Без риска быть... Николай Доля Астрология Живопись Имена Живое слово    Классика    Серебряный век    Психология    Сказки    Самиздат «Без риска быть...» проект Николая Доли

---

Урсула Ле Гуин

Предыдущее

4. Магический свет

Сухость, рот пересох. На языке привкус пыли. Губы его тоже покрыты пылью.

Не отрывая головы от пола он наблюдал за игрой теней. Большие тени двигались и останавливались, увеличивались в размерах и сокращались, мелкие — метались по стенам и потолку, ежесекундно меняя их облик. Еще одна тень застыла в углу, другая — на полу.

Его затылок пронзила боль. В тот же миг в мозгу Аррена будто сверкнула молния, и взор его прояснился: Сокол лежит на спине, подле него на коленях стоит человек, еще один сует золотые монеты в сумку, а третий стоит, наблюдая, со светильником в одной руке и его, Аррена, кинжалом — в другой.

Если они и говорили что-то, он их не слышал. Аррен воспринимал лишь свои собственные мысли, которые подсказывали ему, что нужно действовать незамедлительно и самым решительным образом. Он тотчас исполнил приказ: Аррен очень медленно прополз вперед пару футов, молниеносным движением левой руки схватил сумку с награбленным, вскочил на ноги и, громко захохотав, выскочил на лестницу. Он скатился по ступенькам в кромешной тьме, не слыша своих шагов и не чуя под собой ног, будто слетел. Выскочив на улицу, он со всех ног бросился в черноту ночи.

На фоне звезд дома казались черными неуклюжими баржами. Свет звезд едва уловимо играл на поверхности реки справа от него и, хотя Аррен не видел, куда ведут улицы, он мог различать перекрестки и всякий раз поворачивал, дабы запутать след. Его преследовали, он отчетливо ощущал чье-то присутствие за своей спиной. Они бежали босиком, и громкое пыхтение перекрывало топот их ног. Аррен рассмеялся бы, если б у него было время. Наконец-то он узнал, что значит быть преследуемым, а не охотником, загоняющим зверя во главе своры... Нужно отстать и оторваться. Он свернул направо и сделал финт: притормозил у моста с высокими парапетами, скользнул в боковую улочку, свернул за угол и, пробежав по набережной до перекрестка, пересек реку по другому мосту. Его ботинки громко стучали по булыжникам, разрывая царившую в городе абсолютную тишину. Аррен остановился у крепления моста, чтобы снять их, но шнурки запутались, а охотников сбить с толку не удалось. За спиной мигнула лампа, тяжелый топот бегущих преследователей приближался. Он не мог оторваться от них. Ему оставалось лишь бежать изо всех сил, держась впереди, чтобы увести их подальше от пыльной комнаты... Вместе с кинжалом они сорвали с него и куртку. Оставшись в одной безрукавке, он несся как ветер, его разгоряченная голова кружилась, боль в затылке обострялась с каждым шагом, но Аррен бежал... бежал... бежал. Сумка мешала ему. Внезапно он швырнул ее на мостовую, и монеты, звеня, брызнули во все стороны.

—Вот ваши деньги!— хрипло крикнул он, задыхаясь. И припустил дальше. Но тут вдруг улица закончилась. Ни перекрестка, ни звездного неба перед ним — тупик. Аррен развернулся и побежал навстречу своим преследователям. Свет фонаря ослепил его, и он с отчаянным криком врезался в них.

Перед ним взад-вперед раскачивался фонарь — слабое желтое пятнышко света в бескрайней движущейся пелене. Он долго смотрел на него. Фонарь светил все слабее, потом, наконец, мигнул и погас. Аррен погоревал над этим немного, или, быть может, он жалел самого себя, понимая, что вот-вот проснется.

