Прага, 24го Окт<ября> 1923 г.

Я вернулась домой полумертвая. Ни Гёте, ни Минос, ни Апостол Павел не помогли. Постояв локтями на столе, полежав затылком на полу, не слыша вопросов, не понимая (своих же) ответов, в каком-то столбняке отчаяния, я наконец прибегла к своему вечному средству: природе. Вышла на улицу, и сразу — на теплые крылья ветра, в поток фонарей. Ноги сами шли, я не ощущала тела, (Радзевич, я поняла, я одержима демонами!), это было почти небытие, первая секунда души после смерти.

==========

—Этот рассказ. Что в нем было такого ужасного? Да то, что я, рассказывая, видела себя воочию, что, вороша весь этот прах, ощущала его как сущее — это была очная ставка с собой. И что я почувствовала? Отвращение.

Стена между нами росла с каждым моим словом. Ваше любование им было мне — нож в сердце. Вы становились его союзником, моим врагом, почти им. Каждая Ваша усмешка подтверждала: «Поделом! Так и надо! На это и шла!»

Это звучало как исповедь текущего часа, точно всё это случилось вчера. На меня сегодня встало всё мое прошлое, мое грешное, грустное, горькое прошлое, и оно уводило меня от Вас, вырывало меня у Вас, делало мою любовь к Вам (святыню!) — эпизодом. Вы, выслушав, не могли мне верить, я, рассказав, могла ли верить себе сама?

==========

Это можно рассказывать, когда впереди достаточно времени, чтобы забыть, т. е. будущее целой ночи или целой жизни. Это можно рассказывать на груди, когда всё позади.

Или еще: на коленях перед другим, зарывшись лицом в колени.

==========

Вообще, после встречи с Вами я перестала любить себя. Я сама у себя под судом, мой суд строже Вашего, я себя не люблю. И — откуда это чувство вины? Я же Вас не знала! Разве есть измена — назад?

==========

Ужасает меня (восхищает) непримиримость Вашей любви. Ни кольца, ни книги, никакой памяти, мне это даже сегодня было больно.

В таком отказе — царственность, сознание права на всё, из моего мне же даришь.

Вот за это — и за ту скамейку в саду — и за молчание на улице — и за какой-то взгляд без улыбки

==========

Спала сегодня в Вашем халате. Я не надевала его с тех пор, но сегодня мне было так одиноко и отчаянно, что надела его, как частицу Вас.

==========

Конец истории, оказывается, неверен. Я просто забыла (перепутала). Пришел он ко мне впервые непосредственно от той, оторвавшись от нее, случайно встретив меня в гостях, ушел он от меня — непосредственно к ней, оторвавшись от меня, случайно встретив ее на улице.

Потом — его письмо и исповедь — и мое прощение (мой промах!) И после этой склейки (трещины!) — рассказ того: «Вы знаете, почему он к Вам вернулся? П.ч. он в то утро свез ее в больницу, а вечером был у Вас». Мотивировка: «не могу без женщины».

Та умерла одна, томясь по нем, зовя его, завещав ему всё, что у нее оставалось: свои чудные черные волосы.

==========

Когда, долго спустя, уже давно расставшись, я однажды спросила его: «Но почему же Вы ни разу, ни разу не пошли?» он ответил: — «Раз зашел, она спала, такая тонкая, тонкая куриная шея, — все жилы наружу — я не мог»... И вздохнул.

Рассталась я с ним не из-за себя, а из-за нее, из-за ее одинокого смертного часа, из-за косы, которую он взял как дикарь — трофей, из-за глаз ее, которых я ему не могла простить.

==========

Я благодарна поэтам.

==========

Значит — я не одна такая.

==========

Подумали ли Вы о том, что Вы делаете, уча меня великой земной любви? Ну, а если — да, и если Вы — ?

==========

«Любовь — костер, в которую бросают сокровища», так учил меня первый человек, которого я любила — любовью почти-детской, но давшей мне уже всю горечь любви недетской — человек высокой жизни, поздний эллин, бродивший между Орфеем и Гераклитом.

Сегодня я (13 лет спустя) об этом вспомнила. Не этому ли учите меня — Вы?

==========

Но откуда Вы это знаете, не лучшей жизнью меня — живший? И почему — у Вас столько укоров ко мне, а у меня — ни одного?

Может быть женщина, действительно не в праве нести другому постоялый двор, вместо души?

==========

Теперь, отрешившись на секунду, что я женщина — вот Вам обычная мужская жизнь: верх (друзья) — и низ (пристрастья), с той разницей, что я в этот bas-fonds¹² вносила весь свой верх, пристрастья себе вменяла в страсти, отсюда — трагедия.

Если бы я, как Вы, умела только играть и не шла в эту игру всей собой, я была бы и чище и счастливее. Моя душа мне всегда мешала, есть икона: «Спас-недреманное око», так вот: недреманное око высшей совести — перед собой.

==========

А еще, Радзевич, неудачные встречи: слабые люди.

Я всегда хотела любить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть в надёжных и нежных руках. Слабо держали — оттого уходила. Не любили — любовались: оттого уходила.

Как поэту — мне не нужен никто, (над поэтом — гений, и это не сказка!) как женщине, т.е. существу смутному, мне нужна воля, воля другого ко мне — лучшей.

Вы — не «импрессионист», хотя Вас многие считают таким, не существо минуты, Вы, если будете долго любить меня, со мной совладаете.

==========

«Tout comprendre, c'est tout pardonner»¹³ — да, я слишком много в жизни понимала.

Тот мой «промах» (прощёная измена).

Человек говорит мне то, что мог бы скрыть (его добрая воля!) человек из жалости (так он говорил) дает нежность, — мне ли судить?! И, наконец, разве эта фактическая измена — не мелочь, и не мелочность ли будет с моей стороны из-за этого — отталкивать? Не будет ли это перенесением отношения исключительно в лежачую плоскость близости — с высот дружбы?

Но — ты не пошел к женщине в ее смертный час, ты, два года бывший с ней и — по своему — любивший ее, ничего не увидел, кроме «куриной шеи» — этого я не поняла и, посему, простить не смогла.

И еще: ты скрыл от меня ее существование, заставил меня почти что грабить мертвую — меня, так страдающую от чужой боли, так содрогающуюся от нее!

Меньше всего меня уязвило то, что он пришел ко мне «п.ч. нельзя же без женщины». — «На это дело — есть лучше!» Это всё что я ему потом... промолчала.

==========

Всё это я рассказываю Вам, чтобы Вы видели, что я и на самом дне колодца оставалась — собой.

И чтобы Вы еще, мой дорогой друг, знали, что: 

---

За каждое чужое веселье я платила сторицей. Своего у меня не было.

==========

Да, еще одна подробность: я о ней за всю встречу ничего не слыхала, только изредка, когда я, смеясь, спрашивала: «Чья же я преемница?» он с милейшей из усмешек отвечал:

— «Ни предшественниц, ни преемниц. Всё, что не Вы — рвань», — а несколько строк, которые я ему как-то написала, он переписал, чтобы всегда носить при себе, боясь истрепать мою записку.

Сейчас они, очевидно, покоятся в одном ящике с волосами — тоже трофей, ибо, по изречению Наполеона: «La plus belle fille ne peut donner que ce qu'elle a»¹⁴.

Я — соседством не оскорблена, или, если оскорблена — за ту, а той, будем надеяться, Бог уже отверз иные уши и иные глаза.

==========

Радзевич, когда у меня будут деньги, я Вам подарю тетрадочку — чудную! — с моими стихами, которых нет в книгах.

(Сейчас бьет огромный дождь, которому я радуюсь: всё утро томилась, что хорошая погода, а мы с Вами не в Карловом Тыну!)

— Или и от тетрадки откажетесь?

Вот стих, который я Вам туда перепишу:

==========

Радзевич, Радзевич, перечитываю стихи того лета — и в ужасе и в восхищении: так зорко! так горько!

==========

Отдельные стихи оттуда:

==========

==========

==========

==========

==========

==========

А другие — в книжку. Эту книжку Вы будете любить, если, toutefois¹⁵, по врожденному высокомерию своему, от нее не откажетесь.

==========

И вот, от пены сей — спасение в тетрадь, в дружбу, в отрешение, в природу, в тот зеленый сиреневый куст (если помните).

Весь мой прошлый год прошел так. Встретившись с Вами я встретилась с никогда не бывшим в моей жизни: любовью-силой, любовью-высью, любовью-радостью. Ваше дело довершить, или, устрашившись тяжести — бросить. Но и тогда скажу, что это в моей жизни было, что чудо — есть, и благословлю Вас на все Ваши грядущие дни.

М.

— «Это Вам удастся мимоходом». Нет, ничто не удастся мимоходом: ни Вы — мне, ни я — Вам. Ибо у меня тоже свое дело в Вашей жизни, о котором когда-нибудь в другой раз.

==========

А сегодня у меня целый вечер — мой, и завтра — несколько вечерних часов. Как жаль. Земные часы дня так же как часы души должны нести с собой не только нежность — но надёжность.

Буду думать о Вас.

==========

В пятницу приходите в 4 ч., посидим, потом, если хотите пойдем к Р<ейтлинге>рам слушать скрипку. (У них — свой скрипач.) Мне придется идти.

==========

Такой уютный, долгий, баюкающий дождь, и такая хорошая серизна в комнате. О, если бы Вы сейчас вошли!

==========

И — спасибо за всё.

Примечания

¹¹

¹² Букв.: мели (фр.), здесь: дол.

¹³ «Всё понять — значит всё простить» (фр.)

¹⁴ «Самая красивая девушка может дать только то, что имеет» (фр.)

¹⁵ Всё-таки (фр.)