ведь не записано, что можно, а что нельзя.
—Вот для этого и предусмотрены эти несколько дней, чтобы ты поняла, кое-что узнала, остальное приложится со временем,— теперь с Таней вела беседу Майя.
Ира не вступала в разговор, постепенно возвращаясь к нормальному состоянию.
—И кто все это придумал?— спросила Таня.
—Наверное, Лилия Львовна с Жанной. Я так думаю.
—Майя, а ты чем занимаешься по жизни?— Таня решила переменить тему.
—Ты, наверное, сама поняла, я — программист. Но работа — это одно, а дома — информационная база Общества.
—Да? Интересно. И про меня у тебя что-нибудь есть?
—Да, про тебя еще ничего интересного нет. Так, мелочевку какую-то притащили с месяц назад. Я тебе больше скажу: у меня даже на себя есть досье. Страсть не люблю его смотреть, но разве из прошлого вычеркнешь что-нибудь?
—Этим тоже Жанна занимается?
—Нет, Жанна постольку-поскольку. А так, все понемногу, но, в основном, ЛЛ. У меня небольшая картотека — чуть больше тысячи персон. А если заняться и подсобирать, можно найти про любого столько интересного, даже такое, что он и сам давно забыл.
—И это только с компьютером связано?
—Да нет, компьютер позволяет быстро обрабатывать много информации, поэтому я этим и занимаюсь. Вообще, жутко сознавать, что весь город у тебя в руках. Никем не заметная, неприметная девушка, передвигающаяся по городу в общественном транспорте, может поменять директора на предприятии, повлиять на главу администрации или даже уволить Таню за полчаса с работы, потом за полчаса устроить.
—Так вот оно что, я так и думала, но не знала механизма.
—Так что, если что вдруг понадобится, согласуй с ЛЛ и обращайся. Может, чем помогу.
—Спасибо, буду иметь в виду.
Таня посмотрела на Иру. Та, наконец, полностью отвлеклась от своих воспоминаний и теперь сидела и слушала. Когда их взгляды пересеклись, Тане показалось, что во взгляде Иры мелькнуло что-то непонятное, неестественное, что-то похожее на выражение Жениных глаз после вчерашней порки. Смесь восхищения, страха и даже подчинения. «Что это?— недоумевала Таня.— Что это творится с ними? Ничего не понимаю. И этой что-то порушила... Выходит, Майя покруче будет. У нее есть власть — власть информации».
—Ира сказала, что ты все к железякам сводишь. Это к компьютеру, что ли?
—Да. Много она говорит,— улыбнулась Майя.— Не все, конечно. Но если я разговариваю, то всегда перехожу на них. У кого что болит... Чем живешь, о том и разговариваешь. Хотя в последнее время, им, компьютерам, слишком много отводится внимания, но это — просто железо. Хорошо сделанное, почти умное, но комп — это не человек. То как он работает, наводит на мысль, что он дюже грамотный, но это только иллюзия. Что в него вложили, то он и делает. И если нужны расчеты какие-нибудь или требуется обработка информации, тогда это незаменимая вещь. А чем дальше, тем сильнее развивается технология, появляется больше возможностей, на эти возможности и программы пишутся. Понимаешь, сам компьютер — это набор запчастей, которые могут постоянно заменяться, в случае необходимости.
—А зачем?
—Не буду вдаваться в подробности, но для определенных задач нужна самая современная техника. Хотя для того, чтобы напечатать письмо или в «Линии» играть и «двойки» хватит за глаза — спешить некуда, переставляй шарики, пока все поле не заполнится. Но это так, баловство одно! Техника на месте не стоит, все более и более сложные игрушки появляются с хорошей графикой. А если программы надо писать? Пользователь или программист в таком случае превращается просто в маньяка, он начинает свой компьютер улучшать. Можно поставить новую материнскую плату, процессор, видео, сидюк... Короче, для всего этого там, в машине, есть место. Были бы деньги, все старое можно поменять на новое, более современное, более совершенное, на данном этапе, конечно. Через год — на еще более новое, и так далее. Вот это и называется «апгрейд»4, или улучшение. Для моей базы сотого пента уже не хватало, пришлось пент второй брать. За каких-то несколько сотен зеленых — все удовольствие на столе.
—Значит, мне в совершенстве знать комп не обязательно? Да?
—Абсолютно. Железо подобрать и поставить — специалист нужен, программу написать — тоже. А с готовой — ребенок работать может. Я так это понимаю: если не может — то это плохая программа. Чего-нибудь поняла?
