|
|||||||||||
|
Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Марина и Сергей Дяченко. Vita Nostra >> - 2 - |
Марина и Сергей ДьяченкоVita nostra |
| Предыдущее |
- 2 -
===========
Дома, запершись в ванной, она рассмотрела монеты. Три одинаковых кругляша, на одной стороне незнакомый знак, состоящий из округлых переплетающихся линий. Не то лицо. Не то корона. Не то цветок; чем дольше Сашка смотрела — тем объемнее казался значок, будто выступал, приподнимался над плоскостью монеты.
Она протерла глаза. На реверсе имелся гладкий овал — не то «О», не то ноль. Пробы, разумеется, не было, а Сашка не была особенным знатоком драгоценных металлов, но в том, что монеты золотые, почему-то сомнений не возникало.
По Улице, Ведущей к Морю, шли первые прохожие. Было около шести утра. Сашка легла на раскладушку, укрылась с головой одеялом и, зажав монеты в руке, снова задумалась.
Немного саднило горло. Тошноты больше не было. Можно, конечно, допустить, что Сашку вывернуло от вчерашней пахлавы, а монеты просто лежали на гальке. А человек в темных очках — маньяк, сложным и странным образом добывающий возможность посмотреть на голую девушку. В полутьме. Рано утром.
Она плотно зажмурила воспаленные глаза. Нет. Нельзя допустить. Сашку вынесло, вымыло из привычного мира в нереальный. Если верить книжкам, это случается с людьми, и даже не очень редко.
Или это все-таки сон?
Она заснула неожиданно для себя. И когда проснулась — было обыкновенное позднее утро двадцать пятого июля. Мама явилась с кухни, вытирая руки полотенцем, поглядела на Сашку с беспокойством:
—Ты что, ходила куда-то?!
—Купалась.
—С ума сошла?
—Почему?— возразила Сашка хрипло.— Знаешь, как здорово. На рассвете. Никого нет...
—Это опасно,— сказала мама.— И почему ты меня не предупредила?
Сашка пожала плечами под одеялом.
—Нам надо идти,— сказала мама.— Уже почти девять. Пошли скорее на пляж.
Сашка прерывисто вздохнула.
—Ма... а можно, я... полежу пока? Я плохо спала, вообще-то.
—Ты не заболела?— мама привычно положила ладонь на Сашкин лоб.— Нет, температуры нет... Доиграешься с этими ночными купаниями, весь отдых будет испорчен.
Сашка не ответила. Сжала в кулаке монеты, так что они впились в ладонь.
—Я там яйца сварила,— сказала мама озабоченно.— Возьми майонез в холодильнике... Эти красавцы, соседи, полбаночки нашего майонеза уже схрупали, ну ладно, на здоровье, как говорится.
Она продолжала вытирать полотенцем сухие руки.
—Я договорилась на пляже встретиться с Валентином, неудобно, знаешь, не появиться, я вчера обещала, что мы придем...
Сашка вспомнила вчерашний день. Валентином звали маминого собеседника, светловолосого и белокожего, который так живо наблюдал за далеким парадом дельфинов. Помнится, мама представила ее своему новому знакомому: «Это — Александра». Какая-то особенная значительность была в мамином голосе, но Сашка тогда не обратила внимания. Темный человек поднялся со скамейки и ушел, оставив поручение — и страх. Сашке было холодно посреди теплого, даже душного вечера. Сладко пахли цветы на клумбе... У Валентина был приятный одеколон, тонкий и терпкий. Сашка помнила запах, но не помнила лица.
—Ну иди,— Сашка подтянула одеяло.— Я немного поваляюсь... и тоже к вам приду.
—Будем на прежнем месте,— быстро сказала мама.— Яйца на столе... Ну, я пошла.
И, подхватив уже собранную сумку, поспешила к двери. На пороге обернулась:
—Будешь идти, купальник не забудь! Он на балконе сохнет...
И вышла.
===========
Когда Сашка проснулась во второй раз, железный будильник показывал половину двенадцатого. На пляже в это время жара, толпа, и море кипит от купающихся тел, будто суп с клецками. Поздно идти на море... или рано. Как посмотреть. Вот часика в четыре...
Она поразилась таким простым, таким будничным мыслям. Поднесла к глазам ладонь с монетами. Пока она спала, ладонь не разжималась — кругляши отпечатались на влажной коже. Сашка осторожно переложила их из правой руки в левую.
