Таруса, 13-го июля 1908

Как часто люди расходятся из-за мелочей. Я рада, что мы с Вами снова в мире, мне не хотелось расходиться — с Вами окончательно, потому что Вы — славный. Только и мне трудно будет относиться к Вам доверчиво и откровенно, как раньше. О многом буду молчать, не желая Вас обидеть, о многом — не желая быть обиженной. Я все-таки себе удивляюсь, что первая подошла к Вам. Я очень злопамятная и никогда никому не прощала обиды (не говоря уже об извинении перед лицом меня обидевшим).

Впрочем, все это Вам должно быть надоело, — давайте говорить о другом.

Погода у нас серая, ветер пахнет осенью. Хорошо теперь бродить по лесу одной. Немножко грустно, чего-то жаль.

Учу немного свою химию, много — алгебру, читаю. Прочла «Подросток» Достоевского¹. Читали ли Вы эту вещь? Напишите — тогда можно будет поговорить о ней. Вещь по-моему глубокая, продуманная.

Приведу Вам несколько выдержек.

«В нашем обществе совсем не ясно, господа. Ведь Вы^1a Бога отрицаете, подвиг отрицаете, какая же косность, глухая, слепая, тупая может заставить меня действовать так, если мне выгоднее иначе. Скажите, что я отвечу чистокровному подлецу на вопрос его, почему он непременно должен быть благородным.

Что мне за дело до того, что будет через тысячу лет с человечеством, если мне за это, по-Вашему» (опять, точно я Вам это говорю, хотя и я могла бы сказать нечто подобное, особенно насчет подвига), «ни любви, ни будущей жизни, ни признания за мной подвига не будет? Да черт с ним, с человечеством, и с будущим, я один только раз на свете живу!» —

==========

«У многих сильных людей есть, кажется, натуральная потребность найти кого-нибудь или что-нибудь, чтобы преклониться.

Многие из очень гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей. Сильному человеку иногда очень трудно перенести свою силу. Эти люди выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми: преклоняться перед Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие,—вернее сказать—горячо желающие верить, но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто выходят разочаровывающиеся».

==========

«Самое простое понимается всегда лишь под конец, когда уже перепробовано все, что мудреней и глупей». —

==========

«На свете силы многоразличны, силы воли и хотения в особенности. Есть t° кипения воды и есть t° каления красного железа». — (И здесь химия. О, Господи!)

==========

«Мне вдруг захотелось выкрасть минутку из будущего и попытать, как это я буду ходить и действовать». —

==========

Вам понятно такое ощущение?

«Вообще до сих пор во всю жизнь, во всех мечтах моих о том, как я буду обращаться с людьми—у меня всегда выходит очень умно, чуть же на деле—очень глупо!

Я мигом отвечал откровенному откровенностью и тотчас же начинал любить его. Но все они тотчас меня надували и с насмешкой от меня закрывались». —

==========

Не находите ли Вы, что последнее часто верно? Я без всяких намеков. Вы не думайте. Но и Вы, очень Вас прошу, обходитесь без них. Теперь я невольно над каждым словом думаю—не ехидство ли какое.

Теперь, чтобы закончить письмо как следует, спишу Вам одни стихи Евгения Тарасова, к<отор>ые должны Вам напомнить одно настроение в Вашей жизни².

==========

Да, это посерьезнее будет, чем «намеки» и «упреки».

Пишите, я всегда рада Вашим письмам. Всего лучшего.

МЦ.

(Приписки на полях:)

Завидую Вашим частым поездкам, часто вспоминаю об Орлов-ке. Спасибо за пожелание «спокойных дней», мне они не нужны, уж лучше какие ни на есть бурные, чем спокойные. Я шучу.

Числа до 18-го пишите в Тарусу, впрочем, когда я уеду—напишу и дам московский) адр<ес>.

Как же Вы решили насчет университета?

Вы с Сережей чудаки! Сами ложатся спать, а др<угим> желают спокойной ночи. Я получила письмо среди белого дня и спать совсем не хочу.

Письмо даже на ощупь шершавое, попробуйте. А все-таки Вы славный! (Логики в посл<еднем> восклицании нет, ну да!..)

Что милая Норка, Буян, моя симпатия. Утеха и пр<очие>. Мне в настоящую минуту хочется погладить Вас по шерстке, т. е. против.

Написала одни стихи, —настроение и мысли в вагоне 21-го июля, когда я уезжала из Орловки. Прислать?³ —

А «больные» вопросы. Вы правы, теперь не следует затрагивать, лучше когда-нибудь потом. Как хорошо, что Вы все так чутко понимаете.

Я Вас очень за это ценю.

Что Соня? Хандрит ли? Какие известия от Сережи? План относительно Евг. Ив. я не оставила, дело за согл<асием> Собко⁴.

Комментарии

¹ По-видимому, это первое знакомство Цветаевой с творчеством Ф.М. Достоевского. Много позже Цветаева признавалась в одном из писем, что Достоевский ей «в жизни как-то не понадобился» (см. письмо 4 к Ю.П. Иваску в т. 7).

Приведенные в настоящем письме выдержки из романа «Подросток» в ряде случаев Цветаевой несколько изменены.

^1a Я вдруг вообразила, что это я говорю с Вами и поэтому употребляю большую букву В (примеч. М. Цветаевой).

² Тарасов Евгений Михайлович (1882— 1946)—революционный поэт. Цветаева приводит полный текст его стихотворения «Они лежали здесь в углу...» из книги «Стихи» (Спб., Новый Мир, 1906), написанного в связи с расправой над участниками Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. Возможно, Цветаева воспроизвела его по памяти, так как в сравнении с книжным источником имеются разночтения.

В «Ответе на анкету» (1926) Цветаева поставила стихи Е.М. Тарасова в ряд «душевных событий» своего отрочества (см. т. 4).

³ Было ли послано упомянутое стихотворение, неизвестно; в архиве адресата оно не обнаружено. Нет такого стихотворения и среди дошедшей до нас ранней лирики Цветаевой. Вместе с тем в бумагах П.И. Юркевича имелось другое стихотворение Цветаевой, обращенное к нему («Месяц высокий над городом лег...» — см. т. 1) и относящееся, по-видимому, к осени 1908 г., когда в Москве продолжилась дружба корреспондентов.

Что касается даты «21-го июля», то это, вероятно, описка Цветаевой; исходя из датировки письма, следует читать «21-го июня».

⁴ Кто такие «Евг. Ив.» и «Собко», не установлено.