Без риска быть... Николай Доля Астрология Живопись Имена Живое слово    Классика    Серебряный век    Психология    Сказки    Самиздат

Рассказы Liliblack

Предыдущее

Почувствовать себя женщиной

1

“Как известно, хром при нагреве на воздухе активно взаимодействует с газами, и, в первую очередь, с кислородом и азотом атмосферы. Однако, образующиеся нитриды неустойчивы и окончательным продуктом реакции хрома с атмосферными газами является оксид хрома хром два о три... И кто бы мне сказал, какого черта нужно писать всю эту ерунду? Мне ведь что нужно, в конце концов? Всего-то – описать процесс травления обработанной пленки... Так нужно начинать от Фомы Аквинского, не иначе... А то снимут обожаемую нежную шкурку тонюсенькими полосочками... Так, что тут у нас?” – она осторожно приподняла ресницы, стараясь, чтобы это выглядело непроизвольной дрожью. “Ага... уже скоро... замечательно...” – она застонала, прислушиваясь к собственному голосу, растягивая гласные. Он что-то шептал, захлебываясь словами. “Любимая? Единственная? Господи, только бы не рассмеяться, такой неподходящий момент для смеха трудно найти. Нужно бы пошевелиться, тогда все быстрее будет...” – она опять закрыла глаза, продолжая постанывать, подхватывая ритм движения. Покосилась опять сквозь ресницы, с удовлетворением отметила его исказившееся от наслаждения лицо и вслушалась в стон, переходящий в крик. “О! Ну, наконец-то!” – она тоже закричала, беспорядочно извиваясь, прижимаясь к сильному мужскому телу, скользя губами по влажной коже. Он упал на нее, обессилев. “Тяжело ведь... хоть бы об этом подумал... слон в посудной лавке...” – она продолжала гладить его плечи легкими, почти невесомыми касаниями, ласково целуя закрытые глаза. Пошевелилась осторожно, выскальзывая из-под тяжелого обмякшего тела. Прижалась, обнимая.

- Хорошо ли тебе, радость моя? – ее голос обволакивал уставшее сознание, убаюкивая в нежности.

- Конечно... - он вздохнул, открывая глаза, притянул ее к себе. – А ты? Как ты? Хорошо ли было тебе?

- И ты еще спрашиваешь?! – она рассмеялась радостным, звенящим смехом. – Мне даже неловко, настолько было хорошо.

Он зарылся лицом в ее волосы, рассыпанные по подушкам. “Разумеется, первый вопрос – хорошо ли... Можно подумать, что его действительно это интересует. А какой ответ он ожидал? Мужчины...” – внутри все дрогнуло от презрительной усмешки, но она продолжала смотреть ясными влюбленными глазами. Потянулась, как бы невзначай проведя рукой по его телу.

- Ах, дорогой, что-то мне спать захотелось...

Он гордо улыбнулся, охватывая ее плечи ладонями, покачивая, как бы убаюкивая.

- Так ты поспи, раз хочется. Я тоже подремлю немножко.

- Вот именно – немножко... - она недовольно сморщилась, зная, что гримаска просто очаровательна. – А потом как? Ты же не сможешь уйти, не разбудив меня. А мне будет болеть голова...

- Если хочешь, я останусь, – его взгляд стал пристальным, он повернул ее лицо к себе, стараясь заглянуть в глаза, прочесть какие-то мысли. – Если захочешь, я останусь навсегда. Только скажи...

Она мысленно произнесла самое грязное ругательство, пришедшее на ум.

- Родной... мы же договорились... пожалуйста, не нужно об этом...

В ее глазах заблестели слезы, скапливаясь в уголках, дрожа влагой на длинных ресницах. Она резко отвернулась, рассерженно сжимая пальцами простыню, царапая ткань острыми ноготками.

- Прости... прости... прости... - он расстроенно шептал, прижимаясь к ее спине, целуя затылок, обнимая. – Я не буду больше... пока ты сама не скажешь... Прости...

- Ладно, давай забудем. Нам было хорошо сейчас, не так ли? – она опять повернулась к нему лицом, проводя кончиками пальцев по щеке медленным, нежным касанием.

- Да-да-да! Какое ты у меня чудо! Самое большое чудо в моей жизни! Солнышко мое! – он прижал ее к себе с каким-то отчаянием.

- Медведь! Раздавишь! – она опять смеялась.