Что с ними делать? Сохранить, выбросить?
Звонок в дверь заставил ее дернуться. Одна монета соскользнула с ладони и укатилась под раскладушку. Нервничая, Сашка нащупала ее на пыльном ковре, набросила мамин ситцевый халат, вышла в темную прихожую.
—Кто там?
Теоретически это могла быть мама. Или, к примеру, почтальон. Или...
—Это я. Открывайте.
Сашка отпрянула.
Во всей квартире пусто — соседи на пляже. Дверь заперта... тонкая дверь из прессованных опилок, обитых дерматином.
Монеты прилипли к мокрой ладони. Удерживая их в кулаке, Сашка одной рукой отперла дверь — получилось не сразу.
—Добренький денечек,— человек в непроницаемых очках шагнул через порог.— Я ненадолго. Идемте на кухню.
И прошел по коридору сам, первый, будто много раз бывал в этой квартире, будто был ее хозяином. Впрочем, дом-то типовой, типовее некуда...
Сашка пошла за ним, как привязанная.
—Сядьте,— человек выставил табурет на середину кухни. Сашка села — у нее подкосились ноги. Темный человек уселся напротив:
—Монеты?
Сашка разжала кулак. Три золотых кругляшка лежали на красной ладони — влажные, в капельках пота.
—Очень хорошо. Оставьте себе. Сохраните, пожалуйста, все до одной. Все, которые будут. Не надо мучиться с купальником — входить в воду нужно голышом, не страшно, никто не смотрит. Продолжаем купаться без пропусков и опозданий. Завтра. Послезавтра. Через два дня.
—Я второго числа уезжаю,— сказала Сашка и сама поразилась, как тонко и жалобно прозвучал ее голос.— Я... у меня билеты на поезд. Я ведь не здесь живу, я...
Она была совершенно уверена, что темный гость велит ей поселиться в поселке на веки вечные и входить в воду в четыре утра и в январе, и в феврале, и до самой старости.
—Я же сказал, что не потребую ничего невозможного,— он медленно растянул губы, и Сашка с удивлением поняла, что он усмехается.— Второго числа на рассвете искупаетесь. А после завтрака уедете.
—Можно?!
—Можно,— человек поднялся.— Не проспите.
И зашагал к двери.
—А зачем это вам надо?— шепотом спросила Сашка.
Но ответа не услышала.
===========
—Ты куда?— мама приподнялась на локте.
—Купаться.
—С ума сошла? А ну ложись сейчас же!
Сашка перевела дыхание:
—Ма, мне очень нужно. Я закаляю волю.
—Чего?
—Ну, закаляю волю. Тренирую. По утрам... Прости, я опаздываю.
Задыхаясь, она выбежала на пляж. Нервно оглянулась — ни души, даже окна пансионата не светятся. Сбросила сарафан, комкая, стянула белье, кинулась в воду и поплыла кролем, будто пытаясь вырваться из собственной кожи.
Не хватало дыхания. Сашка перешла на «пляжный брасс», сильно загребая ногами, высоко подняв подбородок.
Плыть было приятно. Раньше она никогда не купалась голышом и не предполагала, что это так здорово. Холодная вода покалывала иголочками, согревала и согревалась. Сашка двумя руками ухватилась за буек и замерла, покачиваясь, невидимая с берега.
А может быть, обратно не возвращаться? Рвануть дальше, через все море, в Турцию...
Она перевернулась на спину и, лениво взмахивая руками, поплыла к берегу. Редкие утренние звезды растворялись медленно, как крупицы сахара в холодной воде.
Сашка растерлась полотенцем и оделась в кабинке. Вышла, прислушалась к себе — ничего не происходило. Она зашагала к выходу из пляжа; ее скрутило напротив сарайчика с лежаками, запертого на висячий замок. Закашлявшись и схватившись за горло, Сашка извергла из себя четыре золотых монеты.
===========
На третье утро купаний ее вырвало уже в квартире, в ванной. Монеты звякнули о чугун. Сашка трясущимися руками собрала их, рассмотрела — точно такие же, с округлым «объемным» значком. Достоинством в ноль копеек... Она криво улыбнулась своему отражению в зеркале. Спрятала монеты в карман халата. Умылась и вышла.