—С трудом. Ладно, потом еще объяснишь, если понадобится.
—Понадобится. Теперь без этого — никуда. Смотри, мы совсем Иришку замучили — заскучала, бедненькая.
—Да ладно вам,— Ира старалась вести себя, как в начале разговора, но это удавалось с трудом.— Заболтались мы. Танюш, ты скажи, мы не зря приходили?
—Спасибо вам, девочки, что пришли. Очень была рада поближе познакомиться. Ира, скажи, ты смогла бы провести инициацию?
—Ты считаешь, что я бы ее тебе лучше провела?
—Мне кажется, что лучше бы я... тебе...— Таня смотрела в упор.
Ира смутилась. Майя смотрела то на одну, то на другую.
—Так, Таня, мы уходим,— прервала она затянувшуюся паузу.— Вы потом это обговорите, наедине, когда будет такая необходимость. Таня, счастливо оставаться. Пойдем, Ириш, а то скоро светать будет.
==========
Было далеко за полночь, когда Света, улыбнувшись, вдруг предложила:
—Юль, ты знаешь, а тут еще и море есть.
—Да, что ты говоришь?!— подыгрывая подруге, удивлялась Юля.
—Пойдем, искупаемся!
—А заодно, и под луной позагораем, раз днем некогда.
Они вышли на Пионерский проспект, который освещался редкими фонарями и огромной полной луной. Светло было почти как днем. Девушки, держась за руки, не спеша, пошли к морю. Тут на берегу, под мерный шум прибоя, они стояли, очарованные красотой ночного неба, моря, звезд, лунной дорожки. Вокруг — никого. Только они вдвоем. И, казалось, все жило и существовало только для них. И вся Вселенная была пред ними. Тысячи огромных звезд висели над самой головой. А ближе к западу, но еще довольно высоко, пылала молочным светом луна.
Юля смотрела, как прекрасна была ее Светочка в лунных лучах, как блики этого неяркого света играли на ее обнажающемся теле. Сама Юля тоже медленно раздевалась, предоставляя возможность подруге налюбоваться собой. Они не сговариваясь, даже не брали купальников, они хотели быть вместе, как можно ближе, как можно естественнее. Весь мир принимал и их самих, и их любовь.
Они еще долго целовались, стоя на берегу, потом медленно входили в зовущую в свои объятия воду. Они зашли так, что волны, прокатываясь, ласкали ножки подружек. И море с ними заодно. Все так чрезвычайно приятно! А девочки, держась за руки, смотрели одна на другую, не веря такому счастью. Отдаваясь морю, отдаваясь другой, отдаваясь Вселенной, они хотели взлететь, чтобы где-то там, на небесах, кружиться и летать, ласкаемые только лучами, губами, руками. Очарование. Нежность. Единение. Устав от напора ласки, они бросились в воду. Потом плавали, брызгались, бегали. И когда выбрались на берег, в изнеможении упали на прохладный песок.
—Спасибо, Светочка, я тебя так люблю.
—Это тебе, родная, спасибо! Разве я могла бы себе такое позволить еще три дня назад.
Еще раз окунувшись и смыв с себя песок, они вытерлись, с сожалением оделись и пошли, держась за руки, в свой номер — домой.
Это переполнение энергией тысяч далеких звезд, бесстыдной луны и ласкового моря привело к тому, что они, добравшись до номера, еле сумели ополоснуться под душем, упали и заснули, обнявшись, не в силах даже пошевелиться.
==========
Снова, уже в который раз, лучи солнца, скользнув по лицам, разбудили девчонок... Юля вспомнила ночное купание и, приобняв Свету, улыбнулась.
—Ты чего так хитро улыбаешься?— спросила Света.
—Тащусь... как удав по пачке дуста. Вот то, что сейчас между нами — любовь? И как ее объяснишь? Это и чувство, и не только, что-то гораздо большее.
—Не низводите любовь до уровня чувств,— изрекла Света и переспросила:— Хорошо сказала?
—Да. Это не только чувства, это не только эмоции, это даже не перемена всех мыслей — трансформация полная. Кажется, сейчас оттолкнись легонько от кровати и полетишь. Но и это не то... Ты знаешь, Свет, я тебе признаюсь.
—Откроешь страшную тайну?
