Библиотека Живое слово
Серебряный век

Вы здесь: Живое слово >> Серебряный век >> Марина Цветаева >> О Марине Цветаевой >> Незакатные оны дни: Цветаева и Парнок Незакатные оны дни, От автора


О Марине Цветаевой

С.В.Полякова

Незакатные оны дни: Цветаева и Парнок

Незакатные оны дни, От автора

ОТ АВТОРА

Эта книга посвящена значительному для Цветаевой как для человека и поэта событию в ее жизни — отношениям с С.Я. Парнок. Проследить их неровное течение, сложную психологическую атмосферу и отражение в поэзии оказалось возможным, так как автору посчастливилось познакомиться с архивом Цветаевой, когда он еще находился в частном хранении. Читатель найдет здесь не только неизвестные факты, но и впервые публикуемые стихи и письма Цветаевой.

Автор приносит сердечную благодарность своему французскому другу и коллеге (он не пожелал быть названным), чья помощь была так велика, что работу можно было бы подписать двумя именами.

* * *

Немногие знают, включая сюда и ученых, специально занимающихся личностью и творчеством Цветаевой, что более полутора лет София Парнок и Марина Цветаева заменяли друг другу весь мир1. Самое имя поэтессы Софии Яковлевны Парнок (1885—1933) оставалось до последнего времени малоизвестным: стихи Парнок, отводящие ей почетное место в поэзии XX века, не увидели света, так как она долгие годы была лишена права печататься (не созвучна эпохе!)2.

Памятником их любви остались посвященный Цветаевой Парнок стихотворный цикл «Подруга» вместе с примыкающими к нему пьесами и обращенные к Цветаевой пьесы Парнок. Все они не имеют дедикаций и лишь недавно с них был снят покров анонимности (адресаты некоторых стихотворений раскрываются впервые лишь в этой книге), и «Подруга», равно как и некоторые другие стихи Цветаевой к Парнок, не вошедшие в «Подругу», увидели свет3.

Несколько слов о рукописном предании цикла «Подруга».

Составляющие его пьесы входили в сборник «Юношеские стихи», при жизни Цветаевой не увидевший света. Цикл по своему составу, порядку следования стихотворений и чтениям не единообразен в различных авторских рукописях, машинописных с пометами и написанной от руки, и позднейших списках, восходящих, по-видимому, к ним, но принадлежащих неизвестным копиистам.

Стихи «Подруги» были объединены в цикл (А) (1920) и озаглавлены «Ошибка»; (в (Р) мы застаем их в виде разрозненных листков). Едва ли первоначальное название цикла свидетельствовало о стремлении автора полемизировать с его тоном, подвергнуть сомнению ценность любви, о которой там идет речь. Естественнее толковать надписание в плане «иронической прелести, что Вы — не он», о которой говорится в пьесе, открывающей цикл.

Существуют три авторские рукописи «Подруги» — входящие в (ЮС) не собранные в цикл стихи, впоследствии его составившие (1919—1920 гг.), написанные автором от руки (Р), авторская машинопись (ЮС) с правкой 1920 года красными и черными чернилами (А 1920 г.), дополненная в 1940 году одной единственной правкой (синими чернилами) — новым заглавием — «Подруга» (А 1940 г.). Видимо, по забывчивости Цветаева дублировала в нем название раздела в «Стихах к Блоку», посвященного Н. А. Коган-Нолле, а также стихотворения 1923 года, вошедшего в сборник «После России». Третья авторская рукопись — машинопись (ЮС), воспроизведенная в (В), (М). Рукопись известна нам только по публикации и описанию ее В. Швейцер. Однако нам все же кажется, вопреки суждению издателя, что не (М), а (А) может рассматриваться как последняя редакция «Подруги»: (М) не имеет правки 1940 года — в (В) без каких бы то ни было оговорок даются чтения, вычеркнутые в (А) синими чернилами, то есть в 1940 году (цвет употребляемых Цветаевой чернил определяет хронологию ее рукописей). Как уже говорилось, «Подруга» была распространена в позднейших списках, два из которых были опубликованы и учтены нами в критическом аппарате (не отмечены только несомненные типографские опечатки). Цикл печатается по (А), рукописи, просмотренной Цветаевой в 1940 г. Стихи, не включенные ею в цикл, но связанные с тем же адресатом, С. Я. Парнок, помещены в «Приложениях».

