Без риска быть... Николай Доля Астрология Живопись Имена Живое слово    Классика    Серебряный век    Психология    Сказки    Самиздат

Предыдущее

Роберт Антон Уилсон. Квантовая психология

Наши “я” и наши “вселенные”

Я хотел бы еще раз сформулировать наш главный тезис: Неопределенность и Относительность появились в современной науке по той же причине, по какой они появились в современной логике, современном искусстве, современной литературе, современной философии и даже современной теологии. В нашем столетии человеческая нервная система обнаружила и свой созидательный потенциал, и свои собственные границы.

В логике, например, мы теперь признаем существование не только “бессмысленных” высказываний, но и “странных петель” (утверждений, содержащих скрытые противоречия самим себе). И те, и другие могут заполонить любую логическую систему (как вирус, вторгшийся в компьютер) — причем эти логические “микробы” часто остаются незамеченными на протяжении целых столетий.

Люди веками убивали друг друга в жестоких войнах и революциях и продолжают это делать —-и все это во имя идеологий и религий, которые, если их суть представить в виде предложений, не выглядят для современной логики ни истинными, ни ложными. Это бессмысленные предложения, которые могут казаться осмысленными лишь лингвистически неграмотному человеку. (Например, значительная часть данной книги посвящена тому, чтобы показать вам: любое предложение, которое содержит в себе невинное слово есть (“является”), содержит в себе также и некий скрытый изъян. Это будет, конечно, шоком или Безумной Ересью для тех американцев, которые сейчас устраивают бурные демонстрации и акты гражданского неповиновения по поводу важнейшего для них вопроса: “является” ли зародыш — или, может быть, оплодотворенная яйцеклетка — человеком или “не является”.)

А тем временем в изобразительном искусстве Пикассо и его преемники уже показали нам, что, скажем, скульптура может воздействовать на нас очень глубоко, будучи при этом в противоречии с “фотографической” точностью в нашем понимании. Одна из классических работ Пикассо, например, очень сильно воздействует на меня, хотя я вижу в ней то голову быка, то седло и руль велосипеда.

“Улисс” Джойса — это роман-мутант, в котором описывается самый обычный день, но не как “объективная реальность” в аристотелевском смысле, а как лабиринт, в котором почти сотня рассказчиков (или “рассказывающих голосов”) излагает различные версии происходящего. Это, как мы говорим, — различные “туннели реальности”.

Современная философия и современная теология пришли к таким созвучным заключениям, как “Нет никаких фактов, есть лишь интерпретации” (Ницше), или “Нет никакого Бога, а Мария — Его матерь” (Сантаяна), или даже “Бог есть символ Бога” (Тиллих).

Все это результаты нашего нового осознания наших “я” как соавторов наших же собственных “вселенных”. Как говорит доктор Роджер Джонс в своей книге “Физика как метафора”, “что бы мы ни описывали, человеческий ум не может отделиться от этого”. На что бы мы ни взглянули, мы должны увидеть прежде всего наш собственный “ментальный архив” — структуру программного обеспечения, которую использует наш мозг для обработки и классификации впечатлений.

Под “программным обеспечением” я подразумеваю и наш язык, и наши лингвистические привычки, и наше общее “родовое” или культурное мировоззрение — то есть наши правила игры, или бессознательные предубеждения, или туннели реальности, которые состоят из лингвистических конструкций и других символов.

В повседневной жизни программное обеспечение большинства читателей этой книги состоит из индоевропейских языковых категорий и индоевропейской грамматики. В передовой науке программное обеспечение включает в себя и то, и другое, и плюс к этому математические структуры и категории. Но и проблемы кухонной раковины, и проблемы ядерного реактора мы “видим” через символическую или семантическую решетку — ведь математика, как и язык, функционирует как код, который накладывает свою структуру на описываемые им данные.

Художник “мыслит” (когда пишет картину) формами и цветами, музыкант — звуковыми последовательностями, и т. д., но в основном человеческая мыслительная деятельность задействует слова. Даже такие узкие специалисты, как математик, художник, музыкант и т. д., используют слова в большей части своего мышления.

Независимо от того, что мы знаем (или думаем, что знаем) о наших “я” или наших “вселенных”, мы не можем ничего сообщить друг другу ни о внутренних, ни о внешних сферах, не используя язык или символизм — то есть мозговое программное обеспечение. Чтобы понять эту книгу, читатель должен снова и снова напоминать себе о том, что даже при мышлении и даже в особых областях вроде математики или изобразительного искусства мы используем те или иные виды символов для “разговора с самим собой” или для визуализации.

Единственная “вещь” (или процесс), которая в точности равняется вселенной, — это сама вселенная. Любое описание, или модель, или теория, или произведение искусства, или карта, или туннель реальности, или фразеология, и т. д. всегда меньше, чем вселенная, и следовательно, содержит в себе меньше, чем вселенную.

Что же остается в нашем сенсорном континууме, когда мы НЕ говорим и НЕ думаем? Это нечто несимволическое, невербальное, нематематическое — словом, невыразимое, как говорят мистики. Этот невербальный режим представления можно поэтически называть Хаосом (как это делал Ницше) или Пустотой (как это делал Будда). Но и “Хаос”, и “Пустота” — это всего лишь слова, а стоящий за ними опыт упорно остается невербальным.

По этому поводу уместно было бы вспомнить высказывание Виттгенштейна из его “Tractatus Logico Philosophicus”: “О чем нельзя говорить, о том следует хранить молчание”. Мастеpa дзэн в таких случаях просто показывали палец или помахивали посохом.

