1.IV.1926 г.

Москва

Дорогая Женечка!

Давно уже, по-моему, несколько недель тому назад, послала тебе письмо со стихами и ни слова в ответ не получила. Неужели письмо пропало? Я послала заказным.

Получила статью Любови Никитишны¹, передала Машеньке, а она Валерии Дмитриевне². Статья была мне приятна и главным образом потому, что в ней много цитат из Ади; — если б она была сплошь из цитат, она была бы мне совсем приятна. Хорошо то, что Люб<овь> Никитишна, очевидно, любила Адю: за это ей многое простится. Не хорошо то, что она такая сусальная и сладкая — к чему ни прикоснется, все обращается в каких-то елочных херувимов. Адю она, конечно, совсем не знает, и минутами я статью читала с досадой. Конечно, никто не смог бы написать об Аде так, как ты. У нас в альманахе «Узел» (он, вероятно, выйдет осенью) о ней будет писать одна из дочерей Зинаиды Мих<айловны>³, но боюсь, что и это будет не то. Я же писать эзоповым языком не могу! Надеюсь, что на днях получу авторские экземпляры моего сборника и тотчас же тебе вышлю. В 1-й серии выходят 10 сборников: «Запад» Антокольского, «Под пароходным носом» Зенкевича, «Патмос» Б.Лифшица, моя «Музыка», «Избранные стихи» Пастернака, «Телега» Радимова, «Рекорды» Сельвинского. «Земное время» Спасского, «Пять ветров» С.Федорченко, и «Московский ветер» Звягинцевой⁴. Издание очень изящное. Марка Фаворского прелестна. Посыпаю тебе отпечаток ее. Издательством нашим я по-прежнему очень занята. Из «жизненных интересов» другого, более сильного, у меня сейчас нет.

Не оставляй меня долго без писем. И улучи для меня часок — напиши побольше о себе. Что слышно с Эдгаром По? Кому и куда ты его посылаешь? Хочу знать о тебе поскорей и побольше.

В Москве на масленице была Ахматова и была у меня⁵. Как я жалею, что ты не знаешь ее! Это — само благородство! Женечка! Целых пять месяцев длится зима. В окне зимний пейзаж — снежные крыши и купол Неопалимой Купины⁶. Эта зима, несмотря на то, что я почти все время хворала, была благословенной зимой. Машенька совсем хорошая, ходит к Валерии Дмитриевне и читает ей вслух. Летом опять будем жить вместе. Если бы были деньги, мы бы на два месяца приехали в милый Судак. Но я почти ничего не зарабатываю: переводов нет. Напиши, как Вы решили относительно операции Евг<ении> Ант<оновны>? Обо всех напиши и всем от меня сердечный привет. На 4-й неделе будем с Машенькой говеть. Посылаю тебе на прощанье маленькое стихотворение. Целую тебя нежно.

Твоя Соня.

Ольга Николаевна тебе кланяется.

Вот стихи:

[На полях:] P.S. Недавно Пастернак прочел нам новую поэму Марины: «Поэма конца». Разнузданность полная, но талантливо необычайно⁸.

P.S. Карточку вышлю как только выберусь к фотографу. Он живет далеко от меня, а я почти не бываю в городе, т<о> е<сть> в «центре».

Комментарии

Написано на листе почтовой бумаги в линейку, карандашом, по новой орфографии.

¹ Речь идет о Любови Столице (Ершовой Любови Никитишне; 1884-1934) — поэтессе, в упоминаемое время жившей в эмиграции, в Болгарии. Парнок пишет о ее статье «Поэтесса-вещунья», посвященной памяти А.К.Герцык (Возрождение. Париж, 1925. 1 сентября).

² Жуковская Валерия Дмитриевна, урожд. Богданович (около 1860 — 1937) — мать Л.А.Герцык и В.А.Жуковской; совместно с Л.Ю.Бердяевой приняла католичество, была членом московской Абрикосовской общины.

³ Имеется в виду близость по теософским и антропософским кругам М.М. Тумповской (см. о ней примеч. 1 к письму 6) и З.М.Гагиной (см. о ней примеч. к письму 3).

⁴ Все перечисленные книги вышли в свет в 1926 г.

⁵ В комнате Парнок, по воспоминаниям Л.В.Горнунга, висел фотографический портрет Ахматовой с ее дарственной надписью, подаренный в этот приезд; в библиотеке Парнок были три книги Ахматовой — «Белая стая», «Четки», «У самого моря», — все с ее дарственными надписями (ныне — в библиотеке РГАЛИ).

⁶ Парнок жила в то время в 1-ом Неопалимовском переулке, напротив церкви. Дом сохранился, церковь снесена.

⁷ Вошло в сборник «Вполголоса» (с.17).

⁸ Независимость этого суждения станет очевидной, если вспомнить ту беспримерную энергию восторга, с которой внедрял это произведение в московский литературный круг его исполнитель. Ср.: «Я четвертый вечер сую в пальто кусок мглисто-слякотной, дымно-туманной ночной Праги, с мостом то вдали, то вдруг с тобой, перед самыми глазами, качу к кому-нибудь, подвернувшемуся в деловой очереди или в памяти, и прерывающимся голосом посвящаю их в ту бездну ранящей лирики, Микельанджеловской раскидистости и толстовской глухоты, которая называется Поэмой Конца» (Рильке Р.-М., Пастернак Б., Цветаева М. Письма 1926 года / Подгот. текстов, сост., предисл., пер. и коммент. K.M. Азадовского, Е.Б.Пастернака, Е.В.Пастернак. М., 1990. С.52-53).

Источник — De Visu. 1994. №5/6 (16)