Урсула ле Гуин

Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Урсула Ле Гуин. Волшебник Земноморья >> 7. Полет сокола

7. Полет сокола

Гед проснулся и долго лежал, думая о том, как приятно пробуждаться (ведь он не ожидал, что вообще проснется), как приятно видеть свет, обыкновенный дневной свет. Он как бы плыл в этом свете, подобно лодке, скользящей по зеркальной глади. Он догадался, что лежит в постели, но в такой, в какой ему еще не приходилось спать. Она покоилась на резных изогнутых ножках, алый полог ограждал спящего от сквозняков. Мягчайшие пуховые перины создавали иллюзию мягкой морской качки. С двух сторон полог был отдернут и Гед увидел, что находится в комнате с каменным полом и стенами. За высокими окнами видна была освещенная тусклыми лучами зимнего солнца знакомая пустошь, прикрытая кое-где снежными заплатами. Судя по открывавшемуся из окон виду, комната была расположена довольно высоко.

Гед сел в постели и набитое пухом бархатное покрывало мягко соскользнуло с него. Словно лорд, одет был он в шелковую ночную рубашку. На кресле подле кровати лежали приготовленные явно для него ботинки из тончайшей кожи и плащ, отороченный мехом пеллави. Он немного посидел, стараясь окончательно придти в себя, затем встал и протянул руку за посохом. Но посоха не было.

Его правую руку, хотя и забинтованную, саднило — ожог от посоха давал о себе знать. Все мышцы нестерпимо ныли.

Он постоял немного, приходя в себя, потом тихо и безнадежно позвал:

—Хог! Хог!

Но маленький верный зверек, бессловесное создание, спасшее его из царства мертвых, куда-то пропал. Был ли отак с ним прошлой ночью, когда он бежал? Или это произошло много ночей назад? Он не знал... Геббет, полыхающий посох, бегство, шепот, ворота — все это вспоминалось смутно, мозг Геда словно заволокло туманом. Он еще раз позвал отака, но без всякой надежды на ответ, и на глазах его выступили слезы.

Где-то далеко прозвенел колокольчик. Ему ответил второй, совсем рядом с дверью. Тут же открылась дверь и в комнату вошла молодая женщина. Улыбнувшись, она произнесла:

—Добро пожаловать, Сокол.

Она была высока ростом, одета в белые с серебром одежды, и волосы ее, черным водопадом ниспадавшие на плечи, прикрывала тончайшая серебряная сетка. Гед неловко поклонился.

—Значит, ты не помнишь меня?

—Вас, леди?

Один-единственный раз в жизни довелось Геду увидеть женщину, красота одежды которой равнялась красоте лица — Леди острова О, которая посетила Школу в праздник Возвращения Солнца. Но если она была похожа на хрупкое и яркое пламя свечи, то эта женщина напоминала белую полную луну.

—Я так и думала,— сказала она с легкой улыбкой,— но хотя ты и забывчив, мы рады тебе, как старому другу.

—Что это за место?— спросил Гед. Язык все еще плохо слушался его, и он не мог оторвать глаз от женщины. Ее королевские одежды смущали его, камни, по которым она ступала, казались незнакомыми, воздух в комнате был чужим, да и сам Гед был уже не тот, что раньше.

—Эта крепость зовется зовется Двор Терренона. Мой Лорд, Бендереск — властелин страны, простирающейся от Моховых Болот Кексемт до горы Ос на севере. Он же — хранитель драгоценного камня, именуемого Терренон. Что касается меня, то здесь, на Осскилле, меня зовут Серрет, что означает «серебряная». А тебя, я знаю, зовут Сокол, и ты стал волшебником на Острове Мудрецов.

Гед посмотрел на свою обожженную руку и ответил:

—Я не знаю, кто я. Когда-то я обладал силой, но сейчас, кажется, потерял ее.

—Нет! Ты потерял ее только для того, чтобы стать сильнее в десять раз! Друг мой, здесь ты в безопасности. Нашу башню окружают крепкие стены, сложенные из непростых камней. Здесь ты сможешь отдохнуть и вновь обрести силу, новую силу. Другим станет и посох — он не сгорит дотла в твоих руках. В конце концов дурная дорога может привести к хорошему концу. Пойдем, я покажу тебе наши владения.

Гед плохо различал слова, завороженный звуками ее голоса. Не раздумывая, он последовал за ней.

Как оказалось, его комната находилась почти на самом верху башни, выраставшей, словно острый зуб, из вершины холма. Они шли вниз по мраморным винтовым лестницам, через богато убранные комнаты и залы, мимо высоких окон, выходивших на север, запад, юг и восток. Из них были видны только бесконечные и безжизненные унылые холмы, простирающиеся до самого горизонта и сливавшиеся с омытым зимним солнцем небом. Только далеко на севере на голубом фоне ярко выделялись снежные пики, а на юге можно было угадать сверкание морской глади.

