26.I.1923

Москва

Дорогой мой, прекрасный друг!

Знаю, что пропустила все сроки. Я не писала тебе катастрофически долго, но, видит Бог, не из небрежности, или от забвения. Каждый день помнила и знала, что поступаю непростительно, почти каждый день бралась за письмо, — и не могла. Вот уже 2 1/2 месяца как и физически и духовно — я вне себя. Физически — все время хвораю, даже уходила со службы (не служила весь Ноябрь и Декабрь, а теперь опять тяну лямку)¹. Душевное же состояние не могу лучше определить, как тютчевской строкой «Пройдет ли обморок духовный»². Мне кажется, что он никогда не пройдет. Я ничего не вижу, не слышу (даже музыка не доходит до меня) — со дня твоего отъезда³ не написала ни одной строчки стихов. Я мертва и зла, — отвратительна. Почти все время хвораю — бронхит и беспрерывная возня с желудком. Мучаюсь бесконечно всей нуждой и безвыходностью, которые вижу в жизни моих близких, стараюсь, — и ничего не могу сделать. Никогда я не чувствовала себя такой бессильной, и от этого в истерическом состоянии. Дорогая моя, в КУБУ я бываю почти каждую неделю. Свободных пайков нет. Наши пайки тоже сокращены, ожидается еще сокращение и пересмотр списков⁴. Поптович⁵ со мною чрезвычайно любезен, но, к сожалению, он ничего не может сделать. Была я и у Домогатского⁶ в Серебряном переулке. Картины не проданы, за них, он говорит, давали так мало, что он не решился продать. Напиши, на какой минимум ты согласна. Почему картины без рам? Где рамы? Ведь с рамами они значительно выиграют. Дорогая моя! Я не поздравила тебя со днем Ангела⁷. Прости меня. Со дня на день откладывала это, — и не могла написать. Повторяю: я — не в себе. Две недели я прожила под Москвой в Малаховке, поехала туда, чтобы отдохнуть, и только больше еще устала, — мне пришлось отрабатывать аванс, взятый у «Шиповника», — писала статью о Ходасевиче, — как я выжимала ее из себя, с какой мукой, — знаю только я. Ну, да это, слава Богу, уже прошло, — и я уже больше не должна писать. «Розы Пиерии»⁸ вышли — я к ним холодна. Пришлю тебе. «Лоза»⁹ выходит в издании «Шиповника». Я уже держала корректуру. Скоро должна выйти эта книжка. А 2-ая книга стихов примерзла в Госиздате — и наверное там не выйдет: слишком много о Боге, а сейчас гонение на Бога все усиливается!¹⁰. Моя статья об Ахматовой¹¹ не пропущена цензурой, заметка об эротических сонетах А.Эфроса¹² — тоже. Думаю, что и статью о Ходасевиче ждет та же участь. Голубка моя, с каждым днем мне Москва все труднее. Meчтаю о том, чтобы уехать, но куда? Знаю, что некуда, а если бы и было куда, нельзя — из-за Милочки¹³. У нее процесс в правом легком. Она страшно худеет, и это меня бесконечно печалит. 31-го или 1-го я получу жалование и пришлю тебе ценным пакетом 50 миллионов. Над<ежда> Вас<ильевна> Холодовская¹⁴ уверяет, что на эти деньги у вас можно многое купить — у нас это не деньги. Мы с Ириной¹⁵ вырабатываем около 1 1/2 миллиардов в месяц и в постоянном безденежьи. Если бы не нужно было помогать здешним моим близким, я бы послала больше. Напиши мне, родная, подробно, как у вас? Что вам в первую очередь нужно? Напиши немедленно. Я приготовила, упаковала, зашила тебе посылочку ко дню Ангела — муки, пшена и шоколаду (всего около 20 фунтов), отнесла на почтамт и не могла отправить потому, что не было 15 миллионов для отправки. Так она и лежит у меня. Отправлю, как только будут деньги. Напиши, по какому адресу послать — в Феодосию (если туда, то кому), или в Судак? Напиши мне, любимая моя, поскорее. Я верю, (и это последняя моя надежда), что если бы ты была здесь, я воскресла бы. А так все безнадежно. Целую тебя нежно, люблю тебя навеки.

Твоя Соня.

[На полях:] Сердечный привет всем твоим. Напиши мне. Адины стихи из-за религиозного духа никуда не пристроить¹⁶. Не знаю, как с ними быть. Приехавшие из Берлина говорили, что Николай Алекс<андрович> и Ив<ан> Алекс<андрович>¹⁷ устроились там не хуже, чем в Москве. Открыта Вольная Философская Академия и имеет там огромный успех. Евгении Антоновне¹⁸ нежный привет и благодарность за письмецо. Поздравляю ее с минувшим днем Ангела. Напишу ей как только смогу.