М. Цветаева. Подруга

1


Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!
И лучше — пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди4,
Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной—
Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом!
Уж не спасти!

За эту дрожь, за то—что —- неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.

16 окт. 1914

Заглавие — «Ошибка (А 1920); ст. 1 — не скажешь (К), (С); ст. 21 — круглолобый (К) 

2


Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?

Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всё дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?5

23 окт. 1914

3


Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Ум — отрезвленной, грудь — свободней,
Опять умиротворена.

Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.

Так простояла я — в тумане—
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.

Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный — этот вот,
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,

Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес,
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.

Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.

24 окт. 1914

Ст. 3 — взгляд (К), (С).

4


Вам одеваться было лень,
И было лень вставать из кресел.
— А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел.

Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь и холод.
— А каждый Ваш грядущий час
Моим весельем был бы молод.

Вы это сделали без зла,
Невинно и непоправимо.
— Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо6.

25 окт. 1914

5


Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком,
Куда-то промчались санки.

Уже прозвеневший смех...
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий — рядом!

Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, —
Сильнее, чем я — желанной.

Мир — весел и вечер лих!
Из муфты летят покупки...
Так мчались Вы в снежный вихрь,
Взор к взору и шубка к шубке.

И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд —
Не более — вслед глядела.

И гладила длинный ворс
На шубке своей — без гнева.
Ваш маленький Кай замерз,
О Снежная Королева7.

26 окт. 1914

4-е четверостишье: «Oh, je n'en puis plus, j'etouffe!»* / Вы крикнули во весь голос, / Размашисто запахнув / На ней меховую полость». (Р, А 1920) исключено автором (В), (С), (К). (* О, я больше не могу, я задыхаюсь! (фр.).)

6


Как весело сиял снежинками
Ваш — серый, мой — соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась — шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки—парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое бабье.

Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,
Сказав: «О, я ее хочу!»
С какою бережностью вставили
В подсвечник — желтую свечу...

— О, светская, с кольцом опаловым
Рука! — О, вся моя напасть! —
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу
— Гул колокольный и закат —
Блаженные, как имянинницы,
Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам — хорошеть до старости —
Клялась — и просыпала соль,
Как трижды мне — Вы были в ярости!
Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой...8

Декабрь 1914

Ст. 34 — присыпала (К), (С).

7


Ночью над кофейной гущей
Плачет, глядя на Восток.
Рот невинен и распущен,
Как чудовищный цветок.

Скоро месяц — юн и тонок —
Сменит алую зарю.
Сколько я тебе гребенок
И колечек подарю!

Юный месяц между веток
Никого не устерег.
Сколько подарю браслеток,
И цепочек, и серег!

Как из-под тяжелой гривы
Блещут яркие зрачки!
Спутники твои ревнивы? —
Кони кровные легки!

5 дек. 1914

8


Свободно шея поднята,
Как молодой побег.
Кто скажет имя, кто — лета,
Кто — край ее, кто - век?

Извилина неярких губ
Капризна и слаба,
Но ослепителен уступ
Бетховенского лба.

Светло-коричневым кольцом
Слегка оттенены,
Владычествуют над лицом,
Глаза, как две луны.

До умилительности чист
Истаявший овал.
Рука, к которой шел бы хлыст,
И — в серебре — опал.

Рука, ушедшая в шелка,
Достойная смычка,
Неповторимая рука,
Прекрасная рука.

10 янв. 1915

Ст. 9-12 (К), (С) отсутствуют; ст. 17-18 Рука, достойная смычка, Ушедшая в шелка, (К), (С).

9


Ты проходишь своей дорогою,
руки твоей я не трогаю.
Но тоска во мне — слишком вечная,
Чтоб была ты мне — первой встречною.