Слуги открывали для них двери и отступали в сторону — все они были бледные, мрачные осскиллианцы. Сама Леди тоже была очень белокожей, но в отличие от них прекрасно говорила на языке Архипелага — Геду даже показалось, что с гонтийским акцентом. Она привела его к своему мужу — Бендереску, Лорду Терренона. Втрое старше ее, бледный как кость, и как кость же худой, с затуманенными глазами, Бендереск приветствовал Геда с угрюмой холодной вежливостью, пригласив его быть гостем замка, сколько он пожелает. Казалось, ему нечего больше сказать — он не спросил Геда ни о его странствиях, ни о враге, загнавшем его сюда. Впрочем, Леди Серрет тоже не касалась этих вопросов.

Все это было частью одной большой тайны, окружавшей и замок, и его пребывание в нем. Разум Геда еще не прояснился окончательно и он не мог трезво оценить ситуацию. Он оказался в этой башне случайно, но не была эта случайность предопределена заранее? По совету незнакомца из Оррими он решил отправиться искать помощь на север — и в порту его ждал корабль с Осскилла. Скиорх оказался его проводником. Неужели все это подстроено Тенью? Не исключено, что и сам Гед и его противник были игрушками какой-то другой, неизмеримо более могущественной силы, а Скиорх просто подвернулся под руку в удобный момент? Скорее всего, дело обстояло именно так, потому что Тень все-таки не смогла проникнуть в крепость. С момента своего пробуждения в башне Гед не чувствовал ее присутствия. Но что привело его сюда? Двор Терренона не был местом, куда приходят случайно — даже своим затуманенным разумом он понимал это. Ни один чужак не проходил через эти ворота. Одиноко стояла башня, отвернувшись от Несхума, единственного близкого города. Никто не входил в нее, и никто не выходил. Окна ее глядели в пустыню.

...Один серый день сменял другой, а Гед, отчаявшийся и продрогший, все смотрел и смотрел в эти окна. Несмотря на богатые ковры, меховые одежды и мраморные камины, в башне царствовал холод. Он пробирал до самых костей, от него не было спасения. не было спасения и от стыда, поселившегося в сердце Геда. Стыд обжигал его каждый раз при воспоминании о своем позорном бегстве. Ему представлялось, что собрались вместе все Мастера Рокка во главе с хмурым Ганчером, и среди них — Огион, и даже та ведьма, что научила его первому заклинанию — все они смотрели на Геда, и он знал, что обманул их доверие. Он умолял их:

—Если бы я не убежал, Тень завладела бы мной... У нее была вся сила Скиорха и часть моей, я не мог бороться с ней — она знала мое Имя... Геббет служил страшным силам зла и разрушения. Я должен был бежать!— Но никто не отвечал ему... И он продолжал смотреть, как падает бесконечный снег на безжизненную равнину, и в нем не осталось никаких чувств, кроме усталости.

Много дней провел Гед в одиночестве, заново переживая свои беды. Когда он вышел из своей комнаты, то был молчалив и неловок. Красота леди смущала его, и в этом богатом и довольно странном замке он снова чувствовал себя козьим пастухом.

Когда Геду хотелось побыть одному — его оставляли в покое, а когда больше не мог смотреть на падающий снег и оставаться наедине со своими мыслями — Серрет встречала его в каком-нибудь из залов, и они разговаривали. Мало веселья было в Леди Серрет — она никогда не смеялась, хотя улыбалась часто. При виде ее улыбки Гед забывал стыд и неловкость. Скоро они начали встречаться каждый день, и разговоры их стали длиннее. Он держались немного поодаль от фрейлин, всегда сопровождавших Серрет — у камина или высоких окон огромных залов башни.

Старый Лорд пребывал в основном в своих покоях, выходя оттуда только по утрам, чтобы побродить по заснеженным внутренним дворикам, похожий на старого колдуна, который всю ночь бормотал заклинания. Встречаясь с Гедом и с Серрет за ужином, он молчал, иногда поглядывая на свою жену тяжелым алчным взглядом. Геду было жаль ее. Она казалась ему белой газелью в клетке, лебедем с подрезанными крыльями, серебряным кольцом на скрюченном старческом пальце, частью замковой казны. Бендереск удалялся к себе, а Гед оставался, пытаясь скрасить ее одиночество, как она скрашивала его собственное.

—Что это за камень, в честь которого назван ваш замок?— спросил он в один из таких вечеров, когда они сидели у стола в освещенном свечами огромном зале, заставленного пустыми золотыми тарелками и кубками.

