|
|||||||||||
|
Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Алекс Орлов. Тютюнин против ЦРУ >> Части 38 - 44 |
Алекс Орлов. Тютюнин против ЦРУ |
| Предыдущее |
Части 38 - 44
- 38 -
Мягкая и почти не обжигающая жидкость легко скатилась в желудок, вызвав приятное, разливающееся по телу тепло.
—Ну как? — сияя физиономией, спросил Леха.
—Слов нету. Нектар.
—Фруктовый продукт, Серега, это тебе не опилочный суррогат. В нем все витамины.
Термин «фруктовый продукт» являлся личным изобретением Окуркина, и под ним Леха понимал самогон из сладкой яблочной бражки. Он был уверен, что полученный таким образом спирт насыщен всеми необходимыми организму элементами и его нужно употреблять всем — чуть ли не детям.
—Ну что, еще по одной? — спросил Тютюнин, которому «фруктовый продукт» пришелся по вкусу.
—Не, не будем испытывать судьбу, — неожиданно отказался Окуркин. — Я сейчас приду домой и нажрусь укропу. Моя Ленка его не переносит и даже нюхать не будет, — продолжал он, наводя в гараже порядок.
—А я сразу спять лягу. Меня жена не тронет, если я шататься не буду.
—Вот и хорошо. Они погасили в гараже свет, закрыли ворота. Вдали, за черными высотными домами догорал закат. В воздухе сквозила легкая свежесть, намекая на приближение ночи.
—Серега, а вот ты об Гондурасе думаешь иногда или об каком нибудь Мапуту?
—Не-а, — ответил Тютюнин и удивленно посмотрел на друга.
—Вот. А надо бы. Сергей не нашелся что сказать. Они побрели через пустырь, интуитивно выбирая направление, к родным панельным многоэтажкам.
—Чего-то холодновато к ночи становится. А ведь только середина лета, — заметил Тютюнин, обхватывая плечи руками.
—Это от загрязнения морей и океанов, — пояснил Леха. — Вода испаряется не в ту сторону, вот и случается катаклизм природы. Зимой, в феврале, загорать можно было, а вот теперь за февраль теплый расплачиваемся.
—Вон и свет отключили.
—А и точно! — Леха даже головой потряс. Дома провалились в темноту, словно их и не было. — Ну ничего — это к лучшему. Жены не так сильно нас проверять будут.
—Ага, — согласился Тютюнин.
Ветер все крепчал, у Сереги уже зуб на зуб не попадал от такого резкого похолодания. Ноги путались в жесткой траве, и идти становилось все труднее.
—Чего-то мы не туда идем, Леха! Давай сориентируемся! Чего молчишь?
Окуркин не отвечал и не двигался с места, глядя куда-то вперед, в темноту. Тютюнин проследил его взгляд и увидел каких-то животных. Поначалу он принял их за овец, благо с овчиной встречался ежедневно, однако овцы были слишком крупными.
—Мы что, в зоопарк приперлись? — произнес Тютюнин.
—Нет, Серега, это не зоопарк. Это оно самое...
—Выходит, плохо фильтровали?
—Выходит, — упавшим голосом подтвердил Леха. Он не отрываясь смотрел на животных, который били по мерзлой земле копытами и пускали из ноздрей пар. — Нужно куда-то идти. Здесь такая холодина, что мы ноги протянем.
—Не надо никуда идти, — ответил ему Сергей. — К нам уже другие идут...
—Кто?!
—А вот сейчас узнаем.
—Хорошо бы китаец, да, Серег? Мы с ним вроде как знакомы, а то ведь...
Договорить Леха не успел и чуть не подавился холодным ветром, увидев вынырнувшую из мрака рожу серовато-синюшного цвета, место которой было в самых жутких ночных кошмарах.
Неизвестное существо выглядело настолько безобразно, что Леха и Сергей, не в силах сдержать себя, заорали так громко, как, наверное, никто до них не орал.