Твоя Соня.

Комментарии

Написано на двойном листе почтовой бумаги, карандашом, по старой орфографии.

¹ В начале 1920-х гг. Парнок служила в библиографическом отделе «Вестника иностранной литературы», что отмечено ею в соответствующей графе шкеты Секции научных работников РАБПРОСа (РГАЛИ. Ф.1276. Оп.1. Ед.хр.16).

² Из стихотворения 1851 г. «Не знаю я, коснется ль благодать...».

³ После хлопот Парнок о разрешении семье Герцык бесплатного проезда в Москву, Е.К.Герцык была в Москве летом 1922 г., обратно в Крым она вернулась в начале сентября 1922 г.

⁴ В мае 1922 г. Парнок ходатайствовала в ЦЕКУБУ о получении пособия и обращалась к В.В.Вересаеву с просьбой поддержать это ходатайство, ссылаясь на свою крайнюю нужду (РГАЛИ. Ф.1041. Оп.4. Ед.хр.336. Л.2). О том, что угроза пересмотра списков была более чем реальна, свидетельствует, например, факт письма писателей-коммунистов, направленного в 1922 г. в Агитпроп: «Мы заявляем отвод против нижепоименованных писателей, предложенных так называемым Всероссийским Союзом Писателей на получение академпайка по следующим мотивам: <...> Мандельштам — поэт с мистико-религиозным уклоном, республике никак не нужен. <...> Шершеневич — литературное кривляние. <...> Соболь Андрей — резко враждебен советскому строительству, вреден. <...> Парнок — поэтесса, бесполезна, ничего ценного. <...> Лидин — мелкобуржуазное освещение людей и событий, мало даровит. <...> Айхенвальд — вреден во всех отношениях. <...> Кроме коммунистов, академпайком должны быть удовлетворены те писатели-художники, которые приемлют революцию и могут работать в интересах развития литературы под углом новой для них идеологии и не будучи коммунистами. <Подписи:> Серафимович, Фалеева, М.Журавлева, Чижевский» (РЦХИДНИ. Ф.17. Оп.60. Ед.хр.175. Л.31).

⁵ Лицо неустановленное.

⁶ Домогацкий Владимир Николаевич (1876-1939) — скульптор, московский сосед и знакомый семьи Герцык; картины, о которых идет речь, — остатки интерьера разоренной в годы революции московской квартиры Герцыков.

⁷ 24 декабря по старому стилю.

⁸ Розы Пиерии: Антологические стихи. М.; Пг.: Творчество, МСМХХII. Напечатано в августе 1922 г. в количестве 3000 экз. По не зависящим от автора обстоятельствам эта тематически обособленная книжечка обогнала второй сборник (см. примеч. 10), что в тогдашних условиях негативно сказалось на репутации автора. «Очень мне досадно, — писала Парнок Волошину 10 ноября 1922 г., — что мой антологический сборник опередил 2 моих других! После шестилетнего промежутка (да еще в такое бурное время!) этот маленький антологический сборник выглядит как-то "эстетно", и мне это очень обидно, но "Шиповник" обещает выпустить 4-ую мою книгу через месяц» (ИРЛИ. Ф.562. Оп.3. №931. Л.24 об.) «Это — даже не акмеизм, — писал Брюсов в 1923 г. в «Печати и революции», — а самый откровенный парнасизм, то есть эпигонство парнасской школы, имевшей смысл и оправдание в 40-х и 50-х годах прошлого века» (Цит. по: Брюсов В. Среди стихов. 1894-1924: Манифесты; Статьи; Рецензии / Сост. Н.А.Богомолова и Н.В.Котрелева; Вступ. ст. и коммент. Н.А.Богомолова. М, 1990. С.636). Волошин, получив от Парнок книжку, писал ей 22 декабря 1922 г.: «"Розы Пиерии" прекрасная и благоуханнейшая книга. Но Вы правы: среди запаха казармы и смазных сапогов — она слишком не ко двору» (Купченко В.П. С.Я.Парнок и М.А.Волошин. C.419).

⁹ Лоза: Стихи 1922 года. М.: Шиповник, 1923. Вышла весной 1923 г. в количестве 2000 экз.