—Разве ты не слышал о нем? Мне казалось, это известно всем.

—Нет... Но мне известно, что Лорды Осскилла владеют несметными богатствами.

—Ах, этот камень превосходит все. Хочешь посмотреть? Пойдем.

На этот раз в ее улыбке проскользнула насмешливая отвага, но видно было, что она чего-то ужасно боится. Она повела Геда по узким коридорам вниз, к основанию башни, а потом еще ниже, к запертой двери, которой Гед раньше не замечал. Серрет открыла ее серебряным ключом, поглядывая на молодого волшебника со своей обычной улыбкой на устах, как бы поддразнивая его. Открылся короткий проход, а в конце его еще одна дверь. Серрет отперла ее золотым ключом. Опять короткий коридор и третья дверь, подчинявшаяся только Великим Словам Заклинания Открытия. За этой последней дверью свеча осветила маленькую, напоминавшую тюремную камеру комнатку ее пол, стены и потолок были выложены грубыми, необработанными камнями. Внутри было совершенно пусто.

—Видишь?— спросила Серрет.

Гед внимательно оглядел комнату и его наметанный глаз волшебника сразу выделил один камень из тех, что покрывали пол. Он был таким же шершавым и сырым, как и остальные — один из тех булыжников, которыми мостят улицы, но сила, таившаяся в нем, кричала во весь голос. Гед почувствовал, что у него перехватывает дыхание и подкашиваются ноги. Это было сердце всего замка и здесь было холодно, страшно холодно — ничто не могло согреть эту комнату. Камень был древний, как сама Земля, и столь же древний и ужасный призрак был погребен в этом куске скалы. Он не ответил Серрет, не произнес ни слова, и через минуту, бросив на него любопытный взгляд, она сказала, указав на камень:

—Это и есть тот самый Терренон. Как ты думаешь, почему мы храним такую драгоценность за семью замками?

Из осторожности Гед продолжал молчать. Может быть, Серрет испытывала его, но он был почти уверен, что она плохо представляла себе сущность этого камня, и потому говорила о нем столь небрежно. Она знала слишком мало, чтобы бояться его.

—В чем его сила?— спросил он наконец.

—Он был создан до того, как Сегой поднял острова из моря. Он был создан одновременно с Землей, и будет существовать, пока существует Земля. Время для него — пустой звук. Если положить на него руку и задать вопрос, он ответит, но чтобы услышать его голос, надо уметь слушать. Он говорит о том, что было, есть и будет. Он давно предсказал твое появление здесь. Спроси его о чем-нибудь!

—Нет.

—Он ответит тебе.

—Мне не о чем спрашивать его.

—Он может сказать,— тихо произнесла она, как победить твоего врага.

Гед молчал.

—Неужели ты боишься этого камня?— спросила она, словно не веря своим ушам.

И Гед ответил:

—Да.

В смертельном холоде и безмолвии комнаты, окруженный магическими и каменными стенами, при слабом свете свечи, которую она держала в руках, Серрет смотрела на него пылающим взором.

—Сокол,— сказала она,— ты не боишься!

—Но я не буду разговаривать с призраком,— пробормотал он и, повернувшись к Серрет, добавил с неожиданной решимостью: — Леди! Этот призрак заключен в камне, а камень запечатан могущественнейшими заклинаниями и окружен неприступными стенами не потому, что он драгоценный, а потому, что чрезвычайно опасен. Я не знаю, что говорили тебе о нем, когда ты впервые появилась здесь, но ты, такая молодая и нежная, не должна прикасаться к нему, и даже глядеть на него. Может случиться непоправимое.

—Но я уже прикасалась к нему. Я спрашивала, и он отвечал. Со мной не случилось ничего плохого.

Она повернулась и вышла из комнаты. Гед последовал за ней. Они прошли сквозь те же двери и коридоры, и Серрет задула свечу. Попрощавшись друг с другом, они расстались.

В эту ночь Гед спал мало. Он думал не о Тени перед его глазами неотрывно стоял Камень, на котором покоилась башня, и прекрасное лицо Серрет. Снова и снова чувствовал он на себе ее взгляд и мучительно пытался вспомнить, что же промелькнуло в этих глазах, когда он отказался прикоснуться к Камню: презрение или разочарование? Много раз просыпался он под холодным, как лед, покрывалом, и все время были перед ним Камень и глаза Серрет.

На следующий день он разыскал ее в сводчатом мраморном зале, где она часто проводила полуденное время, играя или занимаясь рукоделием со своими фрейлинами.

—Леди Серрет,— сказал он.— Я оскорбил тебя и прошу прощения.