Сердце сразу сказало: «Милая!»
Всё тебе — наугад — простила я,
Ничего не знав, — даже имени! —
О, люби меня, о, люби меня!

Вижу я по губам — извилиной,
По надменности их усиленной,
По тяжелым надбровным выступам:
Это сердце берется — приступом!

Платье — шелковым черным панцирем,
Голос с чуть хрипотцой цыганскою,
Всё в тебе мне до боли нравится, —
Даже то, что ты не красавица!

Красота, не увянешь за лето!
Не цветок — стебелек из стали ты,
Злее злого, острее острого
Увезенный — с какого острова?

Опахалом чудишь, иль тросточкой, —
В каждой жилке и в каждой косточке,
В форме каждого злого пальчика, -
Нежность женщины, дерзость мальчика.

Все усмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я
Всё, что нам в тебе уготовано,
Незнакомка с челом Бетховена9!

14 янв. 1915

Ст. 3 — Но платок в своей — слишком комкаю (Р) (зачеркнуто)

10


Могу ли не вспомнить я
Тот запах White-Rose и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком...

Мы были: я — в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы — в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.

Я помню, с каким вошли Вы
Лицом — без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня.

И лоб Ваш властолюбивый,
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик, —
Но что-то сильней меня!

Движением беспричинным
Я встала, нас окружили.
И кто-то в шутливом тоне:
«Знакомьтесь же, господа».

И руку движеньем длинным
Вы в руку мою вложили,
И нежно в моей ладони
Помедлил осколок льда.

С каким-то, глядевшим косо,
Уже предвкушая стычку, —
Я полулежала в кресле,
Вертя на руке кольцо.

Вы вынули папиросу,
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо.

Я помню — над синей вазой —
Как звякнули наши рюмки.
«О, будьте моим Орестом!»,
И я Вам дала цветок.

Смеясь — над моей ли фразой?
Из замшевой черной сумки
Вы вынули длинным жестом
И выронили—платок10.

28 янв. 1915

Ст. 1 — вспомнить (К), (С), (В); ст. 21 — движением (К); ст. 25 — отсутствует отбивка после слова льда (В); ст. 36 — отдала (К), (С); ст. — с зарницею сероглазой (К), (С), (В).

11


Все глаза под солнцем — жгучи,
День не равен дню.
Говорю тебе на случай,
Если изменю:

Чьи б ни целовала губы
Я в любовный час,
Черной полночью кому бы
Страшно ни клялась, —

Жить, как мать велит ребенку,
Как цветочек цвесть,
Никогда ни в чью сторонку
Оком не повесть...

Видишь крестик кипарисный?
— Он тебе знаком —
Все проснется — только свистни
Под моим окном.

22 фев. 1915

Ст. 12 — глазом (В); зачеркнуто (А).

12


Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои

И глаза — кого - кого-то
Взглядом не дарят! -
Требующие отчета
За случайный взгляд.

Всю тебя с твоей треклятой
Страстью — видит Бог! —
Требующую расплаты
За случайный вздох.

И еще скажу устало,
— Слушать не спеши! —
Что твоя душа мне встала
Поперек души.

И еще тебе скажу я:
— Все равно — канун! —
Этот рот до поцелуя
Твоего был юн.

Взгляд—до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти...
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути11!

28 апр. 1915

Ст. 15 — стала (К); ст. 17 — и еще скажу тебе я (К).

13


Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя...
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.

Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка12?!

Вознесение, 1915

14


Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.

Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе...
Вы — в дыме поезда... Поля
В вечерней жалобе —

Вечерние поля в росе,
Над ними — вороны...
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны13!

3 мая 1915

15


В первой любила ты
Первенство красоты,
Кудри с налетом хны,
Жалобный зов зурны,
Звон — под конем — кремня,
Стройный прыжок с коня,
И — в самоцветных зернах —
Два челночка узорных.

А во второй—другой-
Тонкую бровь дугой,
Шелковые ковры
Розовой Бухары,
Перстни по всей руке,
Родинку на щеке,
Вечный загар сквозь блонды
И полунощный Лондон.