Он виновато разжал руки. На его лице было написано самое настоящее раскаяние. Он проклинал свою силу, которую так и не научился сдерживать. Сердился на себя за то, что мог причинить ей боль. Ей, такой нежной и ласковой. Такой любящей. Его единственной любимой женщине. Он был готов ударить себя. Она быстро взглянула на него и опять провела пальцами по щеке.

- Лапушка, раз мы не будем спать, то нужно вставать и одеваться. Кофе будешь?

Он согласно кивнул, неохотно отрываясь от ее прикосновений. Ему хотелось продлить чувство близости, ощущать ее теплую кожу своим телом, опять прижать ее к себе, защитить, не допустить ни тени зла к ней. Но он подчинился. Он всегда ей подчинялся.

Она варила кофе, прислушиваясь к плеску воды в ванной, и посматривала на часы. “Ну, сколько же это может продолжаться? Неужели нельзя быстрее? Как раз такая мысль хорошая пришла в голову, потом забуду, придется сначала думать. Сейчас бы сесть, поработать. Кстати, не забыть позвонить, сказать, чтобы не нарезали пластины для следующей обработки. Похоже, что игольчатая структура края дорожки возникает именно из-за механических дефектов при резке. Нужно для чистоты эксперимента попробовать целую пластину. Вот завлаб поднимет крик. Ну, да ладно. Покричит и успокоится. Мне бы вот еще полчаса пережить как-то. Потом хоть отдохну”, – она резко поставила на стол кофейную чашку. И тут же счастливо заулыбалась ему навстречу, глядя, как он выходит из ванной, обмотанный полотенцем.

Через час она сидела за огромным письменным столом, злобно глядя на экран компьютера. Рассерженно шлепнула ладонью по краю клавиатуры: “Вот ведь... как чувствовала, что все настроение собьется. Нужно было сослаться на срочные дела. Типа – к маме нужно съездить, или еще что... А теперь...” Она тупо уставилась в монитор, напряженно вчитываясь в написанные строчки. “В результате взаимной диффузии увеличивается адгезия пленки к подложке и, можно предположить, что слой хрома, в который продиффундировал материал подложки, будет травиться иначе, чем чистый слой хрома” - она прижала пальцы к вискам. Статья никак не давалась. Что-то не клеилось, не складывалось, не формулировались мысли. А ведь все было так четко и ясно, результаты экспериментов изящно складывались в картину. И вот – ступор, равнодушно светящийся экран и невозможная головная боль. Она расстроенно выключила компьютер и пошла одеваться.

2

Она давила на кнопку звонка, слушая, как переливается вдалеке музыка, всей силой своего разочарования. “Ну, когда же откроет? Пять минут уже тут топчусь, не меньше. Нужно было ключи с собой взять. А, может, я их не выложила из сумочки?” – она отпустила многострадальную кнопку, далекая музыка захлебнулась на оборванной резко ноте. С торжествующей улыбкой она достала связку ключей. “Действительно, не выложила. А ведь еще когда собиралась их отдать. Надо же... Наверное, опять ушел гулять с собакой. Вот стоило только разъехаться, как тут же завел собаку. Скучно ему одному, что ли?” – она перебирала ключи в связке в поисках нужного. Поворачивая в замке, сломала ноготь и зашипела от боли. “Ладно, я ему еще вспомню, как меня на пороге держать!” – злость накатывала волнами. Открыла дверь, проходя в длинный коридор. Три квартиры направо, три квартиры налево. Повернула налево. Попыталась вставить очередной ключ в замок, но он почему-то не входил в замочную скважину. “Замки сменил, что ли? Странно... Ничего не говорил об этом”, - она раздраженно подергала дверную ручку. Послышались шаги. Дверь приоткрылась. Мужчина, стоявший на пороге, неуверенно кутался в халат.

- Вот не ожидал тебя сегодня увидеть! Каким ветром?

- Так и будем тут разговаривать или все же в квартиру войдем? – она уже кипела. Мужчина растерянно пожал плечами.

- Да, конечно, извини, - он посторонился, впуская ее в прихожую.

- Я уже думала, что ты куда-то с собакой ушел, столько звонила, ты не открывал. А ты, оказывается, спал! А где собака, кстати? Почему не лаяла?

- Да я уезжал недавно. Командировка. Так отдал приятелю, вот вчера только вернулся, еще не успел забрать.