—Нет,— сказала она задумчиво, и снова,— нет.— Отослав фрейлин, она продолжила: — Мой гость, мой друг! Взор твой ясен, но может быть, ты не видишь самого необходимого. На Рокке преподают высокое искусство магии, но там не учат всей магии. Осскилл — Страна Ворона. Это необычный остров, и маги не знают о нем почти ничего, и не властны здесь. Тут происходят странные события и обитают существа, Имен которых нет в списках. Неизвестности страшатся, но тебе нечего бояться при Дворе Терренона. Пусть трепещут слабые духом! В тебе есть сила, способная подчинить то, что живет в запертой комнате. Я знаю это, и потому ты здесь.

—Не понимаю.

—Мой Лорд Бендереск был не совсем откровенен с тобой. Я скажу больше. Садись рядом со мной.

Гед уселся на подоконнике. Последние лучи заходящего солнца заливали зал сиянием, в котором не было тепла; выпавший прошлой ночью снег белым саваном лежал на вересковой пустоши.

Серрет заговорила очень тихо:

—Бендереск Лорд и наследник Терренона, но он не может воспользоваться им, не может заставить его служить себе. Я тоже не могу. Даже у нас двоих не хватает для этого ни силы, ни искусства. У тебя есть и то, и другое.

—Откуда тебе это известно?

—Сам Камень сказал это! Я говорила, что он предсказал твое появление! Он знает, кто его хозяин. Он ждал тебя, когда ты еще не родился: ждал того, кто придет и будет владеть им. Тот, кто владеет Терреноном, будет всемогущ: у него хватит сил, чтобы сокрушить любого врага, будь он даже из царства теней. Он будет обладать знаниями, богатством, и такой властью, что не снилась самому Великому Магу! Сделай правильный выбор, и весь мир ляжет к твоим ногам!

Странные светящиеся глаза Серрет пронзили Геда, и он задрожал, словно в лихорадке. Но во взгляде этом был страх — она искала его помощи, и была слишком горда, чтобы просить. Гед был потрясен. Когда она начала говорить, то положила свою руку на его. Прикосновение ее руки было очень легким, она выглядела маленькой и беззащитной по сравнению с его темной и сильной рукой. С мольбой в голосе он сказал:

—Серрет, сила моя не столь велика, как ты думаешь. Я ничем не могу помочь тебе. Но я твердо знаю — людям нельзя тешить себя мыслью, что можно приручить Древние Силы Земли. В наших руках они могут только разрушать, а не созидать. Негодные средства ведут к плохому концу. Я пришел сюда не по своей воле и та сила, что вела меня, рано или поздно меня же и погубит. Я ничем не могу помочь тебе.

—Отрекающийся от своей силы часто обладает силой еще более великой,— сказала Серрет и улыбнулась, словно все ее страхи были сущим пустяком.— Мне лучше известно, что привело тебя сюда. С кем ты разговаривал на улицах Оррими? Этот человек был посланцем, слугой Терренона. Когда-то и он был волшебником, но отложил посох, чтобы служить силе более могущественной. Ты приплыл на Осскилл и на пустоши попытался бороться с Тенью деревянным посохом... Мы с трудом спасли тебя — это создание оказалось значительнее более коварным, чем можно было предполагать, к тому же оно успело отобрать часть твоей силы. Только тьма может победить тьму! Сокол, хочешь ли ты, наконец, победить притаившуюся за нашими стенами Тень?

—Для этого мне нужно то, чего я никогда не смогу узнать — Имя.

—Всемогущий Терренон, который знает Имена всех — живущих и уже мертвых, а также еще не родившихся, скажет его тебе!

—А цена!

—Даром! Повторяю, он будет твоим рабом!

Потрясенный и страдающий, Гед молчал. Солнце скрылось в тумане, в зале потемнело, но глаза Серрет не потеряли своего блеска. Она взяла его руки в свои и, глядя ему прямо в глаза, с торжествующей улыбкой прошептала:

—Ты станешь величайшим среди людей, их властелином... И я буду царствовать вместе с тобой...

Гед вдруг встал и сделал шаг вперед. С того места, где он оказался, прекрасно было видно, что за изгибом мраморной стены стоит Лорд Бендереск и слегка улыбается...

Мозг Геда очистился от тумана. Он посмотрел на Серрет.

—Только свет может победить тьму,— запинаясь, пробормотал он,— только свет...

Слова его сами по себе подобны были лучу света — произнеся их, он отчетливо увидел и понял, как его заманили сюда, как, пользуясь страхом, навязывали ему непоправимое решение, как использовали его в корыстных целях. Да, его спасли от Тени, но лишь затем, чтобы прежде он стал рабом Камня. Они ждали только того момента, когда Гед окажется в его власти и готовились впустить в башню Тень, потому что геббет — раб более послушный, чем человек. Скажи он Камню одно лишь слово, или прикоснись к нему — все было бы кончено. Ведь Камень, как и Тень до этого, иначе не мог полностью овладеть им. А ведь он уже почти сдался, почти... Но не совсем. Злу трудно завладеть непокорной душой.