Потухший фонарь все так же висел на мачте. Свет восходящего солнца озарял бескрайнюю гладь моря. Бил барабан. Через равные промежутки времени раздавался тяжелый скрип весел. Древесина корабля скрипела и стенала сотнями тоненьких голосков. Человек на носу галеры что-то кричал стоящим перед ним матросам. Мужчины, скованные с Арреном одной цепью, по-прежнему хранили молчание. На каждом были железный обруч на талии и наручники на запястьях, соединенные короткой тяжелой цепью с оковами следующего узника. Железный пояс был также прикован к штырю, вбитому в палубу, так что человек мог сидеть или лежать, но не стоять. Люди набились в маленький грузовой трюм как сельди в бочку, поэтому лечь было никак нельзя. Аррен сидел в переднем углу помещения. Если он поднимал голову, его глаза оказывались на уровне палубного настила шириной в пару футов, между трюмом и перилами.

О том, что случилось прошлой ночью после отчаянной погони и коварного тупика, Аррен помнил очень смутно. Он сражался, его сбили с ног, связали и потащили куда-то. Какой-то человек говорил что-то странным шепчущим голосом. Это было в месте, напоминающем кузницу: там пылал кузнечный горн... Больше он ничего не помнил, хотя догадывался, что находится на невольничьем корабле и его намереваются продать.

Юношу это не слишком волновало. Он страдал от жажды. Все тело ныло, голова раскалывалась. Когда взошло солнце, свет пронзил его глаза копьями боли.

На рассвете каждый невольник получил краюху хлеба и глоток воды из кожаной фляги, которую им подносил к губам человек с хитрым жестким лицом. Его шею охватывал широкий, инкрустированный золотом, кожаный обруч, похожий на собачий ошейник, и когда он заговорил, Аррен узнал этот тихий странный шепчущий голос.

Питье и еда временно облегчили страдания его тела, и в голове у него прояснилось. Для начала юноша взглянул на лица сидящих рядом с ним собратьев по несчастью — троих в его ряду и четверых за их спинами. Некоторые сидели, положив головы на поднятые колени; один, больной или одурманенный наркотиками, безвольно откинулся назад. Рядом с Арреном сидел парень лет двадцати с широким плоским лицом.

—Куда они нас везут?— спросил у него Аррен.

Юноша взглянул на него — их головы находились почти вплотную друг у другу — и, ухмыльнувшись, пожал плечами. Наверное, он хотел сказать, что не знает, решил Аррен, но тут парень зашевелил скованными руками, будто жестикулируя, и открыл свой все еще скалящийся в ухмылке рот, демонстрируя черный обрубок на том месте, где должен был быть язык.

—Должно быть, на Соул,— сказал кто-то за спиной Аррена.— Или на Амрунский Рынок,— подхватил другой, но тут человек в ошейнике, казавшийся вездесущим, нагнулся над трюмом и прошипел:

—Заткнитесь, если не хотите попасть на завтрак акулам,— и все замолкли.

Аррен попытался представить себе эти места: Соул, Рынок Амруна. Там продают рабов. Их без смущения ставят в ряд перед покупателями, будто рогатый скот или овец на рынке в Бериле. Он будет стоять там в цепях. Кто-то купит его, приведет домой и будет приказывать ему, а он откажется повиноваться. Или подчинится и попытается бежать. И его убьют, так или иначе. Его душа не восставала при мысли о рабстве, ибо он был слишком болен и сбит с толку. Аррен просто знал, что не вынесет этого и в течение недели-другой умрет или будет убит. Несмотря ни на что, его данная перспектива пугала, и он прекратил размышлять о будущем. Юноша уставился вниз, на черный от грязи настил трюма. Солнце жгло его плечи, жажда вновь высушила рот и тисками сжала горло.

Солнце село, пришла ночь, ясная и прохладная. На небе высыпали яркие звезды. Гулко и размеренно бил барабан, задавая ритм веслам, ибо стоял мертвый штиль. Теперь неимоверные страдания причинял холод. Спину Аррена немного согревали скованные ноги сидящего за ним человека, а левый бок — приткнувшийся к нему немой, который сидел скрючившись и мычал что-то на одной ноте. Произошла смена гребцов, и барабан забил вновь. Аррен хотел забыться, но никак не мог уснуть. Его кости ныли, но он не в силах был изменить позу. Он дрожал, терзаемый болью и жаждой, и смотрел на звезды, которые плясали по небу с каждым взмахом гребцов, затем возвращались на свои места и замирали, вновь дергались, возвращались, замирали...

Человек в ошейнике стоял вместе с другими между еще одним трюмом и мачтой, на которой раскачивался маленький фонарь, высвечивая силуэты их голов и плеч.

—Туман, черт его задери,— послышался ненавистный тихий голос человека с ошейником.— Откуда мог взяться туман в Южных Проливах в это время года? Злодейка судьба!

Бил барабан. Звезды взлетали, скользили, останавливались. Рядом с Арреном немой парень вдруг вздрогнул всем телом и, подняв голову, издал ужасный животный вой.

—Тихо там!— взревел второй человек, стоящий у мачты. Немой опять вздрогнул и умолк, стиснув челюсти.

Звезды украдкой скользили в никуда.

Мачта качалась и исчезала. На спину Аррена, казалось, упало холодное покрывало тумана. Барабан запнулся, затем забил снова, но уже тише.

—Густой, как свернувшееся молоко,— сказал хриплый голос где-то над головой Аррена.— Держите ритм! Здесь на двадцать миль вокруг нет ни одной мели!

Обветренная, покрытая шрамами нога возникла из тумана, замерла на миг у лица Аррена и исчезла.

В тумане не ощущалось продвижение вперед — лишь тихое покачивание да скрип весел. Стук барабана был едва слышен. Промозглая сырость пробирала до костей. Туман заливал Аррену глаза, конденсируясь на его волосах. Он старался поймать капли языком и жадно вдыхал влажный воздух, пытаясь утолить жажду. Но зубы его стучали. Холодный металл цепи натирал ему бедро, и оно горело огнем. Барабан бил, бил и вдруг умолк.

Наступила тишина.

—Держать ритм! В чем дело?— раздался хриплый рык с носа. Ответа не последовало.

Корабль слегка покачивался на волнах. За едва различимыми перилами разверзлась пустота. Что-то задело борт корабля. Слабый скрежет прозвучал, словно удар грома в этой мертвой неземной тишине и мраке.

—Мы сели на мель,— прошептал кто-то из пленников, но безмолвие поглотило его голос.

Туман посветлел, будто в его глубинах зажегся огонек. Аррен отчетливо увидел головы людей, прикованных рядом с ним, блеск капелек влаги в их волосах. Судно вновь вздрогнуло. Он подался вперед, насколько позволили цепи, и вытянул шею, пытаясь разглядеть как можно больше. Туман над палубой сиял, словно луна из-за тонкой тучки, холодный и лучезарный. Гребцы сидели неподвижно, как статуи. Члены экипажа сгрудились на шкафуте корабля, их глаза едва заметно светились. Слева по борту одиноко стоял человек. Это от него исходил свет: от его лица, рук и посоха, горевшего подобно расплавленному серебру.

У ног испускавшего свет человека сгорбилась черная тень.

Аррен попытался заговорить, но не смог. Укутанный в это великолепие света Верховный Маг подошел к нему и опустился на колени на палубу. Аррен почувствовал прикосновение его руки и услышал его голос. Вдруг оковы на руках и теле юноши разомкнулись, и по всему трюму зазвенели цепи. Но ни один человек не пошевелился. Аррен попытался встать, но не смог — все тело окоченело от долгого бездействия. Верховный Маг крепко сжал его руку и, опираясь на нее, Аррен выбрался из грузового трюма на палубу.

Верховный Маг отошел в сторону, и слабое свечение озарило застывшие лица гребцов. Он остановился возле человека, который скрючился у перил.

—Я не палач,— отчетливо произнес Сокол суровым голосом, холодным, как магический свет, озаривший туман.— Но во имя правосудия, Эгре, я возьму этот груз на себя: я приказываю твоему голосу пропасть до тех пор, пока у тебя не найдутся слова, достойные произнесения.

Сокол вернулся к Аррену и помог ему подняться на ноги.

—А теперь пойдем, парень,— сказал он, и с его помощью Аррен проковылял вперед и полувполз, полуупал в лодку, качавшуюся у борта корабля. Парус «Ясноглазки» напоминал в тумане крылышко мотылька.

В той же абсолютной тишине и мертвом штиле свет погас, лодка повернулась и скользнула прочь от корабля. Почти тотчас же утонули во мгле черная громада борта галеры, тусклый фонарь на мачте и застывшие гребцы. Аррену показалось, что он слышит голоса, срывающиеся на крик, но звук был очень тих, а вскоре исчез и он. Прошло немного времени, и туман стал редеть, распадаться на клочья, уносимые ветром во тьму. Показалось звездное небо, и «Ясноглазка» бесшумно, как бабочка, летела по морю сквозь ясную ночь.

Сокол укрыл Аррена одеялами и дал ему воды. Он сидел, положа руку на плечо мальчика, когда тот вдруг заплакал. Маг ничего не сказал, но в прикосновении его руки ощущалась нежность и забота. Постепенно, под влиянием тепла, мягкого покачивания лодки и спокойствия в сердце, Аррен расслабился и обрел покой.

Он посмотрел на своего спутника. Смуглое лицо мага больше не испускало неземного сияния. Аррен четко различал его черты в ярком свете звезд.

Лодка летела вперед, влекомая силой магии. Волны, казалось, удивленно шептались у ее бортов.

—Человек в ошейнике, кто он?

—Лежи спокойно. Морской разбойник, Эгре. Он носит этот ошейник, чтобы скрыть шрам на глотке. Похоже, он скатился от пиратства к работорговле. Но на сей раз он поймал медвежонка.— В его сухом спокойном голосе проскользнула тень удовлетворения.

—Как ты меня нашел?

—Волшебство, взятки... Я много времени потерял впустую. Мне не хотелось, чтобы узнали о том, что Верховный Маг и Губернатор Рокка рыщет по трущобам Хорттауна. Я стремился, по мере возможности, по-прежнему сохранять инкогнито. Я выслеживал то одного человека, то другого, пока, наконец, не узнал, что галера с рабами покинула гавань на рассвете. Тут терпение мое лопнуло. Я сел в «Ясноглазку» при полном штиле, приказал ветру наполнить ее паруса, приклеив между делом весла всех кораблей к уключинам — на время. Как они объяснят это, если все волшебство — сплошной обман и надувательство, меня не волнует. Но в запале гнева я упустил корабль Эгре, который отклонился к юго-востоку, дабы обогнуть мели. В тот день у меня все валилось из рук. Хорттаун не приносит удачи... Потом, наконец, я сотворил заклинание поиска и с его помощью обнаружил корабль в кромешной тьме. Теперь ты сможешь уснуть?

—Я в полном порядке, чувствую себя намного лучше.

Согревшись, Аррен и впрямь чувствовал себя неплохо. Тело охватила слабость, но мозг работал в полную силу, резво перескакивая с мысли на мысль.

—Когда ты проснулся? Что с Хэйром?

—Я пробудился на рассвете и мое счастье, что голова оказалась цела: за ухом у меня горела огромная шишка, смахивающая на треснутый огурец. Хэйр находился в наркотическом трансе, когда я уходил.

—Я оказался плохим стражем...

—Но ты же не уснул.

—Нет.— Аррен запнулся.— Это было... Я был...

—Ты шел передо мной. Я тебя видел,— произнес Сокол странным тоном.— Словом, они подкрались, оглушили нас с тобой как барашков на бойне, взяли золото, хорошую одежду и пригодного к продаже раба, а потом скрылись. Они позарились на тебя, парень. Ты пошел бы по цене хорошей фермы на Амрунском Рынке.

—Они ударили меня недостаточно сильно. Я очнулся и заставил их побегать. Прежде чем они загнали меня в угол, я успел раскидать их добычу по всей улице.

Глаза Аррена блестели.

—Ты очнулся, когда они еще были там... и побежал? Зачем?

—Чтобы увести их от вас.— Удивление, сквозившее в голосе Сокола, внезапно ударило по самолюбию Аррена, и он запальчиво добавил:

—Я решил, что потом они примутся за вас. Я подумал, что они могут вас убить. Я схватил их сумку, чтобы они кинулись за мной, заорал и припустил со всех ног. И они побежали за мной.

—Да-а... они могли бы прикончить меня!— вот и все, что сказал Сокол, и ни слова благодарности. Однако он сел, ненадолго задумался и затем спросил:

—Тебе не приходила в голову мысль, что я к тому времени мог быть уже мертв?

—Нет.

—Сперва убить, а затем ограбить — безопасней всего.

—Я не думал об этом. Я лишь стремился увести их подальше от вас.

—Почему?

—Потому что вы смогли бы защитить нас, вытащить нас обоих оттуда, если б у вас было время очнуться. Во всяком случае, спаслись бы сами. Я стоял на страже и не справился со своими обязанностями. И потому попытался исправить ошибку. Я охранял вас, ибо жизнь ваша имеет вес. Я буду стоять на страже, или кто иной, но вы ведете нас, вы должны добраться во что бы то ни стало до цели нашего путешествия и исправить вышедшее из строя звено.

—Разве?— сказал маг.— Я сам так думал до прошедшей ночи. Мне казалось, я обрел последователя, но это я следую за тобой, мой мальчик.

Тон его был прохладен, но в нем сквозила искусно скрытая ирония. Аррен не знал, что и сказать. Он был совершенно сбит с толку. Ему казалось, что его проступок — впадение в транс или сон на посту едва ли может быть заглажен тем, что он увел грабителей от Сокола. А теперь выходило, что его подвиг — пустячное дело, тогда как вхождение в транс в самый неподходящий момент — удивительно разумный поступок.

—Простите, милорд,— прошептал он, наконец, непослушными губами, едва не заплакав снова.— Я подвел вас. А вы спасли мне жизнь...

—А ты, возможно, мне,— раздраженно произнес маг.— Кто знает? Они могли перерезать мне глотку перед тем, как уйти. Хватит об этом, Аррен. Я рад, что ты вновь со мной.

Он подошел к ящику с припасами, зажег маленькую жаровню на древесном угле и принялся что-то стряпать. Аррен лежал, уставившись на звезды. Эмоции схлынули, лихорадочная работа мозга прекратилась. И тут до него дошло, что Сокол не собирается разбирать по косточкам каждый его поступок. Он просто принимает их как должное. «Я не палач»,— сказал Сокол Эгре ледяным тоном. Но он и не раздает награды. Однако ради Аррена Верховный Маг несся, сломя голову, через море, бросив все свои силы без остатка на его поиски. И сделает это снова. Так уж он устроен.

Сокол был достоин той любви и того доверия, которые Аррен питал к нему. Ибо он, без сомнения, доверял юноше. Значит, Аррен был на правильном пути.

Верховный Маг вернулся, держа в руках чашку дымящегося вина для Аррена.

—Возможно, это поможет тебе уснуть. Осторожно, не обожги язык.

—Откуда взялось вино? Я никогда не видел на борту меха с вином...

—На «Ясноглазке» не все бросается в глаза,— ответил, садясь в темноте рядом с ним, Сокол, и Аррен услыхал его тихий, отрывистый смешок.

Аррен привстал, чтобы выпить вино. Оно было очень хорошим, освежало тело и душу. Юноша спросил:

—Куда мы теперь плывем?

—На запад.

—Куда вы ходили с Хэйром?

—Во мрак. Я не отстал от него, но он заблуждался. Он бродил у внешних границ, на бескрайних пустошах сумасшествия и ночных кошмаров. Его душа стонала в этой мрачной пустыне, словно чайка, затерянная в просторах моря. Хэйр не в силах показать дорогу. Он всегда заблуждался. Несмотря на все свои колдовские способности, он никогда не найдет ее, ибо видит лишь себя одного.