Мама накручивала волосы на бигуди. Смысла в этом не было: все равно в воде завивка разойдется, но теперь мама тратила кучу времени на бигуди, на макияж, на выглаживание юбок и теннисок.
—Ты не против, если мы с Валентином завтра вечером завеемся в кафе? Вдвоем?
Мама задавала вопрос, старательно отводя глаза.
—Ты можешь сходить в кино... Что там идет, в кинотеатре на набережной?
—Не знаю,— Сашка перебирала монеты в кармане.— Идите. Я дома почитаю.
—Вот как быть с ключами?— Сашкина покладистость явно обрадовала маму, у нее будто гора с плеч свалилась.— Если я вернусь поздно... Не хотелось бы тебя будить... Но если забирать ключи — вдруг ты захочешь прогуляться?
—Бери ключи. Я почитаю,— повторила Сашка.
—Но свежий воздух...
—Я сяду на балконе. Возьму настольную лампу.
—Хоть завтра, может быть, ты захочешь на дискотеку?
—Нет.
Днем Валентин повел их обедать в ресторан. Был он приличный дядька, остроумный, обаятельный; Сашка смотрела, как радуется мама, и мысленно считала дни: сегодня двадцать седьмое. Осталось пять дней... Вернее, четыре, на пятый мы уезжаем. И все кончится. Я все забуду. Еще пять раз...
Она искупалась на следующее утро и на следующее, а потом проспала.
===========
Проснулась от солнца. Солнце било в незакрытое окно, мамина постель была пуста, будильник, вывернувшись из-под подушки, лежал не ковре.
Не веря себе, Сашка взяла его в руки. Желтая стрелка на половине четвертого... Пружина спущена... Почему он не зазвонил?!
—Мама! Ты трогала будильник?!
Мама, добродушная, свежая после душа, принесла в комнату кофе на подносе.
—Не трогала... Он упал, я его не поднимала... Еще хозяйка придерется... Не переживай, ты не высыпалась в последние дни, надо же высыпаться на отдыхе... Да что с тобой?
Сашка сидела на краю раскладушки, опустив плечи и четко осознавая, что случилось ужасное. Непонятное, необъяснимое, неизвестно чем грозящее — и оттого страшное втройне.
===========
Темный человек стоял у туристического бюро. Разглядывал фотографию Ласточкиного Гнезда. Сашка замедлила шаг. Мама обернулась.
—Ты иди,— сказала Сашка.— Я догоню.
В другой ситуации мама, наверное, взялась бы возражать и расспрашивать. Но Валентин, наверное, уже взял напрокат шезлонги; мама кивнула, сказала «Не задерживайся» и зашагала вниз, к пляжу.
Под утренним солнцем размякал асфальт. Покрышки легковушек и грузовиков отпечатывались в лужице черного машинного масла, оставляли на проезжей части фигурные следы.
—У меня будильник не зазвонил,— сказала Сашка, сама не понимая, за что извиняется и перед кем.— Он упал...
Сквозь черные очки не было видно глаз. И в стеклах не отражалось ничего. Как будто они были бархатные. Темный человек молчал.
—У меня будильник не зазвонил!
Сашка вдруг разревелась прямо на улице. От страха, от неизвестности, от нервного напряжения последних дней. Прохожие поворачивали головы, смотрели на рыдающую девушку. Сашке казалось, что она нырнула глубоко в море и сквозь толщу воды видит белесые лица глубоководных рыб.
—Очень плохо, но не ужасно,— наконец сказал человек в черных очках.— В конце концов, даже полезно — научит тебя дисциплине. Второй такой промах обойдется дороже, и не говори, что я не предупреждал.
Он повернулся и пошел прочь, оставив Сашку реветь возле киоска и мотать головой на участливые вопросы прохожих. Забившись на парковую аллею, почти пустую в этот час, и нащупав на дне сумки носовой платок, она наконец-то смогла подобрать сопли, но успокоиться так и не сумела.
Ее собственные темные очки, прошлогодние, с тонкими дужками, скрыли красноту глаз и опухшие веки. Надвинув кепку низко на лоб, Сашка шагала вниз по улице, не глядя на людей, не поднимая глаз. Впереди семенила девочка лет четырех, топала красными сандаликами, держалась за руку матери...
У въезда на пляж стояла «Скорая». Сашка остановилась, влипнув подошвами в мягкий асфальт.
