Урсула ле Гуин

Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Урсула Ле Гуин. Волшебник Земноморья >> 9. Иффиш

9. Иффиш

Три дня провел Гед в деревушке на острове Западная Рука, восстанавливая силы и готовя к плаванию лодку, сделанную на этот раз не из обломков и заклинаний, а из настоящего дерева, добротно сколоченную и проконопаченную. На ней было крепкая мачта с отличным парусом, в ней можно было позволить себе такую роскошь, как сон. Как и большинство лодок на севере и востоке, она была обшита досками внахлест и все ее части плотно пригнаны одна к другой — море в этих краях неспокойное. Гед укрепил ее сильными заклинаниями, рассчитывая совершить на ней не один дальний поход. Рассчитана она было на троих, и старик, ее хозяин, поведал Геду, что ему с братьями уже приходилось попадать на ней в жестокие шторма, и что она с честью вышла из всех испытаний.

Совсем не похожий на хитрого гонтийского рыбака, этот старик, боясь и, одновременно, восторгаясь искусством Геда, хотел отдать ему эту лодку бесплатно. Гед не мог допустить этого — в благодарность он вылечил его от катаракты, из-за которой тот уже начинал слепнуть. Вне себя от радости старик сказал:

—Мы звали эту лодку «Песчанка», а ты назови «Ясноглазкой» и нарисуй на ней глаза, чтобы благодарность моя глядела из этого мертвого дерева и предупреждала тебя о рифах и скалах. Я уже забыл, сколько в мире света, а ты подарил его мне.

Силы возвратились к Геду, и он переделал множество дел в деревушке под крутыми скалами. Внешне жители ее походили на гонтийцев, но были куда беднее. Именно среди таких людей, а не богачей и знати, чувствовал он себя, как дома, и без лишних вопросов знал, в чем они нуждаются больше всего. Он вылечил хромых и больных детей, наложил чары плодородия на тощие стада овец и коз. Он написал руны Симн на веретенах, ткацких станках, веслах и топорах из камня и бронзы, чтобы они исправно выполняли свою работу; и руну Пирр на крышах хижин, чтобы защитить их обитателей от огня, ветра и сумасшествия.

«Ясноглазка» была готова к плаванию. В нее уже погрузили запасы воды, сушеной рыбы и мяса, но Гед задержался еще на день, чтобы научить молодого деревенского певца «Деяниям Морреда» и «Балладам Хавнора». Редко заходили сюда корабли Архипелага, и баллады, сложенные столетия назад, были новостью для изголодавшихся по ним островитян. Будь Гед свободен, он с радостью остался бы на неделю, а то и на месяц, чтобы спеть им все песни, которые знал. К сожалению, он не был властен в своих поступках, и на следующее утро уже плыл по бескрайним морям Восточного Предела. Не требовалось никакого волшебства, чтобы догадаться, что Тень ушла на юг — Гед знал это так же точно, как будто их связывала прочная цепь.. Неважно, сколько миль, островов и морей лежало между ними — Гед знал... Безнадежно, уверенно и неторопливо ступил он на свою дорогу и холодный зимний ветер понес его на юг.

Сутки плыл он по пустынному морю, и на второй день увидел небольшой островок — Вемиш было его название. В маленьком порту люди почему-то стали поглядывать на него с недоверием и неприязнью. Загадка такого поведения мучила Геда до тех пор, пока в гавань не прибежал запыхавшийся местный колдун. Он долго в упор рассматривал Геда, после чего произнес напыщенным и одновременно льстивым голосом такую речь:

—Лорд Волшебник! Простите меня за смелость и окажите нам честь, приняв в подарок все, что может потребоваться в путешествии — еду, питье, парусину, канаты. Моя дочь несет сюда связку только что зажаренных кур. Однако мне кажется, что вы поступите в высшей степени благоразумно, выйдя в море как можно скорее. Народ встревожен, потому что не далее как вчера многие видели, как некая персона пешком пересекала наш скромный остров с севера на юг, но никто не видел ни корабля, на котором он приплыл, ни корабля, на котором он убыл. Кроме того, некоторым показалось, что персона сия не отбрасывает тени, а другим — что Ваша Светлость весьма похожа на нее.