Она сбросила туфли, проходя в комнату, и направилась к своему любимому креслу в углу. И вздрогнула, останавливаясь. На разложенном диване, кутаясь в плед и отчаянно краснея, лежала девушка. Судя по одежде, валяющейся комом на пуфике, девушка была обнажена. Она нахмурилась, поворачиваясь и смотря прямо в глаза своему бывшему мужу. Он смущенно отводил взгляд, теребя пояс халата. Она медленно улыбнулась, чувствуя, что губы изгибаются, как атакующие змеи. Подошла к креслу, опустилась в него, демонстративно закидывая ногу за ногу. Томным голосом произнесла:

- Дорогой, а где мои тапочки?

Она уже знала, где ее тапочки. Она их увидела, валяющимися рядом с диваном, с такими трогательно-беспомощными розовыми помпонами, выглядывающими из-под какой-то разноцветной тонкой тряпки. Он лихорадочно кинулся за тапочками, выпутывая их из того, что оказалось блузкой. Автоматически бросил блузку обратно на пол. Она насмешливо улыбнулась.

- Ты думаешь, что я смогу их теперь надеть? После этой... - пухлые мягкие губы, которые умели так нежно целовать, опять изогнулись, отвердевая.

- Я прошу тебя... Пожалуйста... Вот тапочки... Хочешь, я найду другие? – он почти шептал.

- Другие? А зачем мне другие? У меня были мои собственные тапочки. И ты их отдал какой-то... какой-то девке! – она хотела сказать “шлюхе”, но удержалась в последнюю секунду, рассудив, что время для таких слов еще не пришло.

- Я найду другие тапочки... я сейчас...

Он попытался куда-то метнуться, держа в руках маленькие тапочки с подрагивающими помпонами. Она остановила его небрежным взмахом руки.

- Кстати, я хотела спросить, не были ли этой... ну, вот этой, - она кивнула в сторону сжимающейся на диване девушки, - мои тапочки несколько маловаты? В деревнях, говорят, вообще босиком ходят. Ноги ужасно растаптываются. Ты бы ей свои предложил, были бы более подходящие по размеру, хотя тоже неизвестно, - она покачала ногой, пошевелила пальцами, любуясь своей узкой ступней.

Удивительным для нее было то, что девушка на диване – молчала. Краснела, бледнела, дорожки слез нарисовали полосы на щеках, но – молчала. Она начала злиться уже всерьез. Эту стену было необходимо пробить. Да и этот, ее бывший муж, неужели он не может встряхнуть ее, влепить пощечину, которую она уже давно заслужила, просто выбросить за дверь, как котенка. Почему он сам стоит, чуть ли не в слезах, сжимает в руках эти несчастные тапочки, которые не больше его ладоней, и тоже молчит, иногда пытаясь сказать какие-то слова оправдания. Почему он оправдывается? За что? Она мысленно выругалась, подумав, что если бы он не был такой тряпкой, она бы от него не ушла.

- Дорогой, я вообще-то к чему... Я и без тапочек обойдусь. Тем более, что после всякой... - она опять метнула убийственный взгляд на девушку, - после всякой дряни я их надевать не буду. Можешь их выбросить или сохранить как память. Или – примерять любой такой же, как эта, в качестве теста на городское происхождение. Так вот, это я отвлеклась... У меня убийственное настроение, статья не получается, и я думала, что ты зажаришь мне какого-нибудь маленького птеродактиля, и мы поужинаем.

Она обворожительно улыбалась, зная, что слово “птеродактиль”, которым они в более счастливые времена называли утку, обезоруживает его полностью. Он растерянно кивнул головой.

- Да, у меня есть утенок, сегодня купил...

Она краем глаза уловила, что девушка на диване вздрогнула, а по ее щекам опять покатились слезы. Девушка кусала край пледа, стараясь не издать ни звука. Она опять улыбнулась, делая вид, что этой девушки не существует вовсе. Поднялась из кресла, подошла к нему, проникновенно заглянула в глаза.

- Ты не представляешь, как я мечтала о таком вечере. О только нашем с тобой, вечере. Как раньше. Ты помнишь?

Она прикоснулась к его руке отработанным ласкающим движением. Он вздрогнул, поворачиваясь к дивану. Развел руками, помпоны на тапочках вздрогнули.

- Ты извини... я виноват перед тобой... я, наверное, ужасный человек. Но тебе лучше уйти. Это – моя жена. Прости. Я виноват перед тобой и перед ней. Я знаю, что ты меня не можешь простить. Но... так получилось...