Третья тебе была
Чем-то еще мила...

— Что от меня останется
В сердце твоем, странница14?

14 июля 1915

Ст. 4 — вой (К); ст. 8 — человека (К), (С); ст. 13 — на (К); ст. 15 — вечерний закат сквозь блонды — (С) (опечатка!).

Стихи Парнок к Цветаевой

16

Девочкой маленькой ты мне
предстала неловкою.

Сафо


«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»—
Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
Ночью задумалась я над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, —
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,
Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком...
В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:
Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком, —
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Но под ударом любви ты—что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою...
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»15.

Февраль 1915 (?)

17

СОНЕТ


Следила ты за играми мальчишек,
Улыбчивую куклу отклоня.
Из колыбели прямо на коня
Неистовства тебя стремил излишек.

Года прошли, властолюбивых вспышек
Своею тенью злой не затемня
В душе твоей, — как мало ей меня,
Беттина Арним и Марина Мнишек!

Гляжу на пепел и огонь кудрей,
На руки, королевских рук щедрей, —
И красок нету на моей палитре!

Ты, проходящая к своей судьбе!
Где всходит солнце, равное тебе?
Где Гёте твой и где твой Лже-Димитрий16?

9 мая 1915

18


Смотрят снова глазами незрячими
Матерь Божья и Спаситель-Младенец.
Пахнет ладаном, маслом и воском.
Церковь тихими полнится плачами.
Тают свечи у юных смиренниц
В кулачке окоченелом и жестком.

Ах, от смерти моей уведи меня,
Ты, чьи руки загорелы и свежи,
Ты, что мимо прошла, раззадоря!
Не в твоем ли отчаянном имени
Ветер всех буревых побережий,
О, Марина, соименница моря17!

5 августа 1915

Святые Горы

19

Марине Баранович


Ты, молодая, длинноногая! С таким
На диво слаженным, крылатым телом!
Как трудно ты влачишь и неумело
Свой дух, оторопелый от тоски!

О, мне знакома эта поступь духа
Сквозь вихри ночи и провалы льдин,
И этот голос, восходящий глухо
Бог знает из каких живых глубин.

Я помню мрак таких же светлых глаз.
Как при тебе, все голоса стихали,
Когда она, безумствуя стихами,
Своим беспамятством воспламеняла нас.

Как странно мне ее напоминаешь ты!
Такая ж розоватость, золотистость
И перламутровость лица, и шелковистость,
Такое же биенье теплоты...

И тот же холод хитрости змеиной
И скользкости... Но я простила ей!
И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей18!

Осень 1929

Ст. 6 — Средь вихрей ночи и обвалов льдин — автограф Парнок, принадлежавший М. К. Баранович; ст. 17 — холод мудрости змеиной — автограф М. К. Баранович. Холод хитрости змеиной — машинопись Л. В. Горнунга; ст. 19—20 — господня милость над тобой, Марина, И над далекой соименницей твоей — автограф М. К. Баранович.

Список сокращений

(A) — Машинопись сборника «Юношеские стихи» с авторской правкой Цветаевой 1920 г. (красными и черными чернилами) и 1940 г. (одна правка синими чернилами).

(B) — Марина Цветаева. Стихотворения и поэмы в пяти томах. Том первый. N.Y., 1980.

(Д) — Марина Цветаева. Сочинения в двух томах. Сост., подг. текста, коммент. А. Саакянц. Вст. ст. В. Рождественского. М., 1980.

(К) — Список цикла «Подруга» неизвестного происхождения, опубликованный в (НЦ).

(КП) — Каролина Павлова. Полное собрание стихотворений, М-Л., 1964.

(Л) — Марина Цветаева. Несобранные произведения. Мюнхен, 1971.

(М) — Машинопись с авторской правкой; воспроизведена в (В).

(НЦ) — Марина Цветаева. Неизданное (Стихи. Театр. Проза). Париж, 1976.