Услышав это, Гед поклонился, повернулся, сел в лодку и отплыл, ни разу не оглянувшись и н промолвив ни слова. Ни к чему было еще больше пугать островитян и приобретать лишнего врага в лице их волшебника. Выспаться он сможет и в море, а кроме того, ему надо было как следует обдумать зловещую новость.

Закончился день. Всю ночь моросил холодный дождь, переставший лишь под утро, а ветер все нес «Ясноглазку» на юг. После полудня опять показалось солнце, которое рассеяло тучи. Был уже вечер, когда прямо по курсу низкие голубоватые холмы большого острова, ярко освещенные заходящим солнцем. Дым очагов слался над шиферными крышами, приятно радуя глаз после однообразных морских просторов.

Гед ввел «Ясноглазку» в порт и, высадившись на берег, разыскал таверну под названием «Харрекки», где огонь, эль и жареный барашек согрели его душу и тело. За столом оказалось еще двое путников, торговцев из Восточного Предела, но все остальные посетители были местными жителями, заглянувшими сюда отведать хорошего эля и обменяться новостями. Настоящие горожане, внимательные, спокойные, они совершенно не походили на боязливых неотесанных рыбаков. Конечно, они сразу признали в Геде волшебника, но никто, кроме трактирщика, не сказал об этом ни слова. Трактирщик же (он вообще оказался разговорчивым человеком) высказывался в том духе, что город этот, Исмей, главное свое счастье видит в том, что вместе с другими городами этого прекрасного острова владеет неоценимым сокровищем волшебником, обучавшимся в Школе Рокка и получившем посох из рук самого Великого Мага, и который, хотя и находится в данный момент в отлучке, имеет постоянное место жительства в доме своих предков прямо в городе Исмей, каковой город, вследствие этого, не нуждается в услугах другого представителя Высокого Искусства.

—Ведь недаром говорят, что если в городе есть два посоха, то скоро не останется ни одного, не так ли?— спросил трактирщик с приятной улыбкой на устах.

Таким образом до сведения Геда было доведено, что если он хочет немного подработать здесь волшебством, то только зря теряет время. Его уже открыто изгнали с Вемиша, теперь вежливо просили убраться отсюда, и у него стали возникать сомнения в правдивости рассказов о доброте и мягкосердечности жителей Восточного Предела. Остров этот назывался Иффиш, тут родился его друг Ветч, и Гед был уверен в гостеприимстве местных жителей...

Однако Гед видел, что у здешнего народа добрые лица. Дело было не в них, а в нем самом. Он оказался чужим, как порыв холодного ветра в знойный день, и как принесенная ураганом черная птица. И чем скорее он уйдет отсюда, унося с собой зло, тем лучше для всех.

—Я тороплюсь,— холодно сказал он трактирщику,— и пробуду здесь всего один-два дня.

Тот ничего не ответил, но бросив выразительный взгляд на стоящий в углу буковый посох, так наполнил чашу Геда коричневым элем, что пена полилась через край.

Гед понимал, что пробудет в городе только одну ночь, и так будет всегда и везде, пока он не достигнет цели. Но ему настолько опротивело пустое безмолвное море, что он решил провести еще сутки на суше и отправиться в путь послезавтра утром. Так что проснулся он на следующий день поздно. Падал легкий приятный снежок, и Гед лениво бродил по улицам и переулкам Исмея, наблюдая за людьми, занятыми своими делами. Он смотрел на ребятишек в меховых шапках, строящих замки из снега и лепивших снеговиков, послушал нехитрые сплетни, перелетавшие из одной открытой двери в другую, посмотрел на работу кузнеца, рядом с которым раскрасневшийся мальчик усердно раздувал мехи. В скупо освещенных окнах он видел женщин за ткацкими станками; иногда они отрывались от дела, чтобы улыбнуться ребенку или мужу в тепле своих домов. Все это видел Гед и чудовищный груз лежал на его сердце — он не принадлежал к этому миру. Пришла ночь, а он все не мог заставить себя вернуться в таверну. Но вот он услышал голоса — это весело разговаривали юноша и девушка, проходившие по улице мимо него. Гед мгновенно обернулся — он узнал голос...