Он выталкивал из себя слова, а она сдерживала торжествующую улыбку. Девушка беспомощно посмотрела на них, переводя взгляд с одного лица на другое, видя его, покрасневшее от мучительной внутренней боли, и ее – холодной, с заледеневшими серыми глазами, которые смотрели неотрывно, не мигая, пристально, выворачивая душу.

- Но как же?! Ты ведь сказал, что не женат! Зачем ты меня сейчас обманываешь?

- О, деточка, ты даже говорить умеешь? – она откровенно насмехалась. – А мы не оформляли развод, вот ведь какая штука. Так что я действительно – его жена. Паспорт показать?

Она ленивым жестом потянулась к брошенной на журнальный столик сумочке. Девушка ненавидяще замотала головой.

- Не нужен мне ваш паспорт! Я сейчас уйду, – перевела взгляд на мужчину, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Я не могу одеваться при ней. Скажи, пусть она выйдет.

- Я отвернусь, - издевательски протянула она, опять устраиваясь в любимом кресле и отворачиваясь.

Она наблюдала в темном стекле телевизионного экрана за девушкой. Отметила изящество тонкой фигурки и нескладность, когда та торопилась натянуть на себя одежду. Зло скрипнула зубами, глядя, как он сделал шаг вперед, чтобы помочь девушке. И опять улыбнулась, видя, что он отступил, так и не дойдя. Одевшись, девушка бросилась к двери, явно стараясь не разрыдаться у нее на глазах. Услышав звук пощечины, раздавшийся из прихожей, она улыбнулась.

Потом она пила свое любимое красное вино, которое он всегда держал в баре, в ожидании ее. Терзала утиное крылышко, заедая маринованными шампиньонами прямо из баночки. А он сидел на полу, у ее ног, утыкаясь лицом в ее колени, глядя преданными теплыми собачьими глазами, и рассказывал что-то, что она не слушала. Он говорил о том, как ему плохо без нее, а она привычно ерошила его волосы, продолжая жевать. Он рассказывал о своей работе, о том, что его хотят перевести на другую должность, что-то спрашивал. Она иногда дотрагивалась до его щеки, до плеча, продолжала молча пить вино. Только когда он попытался осторожно сжать пальцами ее колено, ласкающим жестом продвигаясь выше, она отстранилась, ставя бокал. Посмотрела на него, окатывая волной презрения.

- Послушай, дорогой мой. Ты еще не понял, почему я от тебя ушла? Да потому, что ты – вот такой бесхребетный червяк! Ты выгнал из квартиры эту девчонку, как последнюю шлюху. Да, как шлюху, - она с наслаждением повторила слово. – А должен был выбросить меня, за шиворот, отхлестав по щекам. Ты – просто мелкое насекомое. Не человек. И ты думаешь, что я лягу сейчас с тобой в постель? А потом все будет так, как раньше? Этого больше никогда не будет. И я никогда больше не вернусь. Просто потому, что ты мне противен.

Она с остервенением вырвала ключи от квартиры из кармашка сумочки, швырнула их на стол. Поднялась, вылила в бокал остатки вина из бутылки, залпом выпила и пошла к двери. Он продолжал сидеть на полу, растерянно глядя ей вслед. Потом схватил ключи, вскочил, бросился вслед. Догнал ее уже около лифта, вцепился в руку, оставляя на нежной коже вмятины.

- Вот... ключи... возьми... не оставляй. Приходи, пожалуйста. Приходи, когда захочешь. Я все равно буду ждать тебя... Пожалуйста... забери ключи...

Подъехал лифт, раздвинулись двери, мерзко лязгнув. Она небрежно взяла ключи с его ладони, бросила в сумочку, шагнув в лифт. Обернулась, прощально взмахнув рукой. Он несмело улыбнулся. В его улыбке была просыпающаяся надежда. Лифт медленно ехал вниз, а она кусала губы, борясь с приступом рвоты.

3

Она несла коробку, перевязанную бечевкой, и улыбалась счастливой улыбкой. Пятилетний мальчик бросился навстречу.

- Мама! Ой, я так ждал!

Она погладила светлые тонкие волосы и подхватила сына на руки.

- Ух, какой ты тяжелый! Как ты тут без меня?

- Я скучал! Бабушка сказала, что ты сегодня приедешь. Я ждал тебя.

Она устроила мальчика на руках поудобнее, перехватывая коробку.

- Ладно, пойдем к бабушке. Заодно посмотришь, что я тебе купила.

- Мам, а в парк мы сегодня пойдем? Ты обещала на карусели!

- Конечно, лапушка, конечно пойдем.