И почти сразу увидела маму. Мама ковыляла по гальке, накинув на плечи полотенце, рядом с носилками, на которых лежал очень бледный человек, в котором трудно было узнать веселого жизнелюба Валентина.
Сашка села на балюстраду.
Носилки погрузили в машину. Врач что-то отрывисто сказал маме, та закивала и что-то спросила. Врач помотал головой и влез в кабину. Машина, просигналив на толпу, отъехала, развернулась на пятачке перед пансионатом, двинулась вверх по Улице, Ведущей к Морю...
«Очень плохо, но еще не ужасно».
—Что с ним, мама?
Мама обернулась. В глазах ее были горе и паника.
—Больница номер шесть,— проговорила она, как заклинание.— Я сейчас... только переоденусь и надо ехать... Это инфаркт, Санечка, это инфаркт... Боже мой, Боже мой...
И, как слепая, двинулась сквозь толпу заинтригованных пляжников.
===========
Мама ночевала в городской больнице. Почти все наличные деньги ушли врачам и медсестрам, и мама с почты позвонила сотруднице, чтобы та прислала еще перевод. Сашка провела ночь одна в комнате, без сна. На будильник надежды не было.
В три часа она вышла из дома. Где-то догуливали дискотеки, где-то светились огни кафе. Сашка спустилась к темному морю и села у воды прямо на гальку.
Далеко, почти у самого горизонта, шел теплоход. В палисадниках за Сашкиной спиной визжали цикады. Море полизывало пляж, стягивало с берега мелкие камушки и возвращало снова, шлифовало, натирая друг о друга. У моря было время. И терпения морю не занимать.
Без пятнадцати четыре Сашка стащила с себя одежду и вошла в воду, содрогаясь от холода. Поплыла, то и дело оборачивалась, будто ожидая, что вот-вот из воды поднимет голову неведомое чудовище в темных очках.
Хлопнула по буйку. Посмотрела на небо; там начинался рассвет. Посмотрела под воду — туда уходил, еле различимый, железный трос якоря.
Вернулась на берег, и, едва успев набросить на плечи полотенце, зашлась в приступе рвоты. Пять монет вылетели одна за другой, оставив резь в горле и затихающие судороги в желудке. Раскатились на гальке, прячась в щели между камнями.
===========
Мама вернулась после полудня, очень усталая и очень сосредоточенная. Валентину стало лучше — инфаркта все-таки не было, помощь подоспела вовремя, а потому никакой опасности пациенту больше не угрожало.
—Все будет хорошо,— повторила мама отрешенно.— Спать я хочу, Сашка, умираю просто... Если хочешь — иди на пляж сама. Я посплю.
—Как он там?— спросила Сашка.— Может, телеграмму каким-нибудь родственникам...
—Уже прилетели родственники,— все так же отрешенно сообщила мама.— Жена к нему прилетела из Москвы. Все будет хорошо... Ну, иди.
Сашка сняла купальник с веревки на балконе и вышла из дома. Идти на пляж ей не хотелось, и она отправилась бродить по парку, скудному, пыльному, но все-таки дававшему тень.
«Очень плохо, но не ужасно». Страх, потрясение, испорченный отдых... Но, с другой стороны, кто такой Валентин? Еще неделю назад — случайный мамин знакомый. Конечно, мама так радовалась, но ведь их отношения с самого начала были обречены. Пляжный роман...
Сашка села на скамейку. Узкая аллея была усыпана черными стручками акаций. Горечь и обида за маму разъедали, как кислота. Курортный роман, какая пошлость, да на что он рассчитывал... И зачем ему мучить приличную женщину, познакомился бы с девицей, каких полно здесь, сережка в пупке, и джинсы обрезаны выше попы...
Лучше бы он умер, подумала Сашка мрачно.
«Очень плохо, но не ужасно». А Сашка ведь поверила, что беда случится с мамой. Таким осязаемым было предчувствие. Страх... С тех пор, как она впервые увидела человека в темных очках, страх держит ее в горсти, как она сама держит монеты. Чуть отпустит — и сожмет... «Это научит тебя дисциплине». Да уж, научило. Теперь она безо всякого будильника будет вставать в полчетвертого. Или вообще не будет спать. Потому что был тот момент, была «Скорая» у входа на пляж, было чувство, что все пропало на свете, все-все-все...