Несколькими быстрыми шагами он догнал эту пару и встал рядом с ними. Дневной свет почти угас, на улице царил полумрак. Девушка отпрянула, а мужчина пристально вгляделся в него и поднял посох, словно желая оградить себя от нападения злых сил. Этого Гед уже не мог вынести, и когда он заговорил, голос его дрожал...

—А я-то думал, ты узнаешь меня, Ветч...

Ветч еще минуту помедлил, потом опустил посох и словно не веря своим глазам, произнес:

—Я узнаю тебя... Здравствуй, друг, здравствуй! Извини, что я встречаю тебя так, словно ты призрак, воскресший из прошлого! А ведь я ждал тебя, надеялся...— он крепко обнял Геда.

—Так ты и есть тот самый волшебник, которым хвастаются в Исмее! Как же я не догадался!

—Да, я здешний волшебник, но послушай, я хочу объяснить, почему я не признал тебя сразу. Может быть, мне слишком хотелось увидеть тебя... Три дня назад — где ты был три дня назад, на Иффише?

—Я приплыл только вчера.

—Три дня назад на улице Квора, деревушки в холмах, я увидел тебя. Теперь-то я понимаю, что это была подделка или просто похожий на тебя человек. Он шел впереди и скрылся за каким-то поворотом. Я позвал его, но он не ответил. Тогда я побежал за ним, но не нашел ни его, ни следов, а земля там была покрыта инеем. Все это было довольно жутко, и сегодня, увидев тебя в полумраке, я засомневался... Прости меня, Гед!— последние слова он произнес очень тихо, чтобы девушка, стоявшая чуть поодаль, не могла расслышать их.

В свою очередь понизив голос, Гед сказал:

—Это действительно я, Эстарриол, и я очень рад видеть тебя.

Но Ветч услышал в голосе Геда больше, чем простую радость. Не выпуская друга из объятий, он сказал на Истинном Языке:

—Ты пришел в беде и вышел из тьмы, но твое появление — счастье для меня,— и продолжил уже на языке Архипелага: — Пойдем, пойдем с нами! Мы идем домой — пора наконец выбраться из темноты! Это моя сестра, самая младшая. Она самая красивая из нас, но не самая хитрая и зовут ее Ярро. Ярро, это Сокол, мой лучший друг!

—Лорд Волшебник,— чинно произнесла девушка и, склонив голову, прикрыла в знак уважения лицо руками — таков обычай женщин Восточного Предела. Глаза ее были чисты, застенчивы и любопытны. На вид ей было лет четырнадцать. Как и у брата, кожа ее была очень темна, но в отличие от него девушка была стройна и легка. На рукаве у нее, вцепившись в платье, сидел дракон — размером в ладонь, но с крыльями и когтями, очень похожими на настоящие.

Они пошли по улице вместе и Гед заметил:

—На Гонте живут смелые женщины, но я никогда не видел, чтобы вместо браслета они носили дракона.

Ярро засмеялась и ответила:

—Это всего лишь харрекки, разве они не водятся на Гонте?— но тут же смутилась и отвела взор.

—Драконов у нас нет. Ведь это дракон?

—Маленький дракончик. Они живут на дубах и питаются осами, червячками и воробьиными яйцами. Этот харрекки совсем уже взрослый... Брат много рассказывал мне о вашей зверюшке, диком отаке. Он с вами?

—Его больше нет со мной.