—Ага,— кивнула головой Юля.— Я себе нравлюсь. Представляешь? Вся! Начиная от внешности, заканчивая всем, что творю. Никогда не думала, что я такая. И это мне НРАВИТСЯ!!! И все это дала мне ты. Я тебе так благодарна!
—Юленька, это ты сама себе позволила, как и я себе. Рядом с тобой...
==========
Проходя к своему столику в столовой, Юля заметила Марью Степановну. Та заискивающе улыбнулась и поздоровалась. У Юли кошки заскребли на душе. Что-то не так. Ей не хотелось, чтобы кто-то испытывал из-за нее дискомфорт. Настроение почему-то ухудшилось. Света сразу же заметила перемену в подруге.
—Что случилось? Что такое?
—Ты Марью видела?— вполголоса спросила Юля.— Она сейчас улыбнулась, а мне — как ножом по сердцу. Я не хочу, чтобы меня боялись.
—Так она же меня боится.
—И ты думаешь, что это хорошо?
—Не знаю. Я об этом никогда не задумываюсь, как им. Они не хотят быть равными мне — так это их трудности.
—Нет, тут что-то не так. Почему мне стало так неуютно на душе?
Быстро пообедав, они вернулись в номер.
—Светочка, расскажи мне про Христа,— вдруг начала Юля, опуская голову и принимая вид прилежной ученицы.
—А почему про Христа?— спросила Света с удивлением.
—Ты же говорила, что его жизнь — один из немногих примеров для моей жизни.
—Вот это вопрос! Ты хочешь узнать, как я живу, чтобы сравнить мою жизнь с Христовой, да?
—Не знаю, я хотела понять, почему мне стало дискомфортно. И все.
—Ладно, слушай:
Моя точка зрения несколько отличается от общепринятой. Но общепризнанная — не значит верная. По-моему, каждый человек вынашивает в себе своего Христа, своего Бога, свой идеал. Я расскажу тебе о своем Христе, как я его понимаю.
Ты знаешь, что Христос жил очень давно, когда еще письменность была не очень развита. И то, что мы знаем сейчас о нем, многие годы передавалось из уст в уста. Так что, что-то явно искажено, что-то просто придумано... Но если его жизнеописание до сих пор сохранилось, если он и сегодня — самая почитаемая личность и притягивает к себе взоры самых читаемых писателей, то жизнь его заслуживает осмысления. Итак, начну сначала. Христос, тот Христос, память о котором сохранилась в веках, появляется у реки Иордан в неопределенном возрасте, не моложе тридцати и не старше пятидесяти лет. И почти сразу же после крещения он начинает свою выдающуюся, описанную в Евангелиях жизнь. Если обобщить все и расставить по полочкам, то получается:
Появляется Человек. Человек, обладающий знаниями, способностями и возможностями для того, чтобы перевернуть мир. Кто выше всех на земле после Бога? Царь! Да, Христос рожден был царем и был царем, его имя переводится: Иисус — Мессия, на семитских языках — царь, и Христос — Помазанник, по-гречески, тоже царь. И если бы он был сыном простого плотника, то откуда у него могли быть столь обширные знания? Власть — это искушение, преодолеть которое способен не каждый. И он прошел через это искушение, окончательно победив в пустыне, где испытывал себя сорок дней. Христос понял, что сверху, с позиции царя, сделать людей счастливыми нельзя. А представляешь, сколько за всю историю человечества было желающих подарить народу счастливую жизнь! А коммунисты похлеще придумали: они обещали подарить светлое будущее, заставить всех быть счастливыми, в поте лица занимаясь его построением. Но извне невозможно сделать счастливым даже одного человека, даже самого близкого, а не то что целый народ или все человечество.