Она внесла сына в дом и опустила на пол, открывая дверь. Мальчик сразу же вцепился в коробку, потащил ее в комнату, распутывая узлы бечевки, стараясь открыть. Она сияла от счастья.

Потом поговорила с матерью, договариваясь, что сын побудет еще месяц, до отпуска. Собрала игрушку, оказавшуюся гоночной трассой с резкими поворотами, мертвыми петлями и двумя машинками. Они некоторое время гоняли машинки по трассе и она каждый раз улыбалась, слыша, как сын взвизгивает от восторга, когда его машинка проходит мертвую петлю.

В парке было много народа по случаю выходного дня и чудесной погоды. Лето вообще выдалось совершенно не похожим на нормальное. Постоянно шли дожди, было серо, сыро и пасмурно. Нависающие тучи давили, как не отданный долг. Но этот день было до прозрачности солнечным, поэтому масса людей с детьми устремились в парк. Она с сыном потолкалась в очередях к аттракционам, покатала его на автодроме, на ромашке, нашла еще какой-то новый аттракцион, куда их не пустили – мальчик был еще мал. В качестве утешительного приза, она купила ему мороженое и повела в детское кафе. По дороге он закапризничал, очевидно, просто устав от увеселений. Просил воды, жалобно всхлипывая. Она в растерянности оглядывалась, не зная, что делать. Ни одной палатки, торгующей лимонадом, не наблюдалось. А мальчик все плакал:

- Мама, мам... я пить хочу...

До кафе было полчаса ходьбы и она отчаялась. Она не могла спокойно слушать плач своего сына, не в силах дать ему той мелочи, которую он просил. Она сама чуть не плакала, пытаясь его успокоить.

- Если бы у меня была такая мама, я бы уже ничего больше не хотел!

Она вздрогнула, оборачиваясь на голос. Мужчина, произнесший эту фразу, восхищенно смотрел на нее. Она взглянула на него с омерзением.

- Мальчик хочет пить, - сказал он.

- Ну надо же! – ее голос истекал ядом. – А я и не заметила! Благодарю за то, что вы мне об этом сообщили.

- Не сердитесь, - он примирительно улыбнулся. – Я знаю, что вы это заметили. Но... вот!

Она растерянно смотрела на протянутую бутылку “Колы”. Сын радостно заулыбался сквозь слезы и потянулся за бутылкой. Она резко дернула мальчика за руку.

- Сколько раз я тебе говорила – нельзя брать у чужих!

Мальчик расплакался в голос от обиды, захлебываясь слезами. Она беспомощно присела перед ним на корточки, пытаясь стереть слезы с маленького лица. Сынишка отталкивал ее руки и продолжал плакать. Мужчина присел рядом.

- Правильно тебе мама говорит. Нельзя брать у чужих. Без разрешения мамы – нельзя. Вот сейчас мы у нее разрешения и спросим. Можно?

Мальчик вопросительно посмотрел на нее. Она вздохнула. Крыть было уже совершенно нечем. Ситуация выходила из-под контроля со стремительностью сорвавшегося с вершены горы камня, подхватывая по дороге другие камни и камушки, выворачивая пласты земли. “Обвал. Иначе и не скажешь”, - отстраненно мелькнула мысль. Она безнадежно кивнула головой.

- Да. Можно. Возьми “Колу” и скажи дяде “спасибо”.

Мальчик радостно вцепился в пластиковую бутылку, лепеча слова благодарности. Мужчина улыбнулся.

- Да не стоит благодарности, - посмотрел на нее внимательно. – Простите, а можно составить вам компанию в вашей прогулке? Тут недавно открылось кафе-мороженое, “Сказочный замок” называется, для детей. Можно вас туда пригласить?

- Вообще-то мы и так туда идем.

Ей не хотелось больше огрызаться. Его спокойная, уверенная вежливость подкупала. Однако, она все еще поглядывала с долей опасения, думая, что много таких вот пристают на улицах. Он заулыбался в ответ на ее слова.

- Прекрасно! Значит, пойдем вместе?

Это был не вопрос, а утверждение. Она опять кивнула головой, удивляясь тому, что не возражает ни единым словом этому незнакомому человеку.

Они посидели в детском кафе. Сын был в восторге от нового друга, который рассказывал ему смешные истории, кормил самым вкусным мороженым и даже купил огромный торт, с которого позволили съесть все мармеладные звездочки. Она продолжала находиться в каком-то трансе, иногда пытаясь задуматься о том, что происходит, потом выбросила из головы все мысли, решив, что время думать наступит позже. Ей было на удивление хорошо и спокойно.