Ветч повернулся к Геду, словно хотел задать какой-то вопрос, но сдержался и ни о чем не спрашивал его до тех пор, пока они, оставшись вдвоем, не уселись у очага в доме Ветча.

Хотя Ветч и был главным волшебником такого большого острова, как Иффиш, жил он в этом крохотном городке, в котором родился. Вместе с ним жили его младшие брат и сестра. Дом построил отец Ветча, морской торговец. Получился он просторным и крепким и украшен глиняной посудой, вышивками и множеством медных и бронзовых вещей, разместившихся на резных полках. В одном углу гостиной стояла большая арфа с острова Таони, в другом — инкрустированный слоновой костью ткацкий станок Ярро. Так что Ветч, на свой тихий и скромный манер, был и могущественным волшебником, и хозяином в собственном доме. Здесь жили двое старых слуг, процветавших вместе с домом, брат — замечательный парень, и Ярро — быстрая и молчаливая, как маленькая рыбка. Она подала друзьям ужин, поела вместе с ними и незаметно ускользнула в свою комнату. Все в этом доме было крепкое, мирное, уверенное, и Гед, оглянувшись вокруг, сказал со вздохом:

—Так и должен жить человек!

—Ну, можно и так, а можно и по-другому,— сказал Ветч.— А теперь, парень, расскажи мне, что пришло к тебе и что ушло с тех пор, как мы разговаривали последний раз, два года назад. И поведай мне о своем путешествии, ведь я вижу, что ты не собираешься долго задерживаться у нас.

Гед рассказал другу обо всем, что с ним приключилось, и Ветч надолго задумался. Потом он сказал:

—Я поплыву с тобой, Гед.

—Нет!

—Поплыву...

—Нет, Эстарриол. Это не твое дело. Я, я один заварил эту кашу, мне ее и расхлебывать. Мне совсем не хочется, чтобы пострадал еще кто-нибудь, а особенно ты, кто с самого начала пытается удержать меня!

—Гордость всегда была твоим бедствием,— с улыбкой произнес Ветч, словно речь шла о пустяках.— Подумай, конечно, это дело касается в основном тебя, но если ты проиграешь — кто предупредит Архипелаг об опасности? Ведь Тень тогда будет обладать страшной силой. А если ты победишь, разве не должен кто-то рассказать об этом подвиге? О тебе будут слагать песни! Знаю, что проку от меня будет мало, но я просто не могу бросить тебя одного!

В ответ на это Гед смог только простонать:

—Я так и знал! Нельзя мне было задерживаться здесь!

—Волшебники никогда не встречаются случайно... А еще ты сказал, что я был с тобой с самого начала, и будет только справедливо, если я дойду до конца.

Ветч подбросил дров в огонь, и долго сидели друзья молча, глядя на языки пламени. Потом Гед спросил:

—Есть один человек, о котором я ничего не слышал с той самой ночи на Холме, и о ком никогда не расспрашивал — Джаспер...

—Мастера сочли, что он не достоин посоха. Тем же летом он отправился на остров О, надеясь стать там волшебником при дворе Лорда О-Токне. Больше я о нем ничего не знаю.

И снова они надолго замолчали, наслаждаясь теплом и светом, вытянув ноги так, чтобы огонь не лизал подошвы.

Через некоторое время Гед тихо сказал:

—Одного я боюсь и буду бояться еще больше, если со мною поплывешь ты. Так в конце узкого фиорда я хотел схватить Тень, но хватать-то было нечего! Я не смог одолеть ее, она убежала. Это может случиться снова и снова. Я бессилен перед этим. В моем плавании может не быть ни смерти, ни победы, ни конца, и не о чем будет слагать баллады. Может случиться так, что я проведу всю жизнь в нескончаемой гонке за Тенью из моря в море, с острова на остров и ничего не добьюсь.