Итак, Христос отказывается от власти и идет в народ. Он хочет показать людям, что они, водимые, как слепые, слепыми же книжниками и фарисеями, обречены на погибель. Внешне он ничем не отличается от обычного человека, но он учит и лечит. Лечит верой и учит вере. Он может заходить в любую синагогу и учить как власть имеющий. И его слушают, за ним идут. Народ ждет от него чуда, но он гарантирует только одно: чудо Ионы — то есть свое воскрешение через три дня после смерти — все остальное он за чудо не признает: ни то, что он десять тысяч человек может накормить пятью хлебами, ни то, что он ходит по воде, ни то, что способен одним словом засушить смоковницу — это должен уметь каждый, у кого есть вера величиной хоть с горчичное зерно. Чему же он учит в синагогах и путешествуя по миру? Он проповедует Евангелие — Благую весть — Царствия Небесного. Как я понимаю, это — новое учение, согласно которому каждый, кто хочет, может жить так, как он, Христос. Но люди не понимают его, они ждут конкретных результатов и сразу же, по мановению волшебной палочки. Христос видит, как тяжело воспринимается его учение, и он сводит его к самому простому и запоминающемуся — к притчам. К счастью, некоторые высказывания из этого нового учения дошли до нас: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный» или «Да будьте сынами Отца вашего Небесного: ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных», и самое главное — Возлюби Господа Бога твоего и возлюби ближнего твоего, как самого себя. Дошла, наконец, Нагорная проповедь, которая, не помню кем, названа самым нравственным произведением за всю историю человечества. Я понимаю, что смысл его учения в том, что, раз мы созданы по образу и подобию Божьему, то должны быть совершенны, как Бог. Но если Бога нельзя увидеть, услышать, понять, то можно жить хотя бы, как Христос, как человек, не противящийся воле Бога, совершенный, подобно Отцу Небесному. Теперь понятнее?
Юля, не говоря ни слова, глядя перед собой, слушала эту проникновенную речь. По необычному блеску, которым засияли Юлины глаза, по ее внимательному молчанию Света видела, что Юля понимала ее.
—Да, будь богочеловеком — и все. А он что, ни с кем не воевал?— спросила Юля.
—Нет, выходит, нет. Над фарисеями и книжниками он прикалывался, от непонимающих уходил, только с учениками-апостолами ругался из-за их маловерия. Хотя, иногда проскакивает, что он сожалел, что у него так мало последователей, и даже те, которые пошли за ним, его совсем не понимают,— сказала Света.— Помнишь, когда один из учеников просился уйти похоронить своего отца, он сказал — следуй за мной, пусть мертвые хоронят своих мертвецов? Или грозил тьмой внешней, где плач и скрежет зубов, тем, кто не хочет идти за ним. Или говорил, что все кругом слепые и слепые их ведут, много званных, мало избранных.
—Так ты считаешь, что раз Христос человек,— Юля перебила ее,— то любой человек может жить так, как Христос?— спросила она.
—Это не я так считаю, а Христос так говорит в Евангелиях от Матфея и от Марка.
—А если человек не хочет так жить?
—Тогда он сам выбирает себе ад или тьму внешнюю. То есть то, что мешает, что не существует.
—А как полюбить Бога? Если его никто не видел и не понял, кроме Христа?..
—Любить Бога?..— Света задумалась.— Любовь к Богу определяется по отношению к ближним: если любишь ближних и даже врагов, то почти любишь Бога. Там, знаешь, как хитро написано: «Кто говорит «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит». А Христос в Нагорной проповеди говорит: мало любить ближнего, любите врагов своих. Выходит, как Бог, одинаково надо относиться ко всем, если любишь Бога.
—А самого себя? Это же эгоизм, который осуждается всеми.
—Ближнего, как самого себя...— размышляла вслух Света.— Смотри, Юль, как круто получается: выходит, как себя любишь — так любишь и ближнего с дальним, а как их любишь — так и Бога любишь, тогда и слышишь его голос и волю, тогда живешь, как Христос... Выходит, Христос любил себя? Наверное, любил, раз жил счастливо, лечил и сам не болел,— Света замолчала, она сама впитывала мысль, которую только что изрекла.
—Света...— Юля смотрела на подругу очень задумчиво и серьезно:— Если я тебя попрошу об одном деле.
—Я с радостью тебе его сделаю.
—Нет, ты подожди, выслушай сначала. Я даже не знаю, надо ли это делать.
—Не томи, говори.
—Ты можешь извиниться перед Марьей Степановной?
—Для тебя — могу. Но зачем?— Света недоуменно вскинула огромные пушистые ресницы.
—Чтобы больше себя любить. Если ты их не любишь — ближних, которых видишь, используешь или уничтожаешь, значит, ты не любишь себя, уничтожаешь себя. Ты же только что мне это сама говорила. Я понимаю, что ты сделала это для меня, но мне больно смотреть, как она мучается.
—И что я ей скажу?
—Вот из-за этого я сильно и не прошу тебя. Я, наверное, все рассказала бы, только пенсионеров подставлять не стала.
—Я попробую, сегодня же. Хорошо?— Света чувствовала, что Юля права, поэтому уговаривала саму себя, хотя получалось с трудом.
—Ты же знаешь, что я не могу тебя заставлять.