(П) — София Парнок. Собрание стихотворений. Изд. С. Поляковой. Анн Арбор, 1979.

(Р) — Авторская рукопись сборника «Юношеские стихи» 1919-1920 гг.

(C) — Список цикла «Подруга» неизвестного происхождения, опубликованный в (П).

(Ц) — Марина Цветаева. Избранные произведения. Сост., подг. текста и примеч. А. Эфрон, А. Саакянц. Вст. ст. В. Орлова. М.-Л., 1965 (Библиотека поэта. Большая серия).

(РГАЛИ) — Центральный государственный архив литературы и искусства.

(ЦПр) — М. Цветаева. Избранная проза, в 2-х томах. Изд. А. Сумеркина. Нью-Йорк, 1979.

(ЦПС) — Цветаева, «Повесть о Сонечке», опубликованная в (НЦ).

(ЮС) — Цветаева, «Юношеские стихи», текст в (НЦ).

Неопубликованные рукописи Цветаевой, цитированные без ссылок на место хранения, были доступны автору до их поступления в государственные архивы; тексты Парнок цитируются во всех случаях — по (П).

Примечания

1. Впервые об отношениях Цветаевой и Парнок в моем предисловии к (П).

2. По возвращении в Россию такой же вердикт ждал и Цветаеву: отданная ею в издательство книга стихотворений получила отрицательную рецензию, сводившуюся к аналогичному обвинению.

3. Адресат «Подруги» раскрыт в моем предисловии к (П). До появления (П), где цикл «Подруга» целиком опубликован в приложении, он был напечатан в (НЦ), а также выборочно в (Ц) и в сборниках «День поэзии» — всюду без указания адресата. Другие пьесы Цветаевой, обращенные к Парнок (тоже без раскрытия адресата), опубликованы в (Л) и (В).

4. Ст. 7. В «Юношеских стихах» Цветаевой эпитет «юный» употребляется очень часто. Удивительно, что в таком молодом возрасте — ведь пьесы этого сборника писались между 1913 и 1915 г.г., Цветаева так высоко ценила юность вообще и переживала радость собственной молодости.

5. Ст .12. Упоминание кота Цветаевой указывает, что местом этого любовного свидания был дом Цветаевой. Любимый ее кот по кличке Кусака, которого Цветаева вывезла из Крыма (Дневник Хин-Гольдовской, Запись от 16 июля 1914 г. (РГАЛИ) ф. 128, оп. 1, ед. хр. 22), был удостоен ею следующего замечательного стихотворения:


Собаки спущены с цепи,
И бродят злые силы.
Спи, милый маленький мой, спи,
Котенок милый!
Свернись в оранжевый клубок
Мурлыкающим телом,
Спи, мой кошачий голубок,
Мой рыжий с белым!
Ты пахнешь шерстью и зимой,
Ты — вся моя утеха,
Переливающийся мой
Комочек меха.
Я к мордочке прильнула вплоть,
О, бачки золотые! —
Да сохранит тебя Господь
И все святые!

19 марта 1914 г.

Ст. 13. В том поединке своеволий — словосочетание подробно рассмотрено в тексте (см. Раздел 3).

Ст. 16. Чье сердце: Ваше ли, мое ли / Летело вскачь — имеет параллель в поэме «Чародей» (окончена в мае 1914 г.):


И сердце, растеряв подковы,
Летит в галоп.

(ЮС) стр. 39

В этом сборнике вообще нередки автореминисценции, особенно часто они встречаются в «Подруге».

Ст. 18. Чего так хочется и жаль — Ср.:


Тебе, не знающей утраты,
Чего-то не было ли жаль?