—Да минует нас эта опасность!— сказал Ветч и сделал левой рукой жест, отгоняющий зло. Несмотря на унылое настроение, Гед не мог сдержать улыбки это не было настоящим заклинанием, скорее мальчишеством. Ветч всегда слыл немного простодушным, но вместе с тем ум его был остр, словно бритва, и мысленным взором он всегда проникал в самую суть вещей. Он сказал:

—Довольно мрачная мысль, но, думаю, ты неправ. Почему-то мне кажется, что я увижу конец тому, чему видел начало. Рано или поздно ты узнаешь, что представляет собой это создание, поймешь его природу и, поймав, сможешь удержать. Но что же это все-таки такое? Вот чего я не понимаю, и это тревожит меня — в последние дни Тень передвигается в твоем облике, или, по крайней мере, очень похожем на твой. Ее видели на Вемише и я здесь, на Иффише. Как и почему это могло случиться, и почему этого не происходило на Архипелаге?

—Есть такая поговорка: в Пределах играют по другим правилам.

—Верно... Некоторые прекрасные заклинания, которым меня научили на Рокке, не имеют здесь никакой силы, или действуют вкривь и вкось, а про некоторые заклинания я впервые узнал только здесь. В каждой стране свои собственные законы, и чем дальше от внутренних островов, тем они непонятнее. Хотя мне кажется, это не единственная причина странного поведения Тени.

—Согласен. Наверное то, что я перестал бегать от нее и сам стал охотником, помогло ей обрести образ и форму. И по этой же причине она уже не способна питаться моей силой. Что бы я ни сделал, любая моя мысль и поступок влияет на Тень — мы связаны крепко.

—На Осскилле она произнесла твое Имя и лишила тебя магической силы. Почему же она не сделала этого тогда, когда ты пытался схватить ее в фиорде?

—Не знаю... Что если она черпает силу в моей слабости? Она говорит моим языком — как иначе могла она узнать мое Имя? Я ломаю над этим голову с тех пор, как покинул Гонт, и не вижу ответа. Наверное, она нема, пребывая в своей собственной форме или, вернее, бесформии, а на Осскилле воспользовалась геббетом. Я не знаю.

—Значит, тебе нужно избегать второй встречи с геббетом.

Гед протянул к огню руки, словно внезапно замерз.

—Мне кажется, что этого не произойдет. Тень так связана со мной, а я с ней, что она сможет овладеть только мной, если я вдруг ослабею и попытаюсь бежать, она вряд ли найдет где-нибудь второго Скиорха. Когда я схватил ее, она превратилась в пар и ускользнула от меня... И так будет происходить каждый раз, до тех пор, пока я не узнаю ее Имя.

Ветч осторожно спросил:

—Существуют ли вообще Имена там, откуда она вышла?

—Великий Маг Ганчер сказал «нет», мой учитель Огион думает по-другому.

—Бесконечные споры магов,— процитировал Ветч с улыбкой, в которой было мало веселья.

—Та, что служила Древним Силам на Осскилле, клялась, что Камень откроет мне тайну, но я мало в это верю. Был еще и дракон, который хотел обменять Имя Тени на свое собственное, чтобы избавиться от меня. Драконы иногда знают больше магов.

—Да, драконы мудры, но нет в них милосердия... А что это за дракон такой? Ты успел поговорить и с драконом?

До поздней ночи просидели они у очага, и хотя разговор их все время возвращался к главному вопросу — что делать с Тенью, это не омрачало удовольствия, которое они получали друг от друга. Со временем дружба их стала лишь крепче. Утром Гед проснулся в доме своего друга и у него возникло чувство, что это место надежно защищено от любых опасностей. Весь день ощущение это не покидало его — не как доброе предзнаменование, а как бесценный дар; ему казалось, что покинув этот дом, он покинет последнюю безопасную гавань в своей жизни, и он старался не думать о будущем.