—Пойдем сейчас на пляж, окунемся. Может, там и найдем ее.
Юля вздохнула и любящим лучистым взглядом посмотрела на такое милое разгоряченное лицо Светланы.
На пляже они сразу заметили Марью Степановну, лежащую на своем лежаке. Значит, можно и сейчас. Но Света так и не решила, что ей сказать, поэтому предложила Юле сначала искупаться. Когда вышли на берег, Света решительно спросила:
—Ты со мной пойдешь или я сама?
—Пойдем,— согласилась Юля.
Девчонки подошли к Марье и присели рядышком, ожидая, когда она их заметит. Они молчали, решив не тревожить отдыхающую. Но не прошло и трех минут, как Марья Степановна открыла глаза и, увидев Свету с Юлей, удивилась:
—Добрый день, девочки. Случилось что?
—Марья Степановна, Вы меня ради Бога простите...— начала было Света, чем вызвала еще большую панику, которая отразилась во взгляде Марьи Степановны.— Нет, давайте сначала. Я перед Вами очень сильно виновата за то, что испортила Вам несколько дней отдыха, поэтому прошу прощения. И если Вы не против, я должна Вам все объяснить.
—Света, что Вы, я на Вас никогда и не обижалась. Что Вы придумали?
—Вы понимаете, Марья Степановна, я очень хотела переселить Юлю к себе. Но она считает, да и я считаю теперь тоже, что я сделала Вам больно. Пойдемте куда-нибудь сейчас или скажите когда, чтобы мы приготовились.
—Да хватит вам! Готовиться. Нашли королеву. Но если Вы так настаиваете, тогда сейчас. А давайте искупаемся, потом — в душ и пойдем в бар. Хорошо?
—Мы на все согласны,— улыбнулась Света.
—Значит, через полчаса уходим,— предложила Марья Степановна.
—Встречаемся у выхода.
Девчонки снова побежали в море, а Марья Степановна хоть и была поражена этим нелепым покаянием, но посчитала, что от этих девчонок можно ждать чего угодно — они абсолютно непредсказуемы, поэтому ровно через полчаса она встречала их у выхода с пляжа. Пока шли к санаторию, девчонки наперебой расспрашивали, что предпочитает их собеседница. А скоро они уже сидели за самым дальним столиком в баре. Света хлопотала, разливая красное сухое вино. Когда все трое взяли бокалы, она произнесла тост:
—Давайте выпьем за то, чтоб мы никогда не ругались. И даже по неосторожности не делали бы больно никому.
Юля поняла, что хотела сказать Света, но поняла ли Марья Степановна? Вряд ли. Поэтому, когда Света продолжила, Юля наблюдала за реакцией Марьи Степановны.
—Вы меня еще раз извините, пожалуйста. Мне это очень нужно. Я Вас зря испугала, как всегда из благих побуждений — не хотелось Юле неприятностей. Но они все-таки случились, и как раз сегодня. И если Вы меня не простите, то я даже не знаю, чем искупить свою вину.
На лице Марьи Степановны снова промелькнули отблески эмоций: недоумение, испуг, сострадание.
—Света, Вы меня ставите в неловкое положение. Я не чувствую, что Вы мне сделали больно... Хотя нет, это будет неправда. Я на тебя не обижаюсь, как я могу. Но я не хочу, чтоб вы мучились сами и меня мучили. Если можете, скажите мне, пожалуйста, откуда Вы все знаете?
—Я однажды случайно оказалась рядом с Вами и слышала Ваш разговор с одной женщиной. Вот его я интерпретировала по-своему, и все это на Вас вывалила, в чем и каюсь. Иногда попадается такая информация, что лучше и не знать. Но, к сожалению, я иногда использую ее неправильно, как в данном конкретном случае, за что еще раз прошу прощения.
—Так, прекращайте! Все, теперь мне все понятно. А что не налито?— спросила Марья Степановна. Света быстро налила вина. Бокалы подняты.— Все, девочки, у меня все нормально. Правильно Вы сказали, нечего болтать со всеми про такое, тем более на людях. Впредь надо будет следить за собой. Ладно, давайте забудем это все. Я за это выпью и вам предлагаю.
—Спасибо, Марья Степановна,— сказала Света, довольная результатом.
—Спасибо, Марья Степановна,— повторила Юля, а обращаясь к Свете добавила:— И тебе спасибо. У меня с души такой камень упал.
—Вы знаете, и мне легче стало,— улыбнувшись, сказала Марья Степановна.
|