(К) с. 243

Это совпадение с Каролиной Павловой можно было бы счесть случайным; в противном, однако, убеждает наличие других — и не вызывающих сомнения в своей природе — соприкосновений с К. Павловой. Несколько позднее (1915 г.) Каролина Павлова была воскрешена изданием Брюсова и даже вошла в моду. Почитательницей ее поэзии была и Цветаева, у которой, как будет отмечено в соответствующих местах комментария, неоднократно встречаются реминисценции из К. Павловой. И впоследствии отношение Цветаевой к К. Павловой не изменилось — к ее стихотворению, как Цветаева сообщает в письме к Бахраху от 20 апр. 1923 г. («Новый мир», 1969, № 4, стр. 192), восходит название ее сборника «Ремесло». Среди ценителей поэзии Павловой была и С. Я. Парнок. В сент. 1915 г. она посвятила ее памяти пьесу (П № 17).

6. Ст. 11. Я Вашей юностью была, / Которая проходит мимо — ср.: Меня уж нет, она сказала, / Была я молодость твоя (КП «Спутница фей», 2).

7. Ст. 2. Большая Лубянка — одна из центральных улиц Москвы.

Ст. 5. Уже прозвеневший смех — несколько позднее Цветаева использует это сочетание в стихотворении из (НЮС) «Радость всех невинных глаз» — «Помню... Каждый прозвеневший смех».

Ст. 21-22. И гладила длинный ворс / На шубке своей — без гнева — Ср. К. Бальмонт «Дождь»:


И атомы напева,
Сплетаясь в тишине,
Спокойно и без гнева
Умри твердили мне.

Ст. 27-28. Одна из коллег обратила мое внимание на то, что подробности андерсеновской сказки повторяются в цикле: в № 10 ладонь героини (Снежной королевы из № 5) уподоблена осколку льда, в № 4 Приложений комната стилизована под чертог Снежной королевы, где все сияет, блестит и дышит зимним, ледяным холодом, в № 6 Кай превращается в Маленькую Разбойницу, а Снежная королева в обыкновенную женщину. К образам «Снежной королевы» Цветаева возвращается и позднее. В письме к Пастернаку от июля месяца 1927 г. она пишет в связи с легендой о Тристане и Изольде: «История ничем не отличается от истории Кая и Герды» (Новый мир, 1969, № 4, стр. 197).

8. Ст. 7-8. Как всеми рыжими лошадками / Я умилялась в Вашу честь — у С. Я. Парнок были волосы с рыжеватым отливом.

Ст. 11-12. Как на чудных московских барышень / Дивилось глупое бабье — эпитет «московские» указывает на то, что действие, происходит не в Москве; это подтверждает письмо Е. О. Волошиной к Ю. Л. Оболенской от 30.XII.1914 (РГАЛИ, ф. 2080, оп. 1, ед. хр. 21): «Она (Марина Цветаева — С. Я.) куда-то с Соней уезжала на несколько дней, держала это в величайшей тайне». «Мои службы» Цветаевой позволяют утверждать, что подруги уехали в Ростов Великий (подсказано мне Е. Б. Коркиной): (...) «Бегу домой за мешками и санками. Санки — Алипы, детские, бубенцовые, с синими возжами, — мой подарок ей из Владимирского Ростова. Просторное плетение корзиночкой, спинка обита кустарным ковром. Только двух собак и айда! в северное сияние...

Но собакой служила я, северное сияние же оставалось позади: се глаза. Ей тогда было два года, она была царственна. («Марина, подари мне Кремль», пальцем указывая на башни). Ах, Аля! Ах, санки по полуденным переулкам! Моя тигровая шубка (леопард? барс?), которую Мандельштам, влюбившись в Москву, упорно величал боярской. Барс! Бубенцы!» (М. Цветаева, Проза, Нью-Йорк, 1953, стр. 125).

Ст. 15. Как на старинной Богородице / Вы приостановили взор — ср. написанное раньше стихотворение к С. Я. Эфрону:


Так вы лежали в брызгах пены,
Рассеянно остановив
На светло-золотистых дынях
Аквамарин и хризопраз
Сине-зеленых, серо-синих,
Всегда полузакрытых глаз.

(ЮС стр. 15

 «Как водоросли ваши члены»)

9. Задыхающийся ритм этого стихотворения передает смятение, скороговорку потрясенного любовью сердца.