Бендереск подошел к ним, и Гед стоял теперь между двух людей, которые сдались.

—Я предупреждал тебя,— сухо сказал Лорд Терренона своей Леди,— что он выскользнет из твоих рук, Серрет! Хоть твои гонтийские колдуны и глупцы, они хитры. Ты — женщина Гонта и тоже глупа, если думала провести нас обоих и, завоевав нас своей красотой, воспользоваться Терреноном в собственных интересах. Но я — Лорд Камня, и вот что я сделаю с моей неверной женой: Екавроэ аи олвантар...

Это были первые слова заклинания Превращения, длинные руки Бендереска уже поднялись, чтобы вылепить для сжавшейся от страха женщины ее ужасный новый образ — свиньи, собаки или безумной старухи... Гед шагнул вперед и ударил по рукам Бендереска, произнеся только одно короткое слово. Без посоха, на чужой враждебной территории, в окружении темных сил — но его воля победила. Бендереск не сдвинулся с места, и только с ненавистью смотрел на Серрет, не видя ее.

—Бежим,— крикнула Серрет,— быстро, пока он не окликнул слуг Камня...

И будто в ответ на ее слова сухой дребезжащий шепот пробежал по стенам башен, как будто заговорила сама Земля...

Взявшись за руки, Гед и Серрет понеслись по коридорам и залам, по длинным извивающимся лестницам. Скоро они выскочили во двор, где последние серебристые лучи солнца еще освещали мокрый, истоптанный снег. Трое слуг с выражением недоумения на лицах преградили им путь, словно подозревая заговор против их хозяина.

—Темнеет, Леди,— мрачно сказал один из них, уже поздно выезжать.

—Прочь с дороги, мерзавец!— воскликнула Серрет и добавила что-то на шипящем осскиллианском наречии. Слуги отпрянули и, извиваясь, попадали на землю. Один из них пронзительно закричал.

—Нужно найти ворота, другого выхода отсюда нет. Ты можешь найти их, Сокол?

Она тянула его за руку, но он медлил.

—Что ты сделала со слугами?

—Я влила в их кости расплавленный свинец. Они скоро умрут. Быстрее, говорю я тебе, скоро здесь будут слуги Камня, а я не могу найти ворота, они заколдованы... Скорее!

Гед не понимал, что она имеет в виду — сам он видел ворота совершенно ясно. Он подвел ее к нужному месту, произнес заклинание Открытия и провел ее сквозь зачарованную стену.

В тот момент, когда они очутились снаружи, вне серебристого полумрака Двора Терренона, Серрет изменилась. Она не стала менее прекрасной в тусклых сумерках вересковой пустоши, но в красоте ее появились резкие, яростные черты, словно у лесной ведьмы. И Гед, наконец, узнал ее — дочь Лорда Ре Альби и волшебницы с Осскилла. Это она много лет назад насмехалась над ним на зеленых лугах близ дома Огиона, это она первая заставила его прочитать заклинание, выпускающее Тень на свободу. Но не это было сейчас главным для Геда. Он настороженно озирался вокруг, ища признаки близости врага, который наверняка ждет его у заколдованных стен башни. Тень могла остаться геббетом, одетым в кожу Скиорха, а могла притаиться в надвигающейся тьме, выжидая момент, когда сможет соединить свою бесформенность с его живой плотью. Гед чувствовал, что она где-то рядом, но не видел ее. Вдруг Гед заметил под ногами в нескольких шагах от ворот какой-то маленький, темный, полузасыпанный снегом предмет. Он остановился, нагнулся и медленно выпрямился, держа в ладонях труп крошки отака. Его тонкая шерстка была залита кровью, и тельце казалось легким, холодным и безжизненным.

—Изменяйся, изменяйся, они идут!— пронзительно закричала Серрет, хватая его за руку и указывая на башню, возвышавшуюся над ними, словно клык. Из низких окон около ее основания выбирались какие-то существа, расправляя длинные перепончатые крылья. Дребезжащий шепот, который они слышали еще в башне, стал громче, и земля застонала под их ногами.

Ярость горячим пламенем вспыхнула в сердце Геда, его ослепила ненависть ко всем смертоносным жестоким силам, что обманули его, заманили в ловушку и загнали, как охотники раненного зверя.