¹⁰ В издательских анонсах, помещенных в книгах «Розы Пиерии» и «Лоза», указано: «"Мед столетний", 2-я книга стихов, Москва, Госиздат. (Печатается)». По авторскому замыслу вторая книга должна была следовать за первой («Стихотворения», 1916) и включать в себя стихи 1916-1921 гг. Опасения Парнок оказались справедливыми — книга так и не вышла, и причина, указываемая ею, по-видимому, тоже верна; ср., напр.. название раздела статьи С.Родова «Поэзия Госиздата», посвященного книге М.Цветаевой «Версты»: «Грешница на исповеди у Госиздата» (На посту. 1923. №II/III. С.138-160). Та же участь постигла и сборник стихов Волошина «Selva oscura», который Парнок тоже сдала в Госиздат и о судьбе которого писала поэту 4 июня 1923 г.: «2-й корректуры "Sеlva oscura" мне не присылают. Думаю, что Ваша книга так и примерзнет в Госиздате, как и моя, — и по той же причине: теперь Госиздат требует "советской ориентации", а на мистическую пошел в открытую, остервенелую атаку. Таков "сегодняшний день", но, верю, что Ваши книги, если они не для сегодняшнего дня, то для завтрашнего и для послезавтрашнего, — для вечного дня, во имя которого живет истинное искусство и во имя которого я Вас люблю, милый Максимилиан Александрович» (ИРЛИ. Ф.562. Оп.3. № 931. Л.25). Часть стихов второй книги Парнок включила в свой сборник «Музыка», другая часть была впервые опубликована в подготовленном С.В.Поляковой «Собрании стихотворений» С.Парнок.

¹¹ Статья об Ахматовой была написана, по-видимому, зимой 1922 г. Известно, что в указанное время Парнок выступала в кружке «Никитинские субботники» и в московском отделении Bcepoссийского союза писателей с докладом о поэзии Ахматовой (о последнем выступлении см.: Павлович Н. Московские впечатления // Литературные записки. 1922. № 2. С.7-8). Публикация этой статьи нам не известна, местонахождение рукописи не обнаружено. В № 1 альманаха «Шиповник» за 1922 г. помещена статья Парнок «Дни русской лирики», в которой, среди других, рассмотрены и послереволюционные книги Ахматовой. Известно также, что обе свои статьи — о Ходасевиче и об Ахматовой — в конце 1923 г. Парнок предлагала для публикации С.А.Полякову (ИМЛИ. Ф.76. Оп.3. Ед.хр.143). В издательских анонсах в книгах «Лоза» и «Розы Пиерии» объявлена книга «Сверстники. Письма о русской поэзии». По-видимому, книга так и осталась на стадии замысла.

¹² Заметка, по нашим сведениям, осталась неопубликованной, ее рукопись не обнаружена. В библиотеке Парнок находился экземпляр книги А.Эфроса «Эротические сонеты» (М., 1922) с дарственной надписъю автора. В поэтической среде книжка Эфроса встретила юмористическое отношение, о чем свидетельствует эпиграмма Г.Шенгепи:

«Эвоэ, Эвоэ!» — кончился полет... И вот — среди сконфуженных поэтов — Крылами плещется Абрам Эрот, Создатель эфротических сонетов.

(Привожу по своей записи со слов Л.В.Горнунга. — Е.К.)

¹³ Милочка, Машенька здесь и далее — домашние имена Людмилы Владимировны Эрарской (ок. 1890-1964), актрисы (до революции — театра К.Незлобина), в 1930-е гг. и до конца жизни — Московского театра кукол), близкого друга Парнок, адресата нескольких ее лирических шедевров (в том числе, стихотворения «Никнет цветик на тонком стебле...», высоко ценимого Волошиным).

¹⁴ Холодовская Надежда Васильевна (1878-1969) — московская знакомая семьи Герцык.

¹⁵ Ирина Сергеевна, знакомая Парнок, в московской квартире которой на 4-й Тверской-Ямской она жила в 1922-1924 гг.

¹⁶ Стихотворения А.К.Герцык, написанные после выхода ее единственной книги («Стихотворения», 1910), были собраны и сохранены ее старшим сыном, писателем н литературоведом Даниилом Дмитриевичем Жуковским (1909-1939), а изданы только в наше время Т.Н.Жуковской (Герцык А. Стихи и проза. Т.2).

¹⁷ Имеются в виду Н.А.Бердяев и И.А.Ильин, с которыми Е.К.Герцык была связана многолетним знакомством; во время своего пребывания в Москве летом 1922 г. она жила у Бердяевых, см.: Герцык Е.К. Воспоминания. Париж, 1973.

¹⁸ Герцык Евгения Антоновна. урожд. Вокач (1855-1930) — мачеха сестер Герцык, мать их брата Владимира; была членом Российского Теософского общества, печаталась в «Вестнике теософии».

Источник — De Visu. 1994. №5/6 (16)