Перед отплытием у Ветча обнаружилось множество неотложных дел, и он в сопровождении своего ученика принялся объезжать деревни. Гед остался с Ярро и ее братом, Мюрре, который был старше ее, но младше Ветча. Выглядел он совсем мальчишкой, потому что не обладал даром — или проклятием — магической силы. Он нигде не бывал, кроме Иффиша, Толка и Холпа и жизнь его была легкой и беззаботной. Гед наблюдал за ним с удивлением и некоторой завистью, и точно так же наблюдал за Гедом Мюрре. Каждому из них казалось очень странным, что можно так отличаться друг от друга, будучи одного возраста. Гед удивлялся, что можно дожить до девятнадцати лет и остаться таким беззаботным. Он восхищался красотой Мюрре и казался самому себе безобразным и грубым — он и не подозревал, что Мюрре больше всего нравились уродующие его шрамы. Думая, что это следы от когтей дракона, Мюрре признал в нем героя.

По всем этим причинам молодые люди немного стеснялись друг друга. Ярро же, оставшись за хозяйку дома, быстро преодолела благоговение, которое питала к Геду. Он был с ней очень ласков, и она задала ему бесчисленное множество вопросов, так как, заявила она, Ветч никогда ей ничего не рассказывает. Эти два дня она была очень занята, готовя провизию для путешественников — сухие пшеничные лепешки, вяленую рыбу и мясо. Она готовила и готовила, пока Гед не сказал, что этой горы продуктов им хватит, чтобы без остановки доплыть до Селидора.

—А где находится Селидор?

—На самом краю Западного Предела. Драконы на этом острове такое же обычное явление, как мыши.

—Оставайтесь лучше здесь, на Востоке — драконы у нас маленькие, как мыши. Вот твое мясо, ты уверен, что его достаточно? Послушай, вот чего я не понимаю: ты и мой брат — могущественные волшебники. Стоит вам чего-нибудь захотеть, вы помашете руками, пошепчете — и раз-два, все готово. Почему же вы хотите есть? Когда в море наступает время обеда, почему бы не сказать: «Пирожок с мясом», получить его и съесть?

—Почему? Да просто нам не очень хочется есть свои слова. «Пирожок с мясом» — это всего лишь слова... Их можно сделать пахучими, вкусными, даже утоляющими голод, но слова остаются словами. Они обманывают желудок, но не придают сил голодному человеку.

—Да, волшебник — это не повар,— произнес Мюрре, который тоже сидел на кухне, вырезая из дерева ящичек — он был резчиком по профессии, хотя и не очень искусным.

—А повара — не волшебники,— добавила Ярро, стоя на коленях перед очагом и наблюдая, как подрумянивается последний противень с пирожками.— Все же мне многое непонятно, Сокол. Я видела, как мой брат и даже его ученик освещают темное место одним словом. Это настоящий свет: не слово, а свет! Он ярок и его видят все!

—Да,— ответил Гед.— Свет — это сила, великая сила, благодаря которой мы существуем. Он есть сам по себе, а не для того, чтобы служить нам. Свет солнца и звезд — это время, а время — это свет. Жизнь возможна только в солнечном свете и живое существо может вызвать свет, назвав его Имя. Почти всегда, когда волшебник называет какой-нибудь предмет и тот появляется, это иллюзия. Чтобы действительно получить что-то, чего раньше не было, требуется настоящее искусство. Нельзя заниматься этим без крайней нужды, а тем более утолять таким образом голод. Ярро, твой малютка дракон украл пирожок!

Ярро слушала так внимательно, что харрекки потихоньку слез с теплого крючка для чайника, на котором уютно сидел, и схватил пирожок размером больше него самого. Она посадила маленькое чудовище себе на колени и стала кормить его крошечками, обдумывая услышанное.

—Так что ты не будешь делать настоящего пирожка с мясом, если не хочешь нарушить то, о чем постоянно толкует мой братец... как оно называется...

—Равновесие,— очень серьезно подсказал Гед.

—Да, равновесие. А вот когда ты потерпел кораблекрушение у того островка, то уплыл оттуда на лодке, сделанной из заклинаний, и она не протекала. Это была иллюзия?