Когда мы покидаем область невербального, когда мы снова говорим и думаем, нам поневоле приходится создавать символические карты или модели, которые по определению не могут во всех отношениях равняться тем пространственно-временным событиям, которые они представляют. Это кажется настолько очевидным, что мы никогда не думаем об этом и поэтому забываем. Но ведь, в самом деле, меню не имеет вкуса пищи, карта Нью-Йорка не имеет запаха Нью-Йорка (и слава Богу!), а живописное изображение корабля в штормовом море не содержит в себе капитана и экипажа, которым приходится иметь дело с реальными судами в реальных штормах.

Любая карта или модель при ближайшем рассмотрении всегда демонстрирует “ментальность” ее создателя и, в не меньшей степени, — ментальность общества, в котором живет создатель, и его лингвистические системы. Иначе говоря, семантическую среду.

Опытный моряк сразу же обнаружит разницу между кораблем, который нарисовал художник, много ходивший в море, и кораблем, который нарисовал человек, только читавший о мореплавании.

Многие романы и пьесы, написанные в 30-е годы и тогда считавшиеся “грубо-реалистическими”, сейчас кажутся несколько наивными и “надуманными”, поскольку мы уже 60 лет как не живем в той семантической среде. “Улисс” Джойса избежал этой судьбы благодаря тому, что вообще не имел единой точки зрения (техника множественных рассказчиков обеспечивает множественность перспектив). В этом смысле Джойс близок к посткопенгагенским физикам, которые придерживаются так называемого модельного агностицизма, то есть ни одну модель не считают равной всей вселенной.

Представьте себе карту, которая пытается отобразить даже не всю вселенную, а нечто более скромное по масштабам — скажем, весь Дублин. Очевидно, такая карта должна занимать такой же объем пространства, как и сам Дублин. В ней должен быть по крайней мере триллион подвижных элементов — полтора миллиона людей, столько же крыс, несколько миллионов мышей, наверное, миллиарды клопов, сотни миллиардов микробов и т. д.

Чтобы рассказать о Дублине “все”, эта карта должна дать возможность своим движущимся элементам находиться в движении на протяжении хотя бы 2000 лет, поскольку город (который не всегда назывался Дублином) стоит на реке Анна-Лиффи примерно столько времени.

Но такая карта все равно не рассказывала бы нам “все” о Дублине, даже на текущий момент (то есть не учитывая будущее), если бы в ней каким-то образом не отображались мысли и чувства людей и других обитателей этого места...

Но даже и в этом случае карта оказалась бы малополезной для геолога, который хочет знать химию и эволюцию горных пород и почв, на которых стоит Дублин.

И, заметьте, мы пока говорим о “внешнем” мире. А можете ли вы хотя бы представить себе карту, которая бы рассказывала “все” о вас?

Упражнения

1. Пусть пара сексуальных партнеров (мужи жена или двое влюбленных) воссоздаст свою последнюю по времени ссору. (Если никто не захочет признать, что они “ссорятся”, пусть выбранная пара воссоздаст свой последний спор.)

2. Теперь пусть эта пара продолжает ссору (спор), поменявшись ролями. Каждый партнер должен “сыграть” роль другого. Попробуйте применить метод Станиславского: каждый “актер” должен пытаться прочувствовать точку зрения того, кого он играет.

3. Найдите в вашей группе двух человек, имеющих разные точки зрения на какой-нибудь злободневный вопрос (например, запрещение абортов, свободное владение оружием, наркотики и т. п.). Пусть каждый из них попытается по методу Станиславского представить точку зрения другого — как можно искреннее.

4. Найдите следующие тринадцать предметов:

игрушечную пожарную машину,

куклу Барби,

репродукцию картины Пикассо,

кирпич,

отвертку,

молоток,

куриное перо,

кусок пробки,

резиновый мячик,

кусок твердого дерева,

портативный стереомагнитофон,

порнографический роман,

философский трактат епископа Джорджа Беркли.

Разложите все эти предметы на полу и рассядьтесь вокруг них. Прежде всего разделите их на две группы — красные предметы и не-красные предметы. Подсчитайте, сколько у вас окажется спорных случаев. (Например, книга с красно-белой обложкой: положить ли ее в красную кучку или в не-красную?)

Теперь разделите 13 предметов на другие две группы — полезные предметы и игрушки. Сколько у вас получилось спорных случаев? (Относится ли искусство к игрушкам? А порнография?)

Каждую неделю, пока существует ваша группа, придумывайте еще один пример дуализма и делите 13 предметов на две кучки в соответствии с новым критерием.

Обратите внимание, что в одной дуалистической системе две вещи попадают в разные группы, а в другой дуалистической системе те же самые две вещи оказываются в одной группе. (Например, пробка и твердое дерево попадут в одну группу, если делить вещи на “деревянные” и “не-деревянные”, но в разные группы, если делить вещи на “плавающие на поверхности” и “не плавающие на поверхности”.)

Обратите внимание, как будет выглядеть аристотелевский аргумент “Это "есть" либо А, либо не-А” после, того, как вы найдете несколько предметов, которые оказываются на одной стороне при одном дуализме и по разные стороны при другом дуализме.

Вот вам несколько других дуализмов в качестве подсказки: “предметы для образования” и “предметы для развлечения”, “научные” и “ненаучные” предметы, “хорошие” и “плохие”, “органические” и “неорганические” предметы.

Постарайтесь придумать побольше самых странных и изощренных дуализмов.

На данный момент стоит отметить один очевидный факт. Вы извлечете для себя гораздо больше уроков, если будете на самом деле выполнять эти упражнения в группе, как вам предлагается, а не просто читать о них.

Следующее