Она перевела дыхание. Завтра утром она доплывет до буйка, и послезавтра, перед отъездом, тоже. А потом вернется в город и все забудет. Школа, будни, выпускной класс, репетиторы, поступление...
Она сидела на скамейке, разглядывая пригоршню монет на ладони. Двадцать девять штук — с одинаковым круглым знаком, с цифрой «ноль». Тяжелые и маленькие — диаметром, как старые советские копейки.
===========
В поезде монеты рассыпались.
Сашка лежала на верхней боковой полке и смотрела в окно напротив. Карман джинсовых шортов оказался расстегнутым, монеты высыпались и раскатились с веселым стуком чуть не по всему плацкартному вагону. Сашка слетела с полки в одно мгновение.
—Ой!— сказала маленькая девочка, соседка из купе напротив.— Денежки!
Сашка, присев на корточки, собирала золотые кругляшки, выковыривала из-под чьих-то чемоданов, чуть не сбила с ног проводницу, разносившую чай.
—Поосторожнее, девушка!
Девочка подняла монетку и теперь с интересом разглядывала.
—Мама, это золото?
—Нет,— сказала ее мать, не отрываясь от книги.— Это такой сплав... Отдай.
Сашка уже стояла рядом с протянутой рукой. Девочка с неохотой вернула игрушку. Отвернувшись к окну, Сашка пересчитала монеты; их должно было быть тридцать семь, но насчитывалось тридцать шесть.
—Простите, вы монетку не видели?
В соседних купе покачали головами. Сашка метнулась по вагону — вперед-назад, снова чуть не врезалась в проводницу; на крайнем боковом месте, у выхода в тамбур, мужчина в сине-красном спортивном костюме задумчиво рассматривал округлый знак на аверсе. Если на него долго смотреть — он кажется объемным.
—Это моя,— Сашка протянула руку.— Я уронила.
Мужчина поднял голову. Глянул на Сашку оценивающе. Снова посмотрел на монету:
—Что это?
—Сувенир. Отдайте, пожалуйста.
—Интересно,— мужчина не торопился выполнять ее просьбу.— Где взяла?
—Подарили.
Мужчина хмыкнул.
—Слушай, я ее куплю у тебя. Десять долларов хватит?
—Нет. Она не продается.
—Двадцать долларов?
Сашка нервничала. К разговору прислушивалась женщина, сидевшая на соседнем боковом месте, за столиком напротив.
—Это моя монета,— сказала Сашка твердо.— Отдайте ее мне, пожалуйста.
—Был у меня знакомый,— мужчина перевел взгляд с Сашки на монету и обратно.— Черный археолог, двадцать лет ему. Тоже все копался в Крыму в каких-то ямах... Зарабатывал, помню. А потом его зарезали. Куда-то он сунулся, понимаешь, куда не следовало.
—Я ни в каких ямах не копалась,— Сашка смотрела на его ладонь.— Это мне подарили. Это мое.
Их взгляды встретились. Мужчина хотел что-то сказать, по-прежнему неторопливо и снисходительно,— но осекся. Сашка готова была в этот момент драться за монету, кричать, рыдать, скандалить, царапать ему лицо; наверное, эта ее готовность прочиталась во взгляде.
—Как хочешь.
Золотая кругляшка упала в протянутую Сашкину ладонь. Сашка судорожно сжала пальцы и так, задержав дыхание, вернулась в маме.
Та сидела на своем месте, безучастно глядя в окно и ничего вокруг не замечая.
===========
Осень наступила в октябре, сразу и надолго. Красные кленовые листья прилипли к мокрому асфальту, как плоские морские звезды. Сашка жила между школой и курсами при университете: задавали очень много — конспекты, сочинения, контрольные. Ни на что другое не оставалось времени, занятыми оказались даже воскресенья, и это Сашку устраивало. Она обнаружила, что загруженный работой мозг наотрез отказывается верить в таинственных незнакомцев с их заданиями, в золотые монеты, являющиеся на свет из желудка. Даже море, доброе летнее море с красным буйком на волнах казалось нереальным, а уже все, связанное с ним — и подавно.
И мама ожила. С окончанием лета закончилась и депрессия, тем более, что работы в их конторе было, как всегда, невпроворот. Обе они, запертые в ежедневной круговерти, запретили себе думать о несбыточном — каждая о своем. И до поры до времени это замечательно удавалось.