Отведя ребенка обратно к бабушке, они вдвоем гуляли по парку. Она удивлялась тому, что он не пытается предложить ей руку, обнять, вообще как-то прикоснуться. Просто идет рядом и что-то рассказывает. Что-то спокойное, иногда – смешное. Просто обычные разговоры. И никаких жалоб на жизнь, на неудачи, и никакого хвастовства по поводу успехов. Просто беседа. Ей это нравилось. Единственный раз, когда он взял ее за руку, был только около подъезда ее дома. Он заглянул в ее глаза, удерживая пытающуюся выскользнуть руку.

- Вы не пригласите меня на чашечку кофе?

Она вздохнула, чувствуя, как рассеивается очарование этого вечера, разлетаясь брызгами осколков от одной фразы. Холодно ответила на его взгляд, а голосом можно было резать бумагу.

- На кофе? Ну, да... сначала на чашечку кофе, потом – нельзя ли поужинать, а потом – не приглашу ли я вас в свою постель... Нет!

Она резко дернула руку, но он перехватил кисть, продолжая неотрывно смотреть ей в глаза.

- Послушайте, я знаю все, что вы сейчас хотите мне сказать. Вы хотите объяснить, что такой вечер больше не повторится, что я вас никогда больше не увижу, и что это будет только лучше для меня. Нет, не вырывайте руку, прошу вас. Просто выслушайте. Я не знаю, кто вы. Но я немного понимаю – что вы есть. И я знаю, что это действительно опасно для меня – встречаться с вами. Я не хотел бы сейчас привязываться к женщине. Но... наверное, мне нужно было думать раньше. Я честно признаюсь – я очарован вами. Можно я позвоню вам?

Она устало пожала плечами.

- Вы же не знаете номер телефона. Вы вообще ничего не знаете.

Он усмехнулся. Она в очередной раз поразилась открытости его улыбки.

- Но ведь это же – ваш дом. Вы здесь живете. Я знаю ваше имя. Поверьте, телефон узнать будет несложно. Вы только позвольте позвонить.

Она резко кивнула головой, выдернув, наконец-то, руку из сжимавших ее ладоней.

- Хорошо. Раз вам так хочется – звоните. Никаких обязательств и никаких обещаний. Просто – звонок. Там разберемся.

- Вот и хорошо.

Он еще раз улыбнулся ей на прощанье, повернулся и ушел. Она растерянно смотрела ему вслед.

Поднялась в квартиру, устало присела на диван. Посмотрела в сторону компьютера, вокруг которого громоздились кучи бумаг. “Даже работать сегодня не смогу. Ну что за невозможный такой человек. Хотя... новая игрушка? А почему бы и нет? Старые уже несколько поднадоели. Посмотрим... Сегодня он меня удивил. Доживем до завтра. Я еще увижу, как он сломается, я услышу, как он будет умолять о нежном слове, или хотя бы – просто о слове”, - она зло усмехнулась. Зазвонил телефон. “Какая оперативность!” – подумала она, хватая трубку. Но это был не он. Она презрительно нахмурилась, слушая плачущий мужской голос. Потом заговорила нежно и немного печально.

- Дорогой, мне так жаль... так жаль... Но, понимаешь, меня срочно отправляют в командировку. Да, до самого отпуска. Может, раньше удастся вернуться. Я еще точно ничего не знаю. Конечно, я позвоню тебе, когда вернусь. Обязательно. Куда я денусь от тебя, моя радость. С подводной лодки в режиме рабочего погружения без акваланга, скафандра и даже просто без купальника... Сам подумай! – она рассмеялась, рассыпая серебряные шарики своего смеха в телефонных проводах. – Да, да! Мы обязательно встретимся. Когда я приеду... Целую, радость моя...

Она положила трубку, продолжая презрительно морщить нос. “Ну что ж... Вот и нет одной игрушки. Тихо, мирно, изящно и спокойно. Теперь можно ждать звонка. Мы еще посмотрим – кто кого”, - она улыбнулась своему отражению в зеркале, усаживаясь за стол. “Так... что тут у нас? Подтрав дорожки при рекристаллизации? Нехорошо... Нужно все сделать не так...” И она углубилась в бумаги, составляя план очередного эксперимента, забыв обо всем остальном.

Предыдущее

© Николай Доля.  Проект «Без риска быть...» Гостевая  Форум  Почта