—Изменяйся!— продолжала вопить Серрет, и сама пробормотала на едином вздохе быстрое заклинание, превратилась в серебристую чайку и взмыла в воздух. Но Гед не торопился. Он сорвал с того места, на котором лежал отак, сухую травинку, торчавшую из-под снега. Он поднял ее и начал громко произносить фразы на Древнем Языке. По мере того, как он говорил, травинка удлинялась, становилась толще, и когда он закончил последнюю фразу, в руке его был большой посох, посох волшебника. Черные порождения Дворца Терренона стали пикировать на него и посох загорелся не багровым огнем, как прежде — из него било чисто белое магическое сияние, которое не обжигает, но рассеивает тьму.

Черные создания не отступили — древние звери, жившие на Земле еще до появления драконов и людей, давно забытые, но вызванные к жизни злобной, древней властью Камня. Нацелив на Геда острые как бритва когти, они окружили его. От испускаемого ими зловония Гед чуть не потерял сознание. Неистово он отражал их удары и нападал сам, потрясая огненным посохом, сотворенным из его ярости и крохотной травинки. Внезапно, словно спугнутые с трупа вороны, они как один взмыли вверх и молча полетели в том направлении, куда унеслась в образе серебристой чайки Серрет. Казалось, крылья их двигаются медленно, но летели они быстро — каждый взмах уносил их на огромное расстояние. Никакая чайка не в состоянии была состязаться с ними в скорости.

Не мешкая более не секунды, Гед принял образ гигантского Сокола — не крошечной пустельги, а сокола-странника, что летает быстрее стрелы, быстрее ветра. И на мощных острых крыльях бросился в погоню за врагами. Уже совсем стемнело, и в разрывах облаков появились первые звезды. Скоро Гед увидел, как впереди черная туча словно собралась в одну точку на небе. Дальше, за этим зловещим пятном, лежало море, бледное от последних лучей угасающего солнца. Не сворачивая, Гед-сокол бросился в самую гущу слуг Камня и они разлетелись в стороны, будто капли воды, упавшие на камень. Враги успели завладеть добычей — кровь капала с клюва одного, белые перья прилипли к когтям другого. И нигде не было видно серебристой чайки...

Быстро развернувшись, черные существа устремились на Геда, широко раскрыв стальные клювы. Но он, увернувшись от них и издав гордый клич разъяренного сокола, молнией полетел прочь, в свободное небо над морем.

Его враги, хрипло крича, покружились еще немного и один за другим тяжело полетели вглубь острова. Древние Силы не пересекают моря, каждая из них привязана к какому-либо острову, определенному месту — пещере, камню, источнику. Итак, они вернулись в башню, и неизвестно, смеялся или плакал Лорд Бендереск при их возвращении. А Гед на крыльях сокола, подобно стреле, подобно мысли, мчался над морем сквозь зимнюю ночь. Он летел на восток. Огион Молчаливый поздно вернулся домой, в Ре Альби, из своих осенних странствий. С годами он говорил все меньше и все больше любил одиночество. Даже новый Лорд Гонта не услышал от него ни единого слова, когда, потратив много сил, взобрался к самому его дому, чтобы посоветоваться насчет их пиратского рейда на Андрады. Огион, который беседовал с пауками и вежливо приветствовал деревья, не удостоил Лорда своим вниманием и пришлось тому удалиться несолоно хлебавши.

Проведя все лето и осень в странствиях по острову, Огион только к празднику Возвращения Солнца вернулся к своему очагу.

На следующее утро Огион поднялся поздно и отправился к роднику, который весело журчал, стекая по склону холма за его домом, за свежей водой для чая. Родник по краям замерз, и мох вокруг покрылся островками инея. Солнце должно было выйти из-за Горы только через час — весь западный Гонт от пляжей до вершины Горы дремал в огромной тени. Этим ясным зимним утром маг стоял около родника, всматриваясь в раскинувшуюся перед ним панораму острова, гавани и необъятных серых просторов моря, как вдруг услышал над головой шум крыльев. Он поднял глаза вверх. Исполинский сокол спустился с неба и сел прямо на его вытянутую руку. Он сидел твердо, словно хорошо выдрессированная ловчая птица, но на нем не было ни ошейника, ни колокольчика. Когти его больно впились в запястье Огиона, крылья дрожали, в круглых золотистых глазах не было видно мысли.

—Кто ты, посланник или послание?— тихо спросил Огион.— Пойдем со мной.

Сокол посмотрел на мага и тот на минуту остановился.

—Кажется, когда-то именно я дал тебе Имя,— сказал Огион и направился к дому. Он вошел, молча неся птицу, посадил ее около очага и предложил воды. Сокол отказался. Тогда, очень тихо, Огион начал читать заклинания, плетя волшебную паутину больше руками, чем голосом. Кончив, он нежно произнес только одно слово: — Гед...— и отвернулся. Подождав немного, он снова повернулся к очагу и подошел к юноше, который, дрожа, стоял на том месте, где только что был сокол, и глядел пустыми глазами в пламя очага.