Неизвестный, в свою очередь, тоже распахнул огромную пасть и закричал с неменьшим азартом. От таких душераздирающих воплей стадо волосатых зверей сорвалось с места и галопом унеслось прочь, а следом за ним, не прекращая орать, умчался и неизвестный урод.
—Ко... Кто это был, Серега? Кто это был? — заикаясь спросил Леха.
—О... Овцебыки...
—Я не об овцах... Я об этом монстре спрашиваю.
Впереди показались огоньки. Сначала два-три, затем больше. Они стали приближаться, и вместе с ними из темноты зазвучали какие-то колокольчики.
—Сейчас еще хуже будет, Серега! Не нужно было нам фильтровать эту гадость! Так надо было пить!
—Ну-да, ну-да! Ой-ей! Ну-да! Ой-как! — раздавались странные гортанные выкрики, становясь громче по мере того, как огни окружали незадачливых путешественников.
Холодный ветер продолжал дуть так же сильно, однако приятели его не замечали.
Вскоре стало понятно, что огни — это большие, работавшие на жиру фонари, надетые на длинные палки. Лиц самих фонарщиков видно не было, однако их лысые сморщенные головы то и дело выхватывались лучами неровного света.
Сергей и Леха стояли с открытыми от ужаса ртами, ожидая страшной развязки.
Фонарщики выстроились полукругом метрах в пяти от них и тоже замерли. Палки с фонарями в их руках подрагивали, а пришедшие следом существа без фонарей взволнованно переговаривались за их спинами.
Наконец один из фонарщиков сделал два неуверенных шага и произнес:
—О великие бобуны войны, этса! Не убивайте меня сразу, этса, и позвольте говорить!
Сергей и Леха не проронили ни слова. Они бы давно убежали, если бы знали куда. Парламентер тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он шмыгал длинным бородавчатым носом и то и дело откашливался.
—О великие бобуны войны, этса! Не убивайте несчастного Вуби и дозвольте ему говорить, этса...
—Ну... — Серега набрал в легкие воздуху. — Это... типа говори...
—О великие бобуны войны, этса! Ваше великодушие, этса, безгранично! Дозвольте мне говорить!
—Да говори уже! — в истерике заорал Леха, у которого колени просто ходили ходуном, так что можно было подумать, будто он танцует.
Двое фонарщиков, стоявших ближе других, от страха свалились в обморок.
—Вас послал директоратор Фунсен в помощь нашему директоратору Марку Чибису, этса. Поэтому вы не должны убивать нас сразу и поедать наши потроха, поскольку мы, этса, подданные Марка Чибиса, да продлятся годы его радости...
—И нашей радости! — хором произнесли остальные уродцы.
—Прям театр, — обронил Тютюнин. — Может, они не опасны?
—Может, и нет, — отозвался Окуркин. — Только рожи у них, рожи... Мне такие и не снились ни разу. Спроси, чего им надо конкретно.
—Мужик! А чего вам от нас нужно? Чего теперь делать?
От первого же резкого слова Тютюнина цепочка фонарщиков покачнулась, однако на этот раз никто в обморок не упал.
—Мы... этса, пришли показать вам дорогу и... этса, насытить вас, о великие бобуны войны, если вам захочется кого-нибудь съесть!
—А чего это мы вас есть должны? — поинтересовался Окуркин. Он заметил, что их с Серегой боятся, а потому стал вести себя посмелее.
—Вы должны кого-нибудь съесть, чтобы быть, этса., сытыми, когда мы спустимся, этса, в долину. — Сергей поежился. Он снова начал ощущать холод.
—Ну что, Лех, пойдем с ними? А то мне куковать тут совсем не хочется.
—Давай пойдем, — согласился Окуркин, притопывая ногами по мерзлой земле. — Только спросим у них телогреечки. А то плохо без телогреечек.
—Эй, — обратился Тютюнин к парламентеру. — У вас какая-нибудь одежда есть? От ветра есть чем прикрыться?