Ст. 18. Не цветок — стебелек из стали ты — образ будет спустя несколько месяцев повторен: «Быть как стебель и быть как сталь» (ЮС стр. 77 «Легкомыслие милый грех»).

Ст. 28. Незнакомка с челом Бетховена — определение «незнакомка» странно звучит через несколько месяцев близкого общения; полагать же, что подразумевается неизвестность Парнок широкому кругу лиц, отсутствие у нее популярности не приходится. Скорее всего Цветаева намекала этим эпитетом на сложность, загадочность натуры своей подруги.

10. Ст.-2. White Rose — модные в то время духи. О них упоминает и Андрей Белый в «Первом свидании», Пг., 1921, стр. 17: «Меня онежили уайт-розы».

Ст. 13-14. И лоб баш властолюбивый / Под тяжестью рыжей каски — ср. прим. к № 12.

Ст. 35. — «О, будьте моим Орестом» — см. толкование этой фразы в разделе 1-м.

11. Ст. 5-6. И глаза — кого-кого-то / Взглядом не дарят! — ранее в (ЮС) стр. 15 «Как водоросли» — «Лежите, взглядом не даря!»

Ст. 21-24. «Взгляд — до взгляда — смел и светел, Сердце — лет пяти... — Счастлив, кто тебя не встретил На своем пути!»— ранее в (ЮС) «Мы весенняя одежда» (стр. 13):


Светлый взор наш смел и светел
И во зле,
Кто из вас его не встретил
На земле?..

О выражении «Сердце лет пяти» — см. раздел 1.

12 Ст. 5. Есть женщины. — Их волосы, как шлем. См. прим. № 10. Сравнение встречается в раннем стихотворении «Ты будешь невинной»: «И косы свои, пожалуй, Ты будешь носить как шлем» (ЮС стр. 45).

Ст. 7-8. Зачем тебе, зачем Моя душа спартанского ребенка. — ср. (КП) стр. 153 «Зачем душа»:


И каждый из нас, болтовнёю и шуткой
Удачно мороча их всех,
Подслушал в другом свой заносчивый, жуткий
Ребенка спартанского смех


и ее же (стр. 337):



И горе помысла живого,
Смеясь, быть может, и шутя,
Скрывает все, как зверя злого
Лакедемонское дитя.

«Лакедемонское дитя» означает здесь сдержанную скрытную душу, т. е. в него вложен тот же смысл, что у Цветаевой — умение, подобно спартанскому мальчику, державшему под одеждой лисенка, который кусал его, стойко сносить боль. С таким пониманием хорошо согласуется поведение Цветаевой в ее сложной семейной ситуации; иначе сказать, «душа спартанского ребенка» определяет не возраст, а характер автора.

13. Ст. 11-12. — «Благословляю Вас на все четыре стороны» — много лет спустя Парнок ответит Цветаевой таким же благословением (см № 19).

14. Ст. 1-8 этого далеко не полного дон-жуанского списка Парнок, по-видимому, подразумевают неизвестную нам по имени героиню «Триолетов» Парнок (П № 33), прелестную охотницу, «женщину-ловца» (ср. у Цветаевой «стройный прыжок с коня»), амазонку, как у Цветаевой, сочетающую в прихотливом смешении атрибуты женскости («кудри с налетом хны» и «жалобный зов зурны» — музыка в те времена входила в круг специфически женских занятий) с мужскими вкусами, новоявленную Диану, в чьих руках «ружейный щелкает курок». Обеих роднит также восточное происхождение или связь с Востоком: упомянутая Цветаевой подруга Парнок играет на зурне или любит ее слушать и носит татарские чувяки: эта обувь с загнутым кверху носом только и может быть названа «челночком». В «Триолетах» о Востоке напоминает лишь «черный локон» героини. Сравнительно с «Триолетами» пьеса Цветаевой располагает дополнительной информацией: у Парнок не упоминается ни об окрашенных хной волосах, ни о любви амазонки к звукам зурны.