Одет Гед был по-королевски — в меха, шелка и бархат, но одежда была в лохмотьях и затвердела от морской соли. Сам он был сгорблен и изможден, нечесаные волосы безвольно свисали на покрытое ужасными шрамами лицо.

Огион снял с плеч Геда тяжелый плащ, подвел его к небольшому алькову, где тот спал, когда был его учеником, заставил прилечь на соломенный тюфяк и, пробормотав насылающее сон заклинание, отошел. Он не сказал ему более ни слова, зная, что Гед пока не помнит человеческой речи.

Когда-то давно, будучи еще мальчишкой, Огион (как и все мальчишки) думал, что принимать любой образ, какой захочется — человека или зверя, дерева или тучи — очень приятное времяпровождение. Став магом, он узнал, что у этой игры есть своя страшная цена — потеря собственного «Я», распад личности. Чем дольше пребывает человек в чужом облике, тем сильнее эта опасность. Каждый маг-ученик на первых же уроках узнает историю некоего Борджера с острова Уэй, которому очень нравилось превращаться в медведя. Он делал это все чаще и чаще и наконец разум человека совсем умер в нем — он стал настоящим медведем. Забыв прошлую жизнь, он задрал в лесу своего маленького сына и был за это безжалостно убит... Никто не знает, сколько дельфинов, резвящихся во Внутреннем Море, были прежде людьми, чья мудрость и Имя растворились в неугомонном веселье.

Гед принял образ сокола в приступе неукротимой ярости и когда устремился прочь от Осскилла, он думал только о том, как бы опередить Камень и Тень, умчаться подальше от предательского ледяного острова и поскорее оказаться дома. Воля его стала волей сокола и мысли начали постепенно принимать чужую окраску. Так он пролетел над Энладами, спустившись только раз, чтобы попить из затерянного лесного озера, и продолжал свой полет, подгоняемый страхом перед Тенью, которая преследовала его по пятам. Он пересек широкий залив, именуемый Челюсти Энлада, и продолжал мчаться вперед, на юго-восток, оставляя холмы Оранеи справа и Андрады далеко слева, пока на горизонте из катящихся волн не поднялась одна волна, которая не двигалась — белоснежный пик Гонта. К этому времени из всех чувств в нем остались лишь чувства сокола: голод, ветер, направление полета. Всего лишь несколько человек на Рокке и один-единственный на Гонте способны были вернуть ему прежний облик.

...Когда Гед проснулся, взгляд его был дик и он молчал. Огион, тоже молча, усадил его у очага и дал воды и мяса. Целый день просидел он не двигаясь, словно огромная нахохлившаяся птица. Пришла ночь и он уснул... На третье утро он подошел к магу, который сидел, пристально глядя на языки пламени и сказал:

—Учитель...

—Здравствуй, парень,— ответил Огион.

—Я вернулся к тебе таким же, каким ушел — самонадеянным глупцом,— хрипло произнес юноша. Маг слегка улыбнулся, жестом показал Геду на место рядом с собой и принялся заваривать чай.

Падал снег, первый снег в эту зиму на Гонте. Окна в доме Огиона были закрыты ставнями, но слышно было, как мокрые хлопья тихо ложатся на крышу. Долго сидели они у огня и Гед рассказывал старому учителю обо всем, что произошло с ним с того момента, как он покинул Гонт на корабле под названием «Тень». Огион не задавал вопросов и когда рассказ подошел к концу, надолго задумался. Потом он встал, поставил на стол хлеб, сыр и вино. В молчании они поели. И только после того, как со стола было убрано, Огион заговорил:

—Твои шрамы ужасны, парень.

—Я был бессилен против Тени.

Огион покачал головой и сказал:

—Странно... У тебя хватило сил, чтобы превзойти искусного мага в его собственных владениях, на Осскилле. У тебя хватило сил, чтобы отбить нападение слуг Камня. А на Пендоре ты справился с драконом...

—На Осскилле мне просто повезло,— сказал Гед и при воспоминании о ледяном и дремотном Дворе Терренона по его телу пробежала дрожь.— Что касается дракона, то ведь я знал его Имя. У черной Тени, что охотится за мной, нет Имени.

—Все на свете как-нибудь называется,— сказал Огион с такой уверенностью, что Гед не осмелился повторить слова Великого Мага Ганчера, сказавшего, что выпущенное Гедом на волю существо безымянно. Хотя Дракон Пендора и предложил назвать Имя Тени, но Гед не доверял драконам. Не поверил он и словам Серрет, когда та предложила спросить Имя у Камня.