—А зачем, этса? — Парламентер пошевелил носом и подтянул нижнюю губу, которая то и дело разворачивалась до самого подбородка.
—Холодно нам! Хо-лод-но!
Чтобы продемонстрировать, до чего им нужна, ну просто необходима теплая одежда, Серега несколько раз подпрыгнул и энергично похлопал себя по плечам, которые становились совершенно нечувствительными.
В рядах фонарщиков снова повалилось несколько человек, но их лампы сейчас же были подхвачены другими.
—Если вам холодно, этса, вы можете съесть любого из нас, и тогда вам, этса, станет тепло...
—Ты, овощ! Ты себя в зеркало видел?! — не удержался Окуркин. — Тебя даже крокодил в засуху жрать не будет! Шубу нам дай! Шубу! Защиту от ветра!
—Понял! Вуби все понял, этса! — радостно воскликнул парламентер и сделал своими большими ушами несколько взмахов, будто собирался взлететь. — Всем делать шубы! Защиту от ветра — сюда!
После этой команды весь собравшийся местный народ бросился срывать сухую траву, а отдельный небольшой отряд, таща какие-то странные приспособления, выдвинулся прямо к гостям.
При свете мерцавших фонарей были развернуты деревянные рамы, между которыми уродцы натянули большие шкуры. Поначалу Тютюнин принял эти конструкции за паруса, но оказалось, что это всего лишь забор. Четверо носильщиков подняли на руки это устройство, и ветер заметно стих.
—Хорошо, этса? — заискивающе спросил Вуби.
—Немного получше, — ответил Сергей. Они с Лехой прижались друг к другу, стараясь сохранить тепло, но это не помогало.
—Давай похлопай меня по спине, а потом я тебя! — предложил Окуркин. И они стали отчаянно колотить друг друга, вызывая у перепуганных подданных Марка Чибиса новые обмороки.
К парламентеру, наблюдавшему за странными играми великих бобунов, подошел один из фонарщиков.
—Что они, этса, делают, старшина Вуби? — опасливо спросил он.
—Не видишь разве, этса? Они тренируются убивать.
—О! — Фонарщик облизнул фиолетовые губы раздвоенным языком и сморщил кожу на лысой голове. — Но до чего же они страшны, этса. Боюсь, я не смогу теперь спать.
—Чего же ты хотел, этса, от бобунов войны? Они обязаны наводить ужас и быть омерзительными. Настолько омерзительными, этса, чтобы наши желудки извергали съеденную накануне пищу.
—Боюсь, этса, что так и будет, — жалобно простонал фонарщик. — Моя желчь уже играет и, будь желудок полон, этса...
—Пошел прочь... — прошипел старшина Вуби, заметив, что грозные гости посмотрели в его сторону.
К счастью, шубы были уже готовы, и запыхавшиеся подданные Марка Чибиса приволокли их к старшине.
Вуби принял их у трясущихся от страха ткачей и на вытянутых руках протянул грозным бобунам.
- 39 -
Тютюнин, как главный эксперт по мехам и теплой одежде, встряхнул сплетенный из сухой травы мешок и быстро продел в отверстия голову и руки.
—Ну чего? — спросил его Леха, также готовясь надеть свой мешок.
—Да ничего. Не смертельно и главное — согревает. Окуркин тотчас напялил обновку и стал похож на лешего в отпуске.
—Правда лучше. Или мне только кажется? Выпить бы чего согревающего.
—Ладно, выпили уже! — оборвал его Сергей и обратился парламентеру:
—Тебя как зовут, мужик?
—Старшина Вуби, этса! — ответил тот и поклонился.
—Хорошо, Вуби. А меня будешь звать Сергеем, а его Алексеем. Понял?
—Понял, этса. Серге-Ем и Алексе-Ем. Не желаете перед дорогой выпить согревающего пру?
Окуркин посмотрел на Тютюнина. Тот пожал плечами, однако, по всей видимости, был готов согласиться.
На всякий случай он спросил:
—А что, старшина, этот пру никуда нас не катапультирует?