Стройный прыжок с коня И — в самоцветных зернах — два челночка узорных — ср. в «Триолетах»:


В часы, когда от росных зерен
В лесу чуть движутся листы,
Твой взор ревнив, твой шаг проворен,
В часы, когда от росных зерен
Твой черный локон разузорсн,
В лесную глушь вступаешь ты.

Очевидно, самоцветные зерна Цветаевой выросли из «росных зерен» «Триолетов». Это, однако, не означает, что «Триолеты» послужили источником Цветаевой. В пользу независимости ее пьесы от «Триолетов» говорят и наличие в ней отсутствующих у Парнок подробностей образа героини и, как будто, хронологические соображении: «Триолеты» появились в печати в 1916 г., т. е. спустя год после возникновения пьесы Цветаевой, и скорее всего были написаны около этого времени. Надо думать, что Цветаева использовала изустный рассказ своей подруги, имевшей обыкновение не расставаться с полюбившимися ей выражениями, употребляя их не только в поэтической речи, как это показано в моем предисловии и примечаниях к (П).

Ст. 9-16. Судя но описанию внешности и упоминанию о Лондоне, речь идет об Ираиде Карловне Альбрехт (подруге Парнок), одной из самых элегантных московских дам, с которой Парнок была в Лондоне. Об этой совместной поездке свидетельствует ее открытка к К. Липске-рову от 1 июля 1914 года (РГАЛИ, фонд 1737, оп. 1, ед. хр. 204) и следующие стихи:


Отчего от отчего порога
Ты меня в кануны роковые
Под чужое небо уводила,
Поводырка страшная, любовь?..
.................................................
Отчего под мертвым небом Сити,
В попугайном звуке чуждой речи
Я услышала с полей родимых
Головокружительную весть?

(П № 95)

15. Пьеса включена в группу стихотворений с засвидетельствованным бесспорно адресатом, так как сама Цветаева раскрыла его анонимность: «...Девочкой маленькой ты мне предстала неломкою.. — Сафо (кстати, дописанное С. Парнок и обращенное — ко «мне /.../»). Запись от 2 ноября 1940 г.

16. Ст. 8 и 12. — Немецкая писательница Беттина Арним (1785-1859) — синоним выдающейся женской одаренности; ее восторженная дружба с Гете служила приятельнице Цветаевой М. П. Кудашевой образцом своеобразной литературной игры — она видела в Вяч. Иванове своего Гете. С Мариной Мнишек Цветаева постоянно отождествляла себя.

17. Ст. 12. «О, Марина, соименница моря» - имя образовано от латинского прилагательного rnarinus, морской. Здесь Парнок подхватывает уже тогда свойственную Цветаевой манеру обыгрывать этимологию своего имени: «Но имя мне Бог иное дал, Морское оно, морское» (М. Цветаева. волшебный фонарь. М., 1913, ст. «Душа и имя»).

18 Марина Казимировна Баранович (1907-1975) — приятельница Парнок, чтица - любительница, последние годы жизни — переводчица.

За несколько лет до возникновения этого стихотворения, обращенного к М. К. Баранович и вместе к ее «соименнице» Цветаевой, Парнок вспомнила Цветаеву в статье 1924 г. «Пастернак и другие», а также прочитан ее «Поэму конца»: с Недавно Пастернак прочел нам новую поэму Марины «Поэма конца». Разнузданность полная, но талантливо необычайно» (письмо к Е. К. Герцык от 1 апреля 1926 г.).

Ст. 10. Как при тебе вес голоса стихали — в то время М. К. Баранович увлекалась художественным чтением.

Ст. 14.. Судя по «автопортрету», в период дружбы с Парнок Цветаева выглядела тик, как она описана а этой пьесе: «Слишком розовой и юной я была для Вас» (Ц № 4) или «Но облик мой невинно розов» (ЮС, с. 78).

Предыдущее

Следующее

Вы здесь: Живое слово >> Серебряный век >> Марина Цветаева >> О Марине Цветаевой >> Незакатные оны дни: Цветаева и Парнок Незакатные оны дни, От автора




Библиотека "Живое слово" Астрология  Агентство ОБС Живопись Имена