—Если у Тени и есть Имя, она вряд ли откроет его мне.

—Конечно,— сказал Огион,— но ведь и ты не сам сказал ей свое... Однако оно ей известно, Имя, данное тебе мной. Странно...

Он опять глубоко задумался. Наконец Гед сказал:

—Я здесь не для того, чтобы прятаться. Я пришел за советом. Учитель, я не хочу привести за собой Тень, а она непременно появится, если я задержусь здесь. Однажды ты изгнал ее из этой самой комнаты...

—Это был всего лишь ее предвестник, тень Тени. Сейчас я не справился бы с ней. Только тебе это по силам!

—Но я не могу! Если бы нашлось такое место, он оборвал себя на полуслове.

—Безопасного места не существует,— мягко ответил Огион на его невысказанный вопрос.— Не перевоплощайся больше, Гед. Тень уже почти добилась своего, заставив тебя принять образ Сокола. Я не знаю, что тебе следует сделать. Тяжело говорить это.

Взгляд Геда требовал только правды, и после долгого молчания Огион произнес:

—Ты должен повернуться.

—Повернуться?

—Если ты будешь продолжать спасаться бегством, опасность будет поджидать тебя повсюду. Тень гонит тебя, это она выбирает твой путь. Повернись лицом к Тени и начни охоту за охотником.

Гед молчал.

—Я дал тебе Имя у источника реки Ар, что сбегает с Горы в море. Человек должен знать, к чему он идет, что его ожидает. Но это навсегда останется для него тайной, если он не сможет вернуться к началу своей жизни, к своим первым поступкам, и удержать в себе это начало. Если он не хочет стать щепкой, увлекаемой потоком, он сам должен стать потоком, всем потоком — от истоков до устья. Ты вернулся на Гонт, ты вернулся ко мне, Гед. Вернись же теперь к самому началу и к тому, что было до него. В этом твоя надежда!

—В этом, учитель?— с ужасом воскликнул Гед.— В чем?

Огион не ответил.

—Если я повернусь,— продолжал Гед,— если, как ты говоришь, я начну охоту за охотником, охота будет недолгой. Тень ищет встречи со мной! Дважды это случилось, и дважды я был побежден.

—Посмотрим, что будет в третий раз,— сказал Огион.

Гед возбужденно ходил по комнате — от очага к двери, от двери к очагу.

—Если она победит меня окончательно,— говорил он, споря то ли с Огионом, то ли сам с собой,— то завладеет моими знаниями, моей силой, и, конечно, воспользуется ими. Пока она угрожает только мне, но одолев меня, сможет натворить много зла!

—Верно. Если одолеет тебя.

—Если я побегу опять, она непременно найдет меня. Бегство отнимает много сил.— Гед походил по комнате еще немного, внезапно остановился и опустился перед магом на колени. С любовью и радостью в голосе он сказал: — Я беседовал с великими волшебниками и жил на Острове Мудрецов, но ты, Огион — мой настоящий и единственный учитель!

—Хорошо,— сказал Огион.— Теперь ты знаешь это. Лучше поздно, чем никогда. В конце концов ты станешь моим учителем.— Он встал, подбросил дров в очаг, подвесил над ним чайник и, накинув теплый непромокаемый плащ, сказал: — Пойду посмотрю, как там мои козы. Последи за чайником, парень.

...Когда он вернулся, стряхивая с себя снег, в руках его была длинная буковая палка. Весь день при свете лампы работал он над ней ножом и магией. Часто проводил он по ней рукой, словно выискивал малейшие изъяны. Иногда он что-то тихо напевал. Гед, все еще слабый, задремал, и этой снежной ночью в полумраке комнаты ему представилось, будто он находится в хижине ведьмы в деревушке Тен Алдерс. Воздух пропитан ароматом трав, и в полусне он слушает длинные песни о героях, сражавшихся со злом в давние времена на далеких островах, и побеждавших. Или умиравших...

—Вот,— сказал Огион,— сказал Огион, протягивая Геду готовый посох.— Великий Маг выбрал для тебя бук, и это хороший выбор, я разделяю его. Сначала мне хотелось сделать из этой ветки лук, но, по-моему, так лучше. Спокойной ночи, сынок.

Когда Гед, не найдя слов, чтобы отблагодарить его, отвернулся и направился к своей постели, Огион тихо прошептал:

—О, мой юный сокол, летай высоко!

Когда ранним промозглым утром Огион проснулся, Геда уже не было в доме. От него остались только руны, выцарапанные на камнях очага, которые пропали, как только Огион прочел их: Учитель, я выхожу на охоту!

Следующее