—Что такое, этса, «катапультирует», великие бобуны войны? — осторожно спросил Вуби.
—Ну, не заплющит нас? Крышу не снесет? — пришел на помощь Леха.
Вуби наморщил лоб от переносицы до самого затылка и, задумчиво шевельнув ушами, покачал головой. — Заплющить не будет. А крыша, этса, крыши здесь нет.
—Ладно, — махнул рукой Серега. — Наливай.
—Наливай! — скомандовал старшина, и тотчас с задних рядов туземцев стали передавать дымящиеся деревянные кружки, литра по полтора каждая.
—Ух ты! — обрадовался Леха. — Это на глинтвейн похоже.
—А чего это такое?
—Глинтвейн? Ну... бормотуха кипяченая. Буржуи ее очень уважают.
Когда кружка оказалась в руках Окуркина, он понюхал ее содержимое и разочарованно вздохнул.
—Это вроде супа... — сказал он.
—Ну да, — согласился Тютюнин. — По запаху напоминает раков, варенных с укропом. Ну, давай пить да пойдем. А то меня уже и в соломенном пиджаке пробирает...
Они начали пить.
Бульон оказался наваристым и вкусным. Он приятно согревал желудок, и тепло от него расходилось по всему телу.
—Уф! — Довольно отдуваясь, Окуркин посмотрел на Тютюнина. — Неплохо, хотя и не спиртное.
—Ага, — согласился Тютюнин. — А там на дне еще мясо.
Обращаясь к Вуби, Серега сказал:
—Ну-ка, сержант, посвети!
Вуби тотчас выхватил у фонарщика палку с лампой и подал свет.
—Мать честная... Да это ж тараканы... — произнес пораженный Леха.
—И какие здоровые, — заметил Сергей. — Но вообще... Меня от этого пру немного того.
—Прет?
—Вот именно — прет.
—Так это ж хорошо! — радостно воскликнул Леха, который тоже стал ощущать в себе прилив сил и общее поднятие настроения. — От плюща — плющит, а от пру — прет...
—Согласен, — поддержал товарища Сергей. — Ну, ефрейтор, — сказал он Вуби, — командуй поход. Мы уже в норме. Мы в норме, Леха?
—Мы в полном порядке, Серега. И все эти холода мне по... — Леха наморщил лоб. — Слово забыл. Ну ладно. Двинулись.
- 40 -
Отряд бодро шагал под гору. Бобуны войны чувствовали себя превосходно. Носильщики забора из шкур едва за ними поспевали, однако вследствие принятия пру Тютюнин и Окуркин уже совершенно не мерзли.
—Я вот что думаю, Алексей. У нас ведь тоже тараканы есть.
—Есть. И много. — Леха, не подумав, кивнул и едва не упал.
—Вот. Так почему бы нам дома этой пры не сварить?
—Почему? — Леха посмотрел по сторонам. — Боюсь, Серега, ни хрена у нас не получится.
—А почему так?
—Тараканы у нас мелковаты.
—Тут ты прав. Тараканы у нас не того...
Какое-то время они шли молча, думая каждый о своем, а аборигены, позвякивая колокольчиками, шагали на безопасном расстоянии.
—А если нам на развод пару штук прихватить, а? — предложил Тютюнин.
—Мысль хорошая. Тараканы плодятся быстро. Если повезет, мы с тобой торговлю начнем и магазин откроем... Я даже вывеску вижу. — Леха поднял руку и стал выписывать воображаемые буквы. — Тютюнин и Окуркин. Пруевые тараканы.
—Доставка на дом — бесплатная, — добавил Сергей. Внизу показались огни.
—Эй, сержант, это что за воинская часть? — поинтересовался Тютюнин.
—Это столица директоратора Марка Чибиса, этса. Называется — Чаки.
—Мне нравится, — сказал Окуркин. — Пора нам уже куда-то прийти, а то спать хочется.
—Скоро, этса. Скоро, — заