Библиотека Живое слово
Классика

«Без риска быть...»
проект Николая Доли



Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Урсула Ле Гуин. Гробницы Атуана >> 5. Свет в подземелье


Урсула Ле Гуин

Предыдущее

5. Свет в подземелье

Летом Тар заболела какой-то непонятной болезнью и в начале зимы умерла. Всегда казавшаяся изможденной, она превратилась почти в скелет, всегда немногословная, она почти совсем замолчала. Говорила она только с Архой, да и то оставаясь с ней наедине, но в конце концов прекратилось и это, и Верховная Жрица Храма Богов-Братьев тихо ушла во тьму. Арха долго горевала. Тар была женщиной суровой, но не жестокой, и учила свою воспитанницу гордости, а не страху.

Теперь осталась только Кессил.

Замену Тар должны были прислать из Авабата только весной, и до того времени Арха и Кессил остались полноправными владычицами Места. Кессил называла Арху «госпожой» и выполнила бы любой ее каприз, но Арха давно усвоила, что приказывать ей опасно. У нее было на это право, но не хватало силы, а сила, чтобы выдержать зависть и ненависть Кессил ко всему, что было выше нее, чем она не могла править, требовалась немалая.

С тех пор как (от нежной Пенте) Арха узнала о существовании не верящих в богов людей и восприняла это пусть как пугающую, но реальность, она смогла лучше понять Кессил. В сердце Верховной Жрицы не было преклонения ни перед Безымянными, ни перед богом. Она не поклонялась ничему, кроме власти. Император Каргада обладал ею и в глазах Кессил в самом деле был Божественным Королем, достойным преклонения. Но храмы были для нее лишь красивым фасадом, Монументы — простыми камнями, Гробницы Атуана — дырками в земле, пусть ужасными, но пустыми. Кессил отреклась бы от Пустого Трона, если бы посмела, и расправилась бы с Первой Жрицей, если бы могла.

Арха довольно легко смирилась с таким положением дел. Возможно, это была заслуга Тар, хотя она никогда ничего не говорила прямо. На первой стадии своей болезни, прежде чем Тар совсем погрузилась в тишину, она часто просила Арху зайти к ней и рассказывала девушке о деяниях Божественного Короля и его предшественников, о жизни в Авабате — короче, о том, что она, как занимающая высокое положение жрица должна была знать, но что делало мало чести Королю и его придворным. Она рассказывала о своей собственной жизни и о том, как выглядела и что делала Арха-Которая-Была, а иногда, хотя и не часто, упоминала о трудностях и опасностях, подстерегающих Арху-Которая-Есть. Ни разу она не назвала Кессил по имени. Но Арха одиннадцать лет была ее ученицей и ей достаточно было намека, чтобы понять и запомнить.

После того, как закончились унылые церемонии похорон и оплакивания, Арха взяла за правило избегать Кессил. После дневных трудов она удалялась в свое уединенное жилище и при первой возможности шла в комнату за Троном, открывала люк и спускалась в темноту. Днем ли, ночью ли (в подземелье это не имело никакого значения), Арха систематически обследовала свои владения. Тяжкий груз святости запрещал вход в Подземелье под Гробницей всем, кроме Верховных Жриц и их личных телохранителей. Каждого поразит здесь гнев Безымянных. Однако ничто не запрещало входить в Лабиринт, да и не было в таком запрете нужды. В Лабиринт можно было войти только через Подземелье, да и нужен ли мухе закон, ограничивающий возможность залететь в паутину?

Поэтому Арха часто брала с собой Манана, давая ему возможность получше узнать ближние части Лабиринта. Нельзя сказать, чтобы Манану нравились такие путешествия, но подчинялся он Архе безоговорочно. Она позаботилась также и о том, чтобы Дуби и Уато, слуги Кессил, знали путь до Комнаты Цепей и выход из Подземелья, но не более того. Она никогда не брала их в Лабиринт, желая, чтобы только безгранично преданный ей Манан знал его тайные тропы. Так как они всегда принадлежали ей, и только ей одной. Скоро Арха приступила к обследованию всего лабиринта. Осенью она провела множество дней, шагая по его бесконечным коридорам, но смогла обойти только его малую часть. Путешествия по бессмысленной путанице туннелей утомляли ее ноги, а постоянные отсчеты поворотов и пересечений погружали в уныние разум. Лабиринт и был сделан для того, чтобы утомить и погубить очутившегося в нем смертного, и даже его хозяйка не могла не признать, что это всего навсего своеобразная ловушка, хотя бесконечная череда улиц, вырезанных в твердом камне, поражала воображение.

Так что зимой Арха стала все больше времени посвящать изучению Тронного Зала, его алтарей, альковов за и под алтарями, комнат, забитых сундуками и ящиками, содержимого сундуков и ящиков, переходов и пыльных чердаков, населенных бесчисленным множеством летучих мышей, подвалов и подвалов под подвалами — своеобразных прихожих темных коридоров под землей.

С руками, перепачканными превратившимся за восемь столетий в порошок мускусом и прилипшей к лицу паутиной, она могла часами стоять на коленях перед шкатулкой, вырезанной из кедрового дерева. Этот дар какого-то древнего короля не пощадило время, но все равно, она была прекрасна. Крышка ее была покрыта тончайшей резьбой — творением безвестного художника, ставшего прахом много веков назад. Вот сам король — крохотная напряженная фигурка с большим носом, вот Тронный Зал со своим куполом и двойным рядом колонн. А вот и сама Первая Жрица, она вдыхает с бронзового подноса наркотические пары и что-то говорит королю. Черты ее лица неразборчивы, и Архе кажется, что это лицо — ее собственное. Интересно, что напророчила она тогда королю, остался ли он доволен ее словами?

В Тронном Зале у Архи были свои любимые места. Часто заходила она, например, в одну комнату в задней части Зала, где хранились старые одежды — великолепные платья и костюмы, преподнесенные Месту великими лордами, когда они приходили сюда и поклонялись Безымянным, признавая тем самым их превосходство над собой. Иногда их дочери — принцессы одевали эти мягкие шелка, расшитые топазами и черными аметистами, и танцевали вместе со жрицами. В одной из комнат стояли столики слоновой кости, на крышках которых были выгравированы сцены таких танцев, а также лорды и короли, ожидающие вне Тронного Зала, потому что тогда, как и сейчас, вход в него мужчинам был воспрещен. А девицы в белых шелках танцевали со жрицами, облаченными в грубые домотканые черные хитоны, как и теперь. Арха любила приходить и прикасаться к белой, тонкой, истлевшей от времени ткани, с которой драгоценные камни отрывались под действием собственного ничтожного веса. Да и запах благовоний, пропитавших весь храм — он был свежее, нежнее, моложе.

Арха могла просидеть целую ночь в сокровищницах, перебирая содержимое одной шкатулки, камешек за камушком, или вглядываясь в ржавые доспехи, сломанные плюмажи на шлемах, пряжки, заколки, брошки из бронзы, серебра, золота.

Совершенно не боявшиеся Архи совы сидели на потолочных балках, моргая желтыми глазами. Сквозь щели в кровле пробивался иногда солнечный свет, а иногда — мелкий сухой снег, холодный, как те рассыпающиеся в прах от малейшего прикосновения древние шелка.

В одну из зимних ночей, когда в храме было особенно холодно, Арха подошла к люку, открыла его, скользнула на лестницу, закрыла за собой тяжелую крышку и пошла по знакомому туннелю, ведущему в Подземелье под Гробницами. Здесь, конечно, она никогда не зажигала света. Даже если у нее был слабый фонарь, для похода в Лабиринт или для освещения пути на поверхности ночью, Арха гасила его прежде чем войти в огромную пещеру. Ни разу за всю свою многовековую жизнь не видела она, как выглядит Подземелье. Вот и сейчас она задула свечу и не замедляя шаг, легко пошла в чернильную тьму, словно рыбка в ночном море. Здесь никогда не было ни жары, ни холода, только неизменная сырая прохлада. Наверху бушевала метель над замерзшей пустыней, здесь же не было ни ветра, ни смены времен года. Здесь было тихо и уютно. Здесь было безопасно.

Арха направилась к Раскрашенному Залу. Ей нравилось иногда приходить сюда и рассматривать странные картины на его стенах, появляющиеся из темноты при слабом свете свечи — люди с длинными крыльями и огромными глазами, спокойные и печальные. Никто не мог сказать Архе, кто это такие — подобных картин нигде не было больше, но ей казалось, что она знает: это духи проклятых, тех кто не мог возродиться в новой жизни. Раскрашенный Зал находился в самом Лабиринте, так что сначала Архе нужно было пересечь Подземелье. И вот, приближаясь к нему, она уловила еле видимое серое мерцание, отражение отражения далекого света.

Архе показалось, что это обман зрения, так уже бывало в чернильной тьме подземелий. Она закрыла глаза и мерцание исчезло, открыла — и оно появилось вновь.

Арха остановилась и замерла на месте. Свет был еле заметен, но это — свет, а тут всегда должна царить тьма.

Она сделала несколько шагов вперед, подняла руку, чтобы коснуться стены, и — удивительно!— заметила ее движение...

Изумление вытеснило из ее головы все мысли — даже страх. Слабый отблеск света здесь, в самом сердце тьмы? Вся в черном, босая Арха бесшумно шла вперед. Перед последним поворотом она на мгновение остановилась, собралась с духом, осторожно сделала последний шаг... посмотрела... и увидела...

...увидела то, что не видела никогда, хотя прожила не одну сотню жизней — грандиозную сводчатую пещеру под Монументами, вырубленную в скале не рукой человека, но силами самой Земли, украшенную кристаллами, иглами и завитушками известняка — плодом тысячелетней работы подземных вод. Она была огромна — с мерцающей крышей и стенами — сверкающий, нежный, замысловатый дворец алмазов, дом аметиста и хрусталя, из которого древняя тьма была изгнана сиянием.

Свет, свершивший это чудо, не был ярок, но почти ослепил привыкшие к полной темноте глаза Архи. Это был слабо светящийся, похожий на болотный огонь шарик. Он двигался через пещеру, высекая тысячи искр из переливающегося потолка и бросая тысячи фантастических теней на стены пещеры.

Свет горел на конце деревянного посоха, без дыма, не обжигая. Посох держала человеческая рука. Мельком Арха увидела и лицо — черное лицо, человеческое.

Она замерла.

Человек долго ходил по огромной пещере, пересекая ее в разных направлениях. Он словно что-то искал, заглядывая за кружевные переплетения сталактитов и в ведущие из пещеры туннели, но не входя в них. Первая Жрица неподвижно стояла за поворотом и ждала...

Возможно, труднее всего была для Архи мысль, что она смотрит сейчас на незнакомого ей человека. Очень редко доводилось ей встречаться с незнакомцами. Ей показалось, что это один из стражников... нет, это кто-то из-за Стены — пастух или раб, а пришел он выведать секреты Безымянных, или украсть что-нибудь из Гробниц.

Украсть! Ограбить Силы Тьмы! Святотатство — именно это слово пришло Архе на ум. Он был мужчиной, а у мужчин нет права ступать на священную почву Гробниц. Тем не менее он пришел. Он вошел. Он создал запрещенный свет в этом месте, а света не было здесь с самого начала времен. Почему же Безымянные не покарали его?

Человек стоял у стены и смотрел вниз, туда, где пол немного поднимался. Здесь когда-то копали, так как были видны рыхлые влажные комья земли, вынутой при копании могил, но не засыпанной обратно в яму.

Хозяева Архи съели тех трех. Почему они не съели этого? Чего они ждут?

Если бы их руки вновь обрели силу и к ним снова вернулся дар речи...

—Прочь! Прочь! Изыди!— во всю мощь своих легких пронзительно закричала Арха. Эхо загрохотало в ответ, как бы раздвигая тьму, удивленное лицо грабителя повернулось к ней и на мгновение глаза их встретились. Свет тут же погас. Великолепие исчезло. Остались тьма и тишина.

Способность мыслить вернулась к Архе. Чары света отпустили ее.

Должно быть, человек пришел сюда через дверь в красной скале, Дверь Узников, и постарается выйти через нее же. Легко и тихо, как мягкокрылая сова, Арха пробежала вдоль стены пещеры до низкого коридора, ведущего к двери, открывающейся только внутрь, и остановилась в начале туннеля. Не чувствовалось никакого движения воздуха — значит, человек захлопнул дверь. Если он вошел в тот туннель, то сам загнал себя в ловушку.

Но его не было в туннеле, иначе Арха услышала бы его дыхание, почувствовала тепло и биение его жизни. Никого не было в туннеле... Арха прислушалась. Куда же он исчез?

Тьма, как тугая повязка, давила на глаза. Возможность увидеть Подземелье не просто смутила Арху — она потрясла ее. Она знала Подземелье как место, где можно ориентироваться по слуху и осязанию, по дуновению холодного ветра во тьме, как тайну, навеки покрытую мраком. Она увидела его, и загадочность уступила место... нет, не ужасу, но чувству красоты, более таинственному, чем сама тьма.

Мучимая неуверенностью в себе, Арха медленно пошла ко второму туннелю слева, входу в Лабиринт. Там она остановилась и прислушалась еще раз.

Уши поведали ей не больше, чем глаза. Но прикоснувшись рукой к стене, Арха почувствовала слабую ее дрожь, а дуновение затхлого промозглого воздуха донесло до нее неуместный здесь запах — запах дикого шалфея, растущего только на холмах под открытым небом.

Следуя за запахом, Арха медленно и бесшумно пошла вниз по туннелю.

Примерно через сотню шагов она услышала его. Он двигался почти так же тихо, как и она, но не так уверенно. Арха услышала слабый шорох, словно человек споткнулся обо что-то, но тут же восстановил равновесие. Больше ничего. Помедлив, Арха снова двинулась вперед, едва касаясь стены кончиками пальцев правой руки, пока они, наконец, не наткнулись на круглый металлический прут. Она остановилась и, встав на цыпочки, почти у самого потолка нащупала ржавую железную рукоятку. Собрав все силы, Арха рванула рукоятку вниз.

Раздался оглушительный скрежет, а за ним — не менее громкий удар. Во все стороны брызнули голубые искры. Многократно повторенное эхо, накладываясь друг на друга, унеслось в туннель. Арха нащупала изъеденную временем поверхность железной, перегородившей путь двери, и облегченно вздохнула.

Она вышла в подземелье под Монументами и, касаясь правой рукой стены, направилась к люку, ведущему в Тронный Зал. Она не торопилась, но продолжала двигаться бесшумно, хотя нужда в этом отпала. Арха поймала своего грабителя. Дверь отрезала ему единственный выход из Лабиринта, и открыть ее можно было только со стороны Подземелья.

Человек остался во тьме и никогда не сможет выбраться на поверхность.

Шествуя медленно и гордо, Арха прошла мимо Трона в зал с колоннами. Там, у бронзовой чаши на высоком треножнике, в которой тлела горсть угольев, она повернула и подошла к семи ступеням, ведущим к трону. На самой нижней из них она преклонила колени и коснулась лбом холодного пыльного камня, на котором там и сям валялись мышиные кости, сброшенные сюда совами-охотниками.

—Простите меня за то, что я видела как рассеялась ваша тьма,— сказала Арха, не разжимая губ.— Простите за то, что я стала свидетельницей насилия над вашими Гробницами. Вы будете отмщены! О, Хозяева! Смерть отдаст его вам, и дух его никогда не возродится!

Но во время молитвы перед мысленным взором Архи снова встало дрожащее сияние освещенного Подземелья — жизнь на месте смерти, и не праведный ужас горел в ее душе, не ненависть к грабителю, а только бесконечное изумление...

—Что сказать Кессил?— спросила себя Арха, выходя из храма и поплотнее запахивая теплый плащ от холодного зимнего ветра. Ничего... Пока ничего... Я — Хозяйка Лабиринта. Это дело не имеет никакого отношения к Божественному Королю и его храму. Я расскажу ей обо всем, когда грабитель умрет. Может быть... Какую смерть избрать для него? Нужно попросить Кессил присутствовать при казни... Она так любит смотреть на умирающих... Что он там искал? Он, должно быть, сумасшедший. И как он ухитрился проникнуть вниз? Ключи к дверям есть только у меня и у Кессил. Он, наверное, вошел через дверь у красного камня. Только волшебник мог открыть ее. Волшебник...

Арха остановилась, хотя ветер чуть не сбивал ее с ног.

«Да, он — волшебник, колдун с Внутренних островов и ищет он сломанный амулет Эррет-Акбе!»

И было в этой мысли столько потрясающего величия, что Арху бросило в жар на пронизывающем ветру. Она громко рассмеялась. Место вокруг нее и пустыня вокруг Места — все было погружено во тьму и тишину. Ни огонька не было видно в окнах Большого Дома, и только ветер стонал, неся на своих крыльях крошечные невидимые снежинки.

«Если он волшебством смог открыть дверь в красной скале, то откроет и любую другую, а потом сбежит».

Эта мысль бросила ее в холод, но не убедила. Безымянные позволили ему войти. А почему бы и нет? Какой от него вред? Какой вред от грабителя, который не может покинуть место преступления? Маг должно быть обладал силой, и, судя по всему, силой немалой, если смог зайти так далеко. Но дальше ему не пройти, ибо что такое его сила против воли Безымянных, против их Гробниц, против Владык, чей Трон пуст?

Чтобы убедиться в этом, Арха поспешила в Малый дом. Манан спал на крыльце, закутавшись в плащ и ветхое шерстяное одеяло, служившее ему зимней постелью. Стараясь не разбудить его и не зажигая света, Арха тихо открыла дверь в дальней стене зала и вошла в маленькую комнатку. Несколькими ударами кремня о кресало она высекла достаточно искр, чтобы найти определенное место на углу. Встав на колени, она вынула из пола одну дощечку, потом вынула из углубления кусок старой грязной материи, нагнулась... и отпрянула назад, потому что из отверстия прямо в глаза ей ударил луч света.

Переждав несколько мгновений, Арха очень осторожно снова заглянула в отверстие. Она забыла, что маг носит на конце своего посоха свет, и теперь увидела его. Он был именно там, где Арха ожидала его увидеть — точно под потайным отверстием, перед загородившей ему выход из Лабиринта железной дверью.

Он стоял, положив одну руку на пояс, и держа в другой посох длиной в его рост, на верхушке которого светился мягкий огонек — обманка. Голова его, видимая Архой с высоты шести футов, была склонена набок. Одет он был обычно для зимнего путешественника или пилигрима — короткий меховой плащ, кожаная куртка, шерстяные гетры, шнурованные сандалии. К заплечному мешку была привязана бутылка с водой. На поясе — кинжал в ножнах. Он стоял неподвижно, в расслабленной задумчивой позе.

Волшебник не спеша поднял посох, приблизил его светящийся конец к железной двери, которую Арха из своего потайного отверстия не видела. Светящийся шар изменился — он стал меньше и ярче. Волшебник заговорил. Язык его не был понятен Архе, но более всего удивил ее голос волшебника — глубокий, певучий бас.

Свет на конце посоха разгорелся, минул, потускнел. На мгновение он совсем угас и Арха потеряла волшебника из вида.

Но свет снова появился, на этот раз устойчивый и немигающий. Заклинание мага не сработало, он отвернулся от двери. Сила, державшая дверь закрытой, превзошла магию Внутренних островов.

Он огляделся, словно обдумывая, что же делать дальше.

Туннель, в котором стоял волшебник, был шириной около пяти футов, высотой — от двенадцати до пятнадцати. Стены были сложены из каменных блоков, без штукатурки, но так точно, что в щели между ними с трудом пролезал лишь кончик ножа. Поднимаясь, стены наклонялись внутрь и образовывали сводчатый потолок.

И это было все.

Маг шагнул вперед и этот шаг увел его из поля зрения Архи. Свет погас. Подождав немного, Арха собралась уже было закрыть отверстие, как из него снова ударил луч света. Значит, он вернулся к дверям. Возможно, он понял, что углубившись в Лабиринт, никогда не найдет дорогу к этому месту.

Волшебник тихо произнес одно слово «Эмени», а потом снова, но уже громче: «Эмени!». Дверные петли заскрежетали, похожее на раскат грома эхо покатилось по туннелю, и Архе показалось, что пол дрожит под ее ногами.

Но дверь выдержала.

Изо рта волшебника вырвался короткий смешок, как у человека, который думает: «Ну и остолоп же я!» Он еще раз внимательно осмотрел стены и потолок, и Архе почудилась улыбка на его черном лице. Усевшись на пол, волшебник снял с плеч мешок, достал оттуда сухарь и принялся жевать. Потом он поднял кожаную бутыль, встряхнул ее, внимательно прислушиваясь. Архе она показалась почти пустой. Не отпив ни глотка, волшебник вставил пробку и улегся, положив голову на мешок и завернувшись в плащ. Посох остался в его правой руке. Когда он лег, светящийся шарик оторвался от посоха, проплыл в воздухе несколько футов и остановился за головой волшебника. Левую руку человек положил на грудь, зажав в ней что-то, свисавшее с его шеи на тяжелой цепи. Волшебник улегся поудобнее, положил ногу на ногу, взгляд его рассеянно блуждал по потолку. Вот он вздохнул и закрыл глаза. Свет медленно померк. Он заснул.

Левая рука волшебника расслабилась, сползла с груди, и Арха увидела то, что он сжимал в ней — грубо обработанный кусочек металла серповидной формы.

Умерли последние отблески его магического света, тьма и тишина окружили его.

Арха заткнула отверстие, поставила на место дощечку, и тихо проскользнула в свою комнату. Долго не могла она уснуть и стояли перед ее взором хрустальное сияние в обители смерти, нежный необжигающий огонь, каменные стены туннеля и спокойное лицо спящего человека.
Следующее


Библиотека "Живое слово" Астрология  Агентство ОБС Живопись Имена