Аррен ничего не понял, но он сейчас и не стремился в это вникнуть. Он ненадолго окунулся во «мрак», о котором говорят волшебники и ему нисколько не хотелось вспоминать об этом. Честно говоря, он боялся спать, ведь ему мог снова присниться тот сон, где черная тень протягивала Аррену жемчужину, шепча: «Пойдем».

Внезапно его мозг заработал в другом направлении.

—Милорд,— начал он,— почему...

—Спи!— отрезал Сокол.

—Я не могу уснуть, милорд. Интересно, почему вы не освободили других пленников?

—Освободил. Я разбил все оковы на этом корабле.

—Но люди Эгре вооружены. Если бы вы заковали  и х ...

—Ну и что? Работорговцев всего лишь шестеро. Гребцы — такие же рабы в цепях, каким был и ты. Сейчас Эгре и его людей либо уже убили, либо сковали, чтобы продать в рабство. Я оставил выбор за ними: драться или попасть на торги. Я не работорговец.

—Но вы же знаете, что они злые люди...

—И поэтому я должен уподобиться им? Позволить, чтобы их поступки предопределяли мои? Я оставляю их выбор за ними, и не позволю им делать выбор за меня!

Аррен молчал, обдумывая услышанное. Немного погодя маг мягко сказал:

—Видишь ли, Аррен, каждый поступок — это не камешек, как думает молодежь, который бросают, а он попадает в цель или пролетает мимо, и на этом все заканчивается. Когда камешек поднимают, земля становится легче, а рука, что держит его, тяжелее. Его бросок сказывается на круговороте звезд, а когда он ударяется во что-то или падает — меняется Вселенная. Каждый поступок влияет на Равновесие всего сущего. Все, что делают ветра и моря, силы земли, воды и света, а также звери и растения — это хорошо и правильно. Эти действия не влияют на Равновесие. Все явления природы — от урагана до крика кита, от падения сухого листочка до полета комара — служат частью Равновесия всего сущего. Но мы, имея власть над миром и друг над другом, должны  у ч и т ь с я  поступать так, как поступают ветер или комар по природе своей. Мы должны учиться поддерживать Равновесие. Будучи наделены разумом, мы не должны поступать необдуманно. Делая выбор, мы не должны поступать безответственно. Кто я такой — хотя у меня есть на то сила — чтобы карать или поощрять, играя человеческими судьбами?

—Но означает ли это,— спросил юноша, неодобрительно глядя на звезды,— что лишь бездействие поддерживает Равновесие? Несомненно, человек должен действовать, даже не зная всех последствий своего поступка, ведь что-то же, в конце концов, нужно делать.

—Не бойся. Человеку гораздо проще совершить какой-нибудь поступок, чем воздержаться от оного. Мы будем продолжать творить добро и зло... Но если всеми нами вновь будет править король и ему потребуется совет волшебника, как в старые добрые времена, а я окажусь тем самым магом, то я скажу ему: «Милорд, не делайте ничего кроме того, что благородно, достойно похвалы или добродетельно; не делайте ничего кроме того, что кажется правильным; делайте только то, что вы должны делать, причем если вы не можете поступить иначе».

В его голосе было что-то, заставившее Аррена повернуться и взглянуть на него. Глядя на ястребиный нос, испещренную шрамами щеку, темные, искрящиеся глаза, юноша подумал, что от лица мага вновь исходит сияние. И Аррен смотрел на него с любовью, смешанной со страхом, думая: «Насколько же он превосходит меня». Вглядевшись пристальнее, юноша понял, наконец, что это не магический свет, не холодный ореол волшебства обрисовал каждую черточку лица Сокола, а обычный дневной свет — свет занимающегося утра. Эта сила превосходила силу Верховного Мага. И годы не пощадили Сокола, как и любого другого человека. У него были морщины, и он выглядел уставшим. Становилось все светлее. Маг зевнул...

Вот так глазея, удивляясь и размышляя, Аррен, наконец, уснул. А Сокол сидел рядом с ним, наблюдая за тем, как занимается заря и восходит солнце. Он точно изучал сокровище, пытаясь найти в нем хоть какой-нибудь изъян: треснувший камень или мутное пятнышко.

Следующее