—Не совсем. Море, видимое сквозь дыры в лодке, в основном неприглядно, и я заштопал их в основном для красоты. Это и было иллюзией. Прочность лодке придало другое заклинание — Связывания. Я связал дерево так, что оно стало единым целым — лодкой. Ведь что такое лодка? Предмет, который не пропускает воду.

—Мне приходилось вычерпывать воду,— сказал Мюрре.

—Моя лодка протекала, как только я забывался и заклинание слабело,— Гед взял лепешку и принялся жонглировать ей, дуя на пальцы.— Я тоже украл пирожок.

—И обжегся. Когда в далеком море тебя начнет мучить голод, ты вспомнишь этот пирожок и скажешь: «Ах, если бы я не утащил его тогда, сейчас мне было бы что поесть!» Я съем еще один, чтобы братец поголодал вместе с тобой...

—Так поддерживается равновесие,— заметил Гед. Ярро, которая жевала горячий пирожок, засмеялась и чуть не подавилась, но тут же снова приняла серьезный вид и сказала:

—Как хотелось бы мне понять все это! Но я слишком глупа...

—Сестричка, это моя вина, я плохой рассказчик. Будь у меня побольше времени...

—У нас будет время. Ведь ты побудешь у нас еще немного?

—Если смогу,— тихо ответил Гед.

Они немного помолчали, наблюдая, как харрекки карабкается на облюбованный крючок.

—Скажи мне вот что, если это не секрет: какие еще кроме света, есть Великие Силы?

—Это не секрет. У всех сил одно начало и один конец. Годы и расстояния, звезды и свечи, вода и ветер, волшебство, искусство человеческих рук и мудрость человеческого разума — все это части одного целого. Мое Имя, твое Имя, Настоящее Имя Солнца или родника, или еще не родившегося ребенка — все это — слоги одного великого слова, Имени, которое очень медленно произносится сиянием звезд. Других сил не существует. Других Имен тоже.

Прервав работу, Мюрре спросил:

—А смерть?

Ярро внимательно слушала, склонив голову.

—Чтобы произнести слово,— медленно сказал Гед,— нужна тишина — и до, и после.— Он встал и закончил: — Но я не имею права говорить об этом. То слово, что было моим, я произнес неправильно. Будет лучше, если я промолчу. Может быть, кроме тьмы, нет в мире других сил...— С этими словами он накинул плащ и вышел из теплой кухни на улицу, под холодный зимний дождь.

—На нем лежит какое-то проклятие,— боязливо сказал Мюрре, глядя ему вслед.

—Почему-то мне кажется, что в этом путешествии его ждет смерть,— сказала Ярро.— Он боится этого, но идет.— Она пристально смотрела на огонь, словно видя в нем одинокое суденышко, уходящее все дальше и дальше в безбрежное море. Глаза ее наполнились слезами и больше она ничего не сказала.

Ветч вернулся на следующий день и, обратившись к совету старейшин, попросил разрешения на некоторое время покинуть Иффиш. Членам совета очень не хотелось отпускать его в зимнее море, да еще по делу, которое (как считали они) его не касается. Но хотя они и не одобряли его намерений, воспрепятствовать ему не могли. Устав выслушивать укорявших его старцев, Ветч сказал:

—Я — ваш по рождению, обычаю и долгу. Я ваш волшебник. Но пришло время вспомнить, что хотя я и слуга, но не ваш слуга. Когда смогу вернуться — вернусь. А пока до свидания!

На следующее утро, с первыми проблесками света на востоке, «Ясноглазка», поймав в свой крепкий парус устойчивый северный ветер, вышла из гавани Исмея. Ярро стояла на причале и смотрела им вслед так же, как сестры и жены моряков стоят на причалах всего Земноморья и смотрят вслед уходящим в море мужчинам. Они молчат и не машут платками, а, закутавшись в серые плащи, молча стоят на берегу, который с корабля кажется все меньше, а полоска разделяющей их воды — все шире.

Следующее