23.VII.1927 г.
с.Халепье
Дорогая Женечка!
Знаю, что на этот раз пропустила все сроки, и молчание мое, в ответ на твои 2 письма совершенно отвратительно, и тем не менее написать настоящего письма не могу
Вот уже 1 1/2 месяца как мы отдыхаем. Мой отдых покамест выражается в том, что нервное напряжение, которым я, очевидно, держалась в Москве, кончилось, и повыползла из меня всякая, сдерживаемая до этих пор волей, хворь. Так, весьма странно и неприятно выражается пока моя поправка. Хочу надеяться, что это в порядке вещей и что по приезде в Москву все-таки окажется, что я набралась здесь сил и здоровья и могу быть работоспособным человеком.
Жизнь наша здесь и весь здешний быт чистейший анахронизм: до такой степени все мирно и медлительно. Думаю, что лучшего места для отдыха не сыскать. Несмотря
на вещественные доказательства гражданской войны (которая на Украине была особенно ужасна) на обгорелые сады и мазанки не верится, что в этом краю была революция. И как после этого темпа мы снова окунемся в московский водоворот не могу себе представить!
Напиши о себе и о внутренних своих событиях. Внешние, я знаю, все те же. У всех у нас так же безысходно: безденежье, безработица и трудно, трудно до тошноты!
Здесь не написала ни одной строки. Посылаю тебе одно из последних московских стихотворений1. Об издании нового сборника бросила думать: не время сейчас таким стихам.
Ольга Николаевна шлет сердечный привет. Машенька сама напишет тебе.
Целую тебя нежно и жду вестей.
Твоя София.
Адрес: Почтовое Отделение М. Триполья, Киевского округа. Село Халепье, Ленинская ул., дом 13. Г.Остапенко. Мне.
[На обороте листа:]
Мне снилось: я бреду впотьмах,
И к тьме глаза мои привыкли.
И вдруг – огонь. Духан в горах.
Гортанный говор. Пьяный выкрик.
Вхожу. Сажусь. И ни один
Не обернулся из соседей.
Из бурдюка старик-лезгин
Вино неторопливо цедит.
Он на меня наводит взор,
Зрачок его кошачий сужен,
Я говорю ему в упор:
«Хозяин! Что у вас на ужин?»
Мой голос переходит в крик,
Но, видно, он совсем не слышен:
И бровью не повел старик,
Зевнул в ответ и за дверь вышел.
И страшно мне. И не пойму:
А те, что тут со мною, возле,
Те молодые почему
Не слышали мой громкий возглас?
И почему на ту скамью,
Где я сижу, как на пустую,
Никто не смотрит?.. Я встаю,
Машу руками, протестую
И тотчас думаю: Ну что ж,
Итак, я невидимкой стала?
Куда ж теперь такой пойдёшь! –
И подхожу к окну устало...
В горах, перед началом дня,
Такая тишина святая!
И пьяный смотрит сквозь меня
В окно и говорит: Светает...
[12.V.1927 г.]
|
Комментарии
Написано на листе писчей бумаги, карандашом, по новой орфографии.
1 На обороте листа недатированный беловой автограф стихотворения. Дата установлена по тетради Парнок (РГАЛИ. Ф.1276. Оп.1. Ед.хр.3). В сборнике «Вполголоса» напечатано с посвящением Е.Я.
Тараховской, сестре Парнок.
Источник De Visu. 1994. №5/6 (16)
|