Потом пришло письмо из Москвы. Мама вытащила его из почтового ящика, долго вертела в руках, прежде чем открыть, потом все-таки распечатала и прочитала.
—Валик развелся с женой,— сказала, обращаясь к включенному телевизору.
—Ну и что?— грубовато спросила Сашка.
Мама сложила письмо обратно в конверт и ушла к себе в комнату. Сашка выключила телевизор и засела за учебник, по десять раз перечитывала параграф по истории — и не понимала ни слова. Поляне, древляне... Их проходили-то, кажется, в пятом классе, а вот поди ж ты — в программе есть...
А может быть, все обойдется? Мало ли какие отношения бывают у людей. Конечно, плохо, что он развелся с женой... И еще хуже, что пишет об этом...
Зазвонил телефон. Пытаясь думать о полянах и древлянах, Сашка взяла трубку.
—Алло?
—Добрый вечер, Саша. Это я.
Светила настольная лампа. Лил дождь за окном. Лежал раскрытый учебник. И все такое реальное, будничное. И — этот голос в трубке.
—Нет,— тихо сказала Сашка.— Вас...
У нее чуть было не вырвалось «Вас не бывает». Но она прикусила язык.
—Сколько монет?
—Тридцать семь.
—А сколько было?
—И было тридцать семь. Честное слово.
—Я жду внизу возле подъезда. Спустись на минутку.
И — короткие гудки в трубке.
Монеты хранились в старом кошельке, в глубине ящика стола за стопкой книг и конспектов. Сашка открыла старую железную молнию, высыпала содержимое на стол. Обмирая, пересчитала. По-прежнему тридцать семь.
Она положила кошелек в карман плаща. Сунула босые ноги в сапоги. Набросила плащ прямо поверх халата. Взяла зонтик, не успевший просохнуть. Сняла с вешалки ключи.
Дверь в мамину комнату оставалась закрытой.
—Я сейчас,— сказала Сашка в пространство.— Я... за почтой схожу.
Спустилась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Сосед с пятого этажа входил в подъезд, весь мокрый, с огромной мокрой собакой на поводке.
—Здрасьте,— сказала Сашка.
Сосед кивнул. Собака тряхнула мокрой гривой, рассыпая брызги.
Сашка вышла под дождь. Было уже темно, светились окна в соседних домах, кленовые листья лежали на черном глянцевом асфальте, будто цветные заплаты.
На мокрой скамейке сидел человек в темно-синем, как у Сашки, блестящем от дождя плаще. Черные очки он сменил на дымчатые, но темнота осеннего вечера делала их совершенно непроницаемыми.
—Привет, Саша. Испугалась?
Она не ждала такой ироничной, приятельской интонации. Сглотнула. Холодный ветер, пробравшись под наспех наброшенную одежду, лизнул голые колени.
—Давай деньги.
Она протянула ему монеты вместе с кошельком. Он взвесил мешочек на ладони, кивнул, спрятал.
—Хорошо. У меня есть для тебя задание.
Сашка разинула рот.
—Простое задание. Очень простое. Каждое утро, в пять утра, ты должна выходить в парк на пробежку. Беги, сколько сможешь — два круга по аллеям, три круга. Когда набегаешься, заберись в кусты погуще и помочись на землю. Лучше заранее напиться воды, чтобы не столкнуться с нежданной проблемой... Только без пропусков. Каждое утро, в пять.
—Зачем?— шепотом спросила Сашка.— Зачем вам это надо?
Дождь катился по ее щекам, смешиваясь со слезами. Темный человек не ответил. На стеклах его очков лежали капли, отражали далекий свет фонарей, казалось, что глаза у незнакомца фасеточные:
—Раз в месяц тебе предоставляется отпуск на регулярные женские дни. Четыре дня... четырех дней хватит?
Сашка молчала.
—Следи за будильником. Если пропустишь или опоздаешь хоть раз, будет очень плохо. Последовательность действий нельзя нарушать: планируй заранее, пей воду.
—Всю жизнь?— вырвалось у Сашки.
—Что?
—Мне так... делать... бегать... всю жизнь?
—Нет,— кажется, человек удивился.— Я скажу, когда хватит. Ну, иди в дом, ты же замерзла.
Сашку трясло.
—Иди-иди,— сказал ее собеседник мягче.— Все будет хорошо... если ты, конечно, проявишь себя дисциплинированным человеком.
| Следующее
|