Смотрю на Стену Плача... В каждой, даже самой маленькой трещинке, торчит бумажка. Записки. Просьбы. Пожелания. Женская половина Стены. Через барьер - мужская. Здесь - женщины и девочки. Сидят на стульях, стоят, читают что-то напевно из маленьких книжечек на иврите. Плачут, дотрагиваются до Стены и опять читают-поют. Слепящее солнце Иерусалима. Небо кажется блеклым в этих лучах. Дотрагиваюсь до Стены и отхожу осторожно. Пятясь, лицом к Стене, показывая свое уважение к величайшей святыне иудеев. Ведь они свято верят, то именно Стена Плача будет основой Храма для всех народов мира. Когда-нибудь. Но будет. Они верят.

Шнурок развязался. Поставила ногу на камень и завязываю. Оказывается, это не камень, а остатки колонны. Римской колонны. Древние, очень древние камни... и кроссовки с развязанными шнурками. Глупо, но хочется плакать. Кроссовки, шаркающие по древним римским камням, Стена Плача и непрекращающееся пение-просьба, записки, торчащие из Стены беспомощными флажками, датиим, в черных сюртуках и шляпах, словно сошедшие со старой гравюры и щелчки фотоаппаратов у Гроба Господня... А за Стеной - купол мечети. Вторая святыня мусульманского мира. Построенная на месте храма, где молился Иисус. Окурки, вдавленные в древнюю мостовую. Ни одной урны. Урна - приглашение террористам. Поэтому проверяют сумки и карманы, и не ставят урны у Стены Плача. Лучше мусор на древних камнях, чем взрывы. Хочется плакать. Это от солнца, от слишком яркого солнца Иерусалима. Экскурсовод вежливо улыбается, объясняя отсутствие урн и извиняется за то, что нельзя осмотреть мечеть. Рассказывает, что раньше было два часа в день, когда двери открывались для туристов. А теперь... только для мусульман... и он извиняющеся разводит руками. Он израильтянин, этот экскурсовод, он обожает свою страну, он будет убивать ради своей страны. Но сейчас он вежливо улыбается и рассказывает о том, как чудесно готовит барашка его друг-араб. Но туда тоже нельзя. Это на территориях. Там стреляют в машины с израильскими номерами. Турагенству не нужны трупы туристов. И, как это ни грустно для маленького экскурсовода, мы туда не поедем. О чем он сожалеет, этот израильтянин? Соскучился по своему другу? Или по барашку? Или просто хочет, чтобы перестали стрелять? Выстрелы плохо сказываются на туристическом бизнесе.

Это очень глупо, но так хочется плакать. Потому, что кроссовки не смотрятся рядом с зеленоватыми камнями Голгофы, потому, что маленький израильтянин-экскурсовод тащит меня в арабскую лавку для того, чтобы купить христианские сувениры древнего Иерусалима, потому, что я стою на коленях у Гроба Господня, а рядом со мной, тоже на коленях, стоит пуританин, американец, молится и тоже плачет. Это все - солнце древнего Иерусалима, оно такое яркое, что слезы сами текут из глаз, как бы это ни было глупо, а мысли прерываются и разбегаются в разные стороны, ловясь только кусочками и обрывками, каплями слез на щеках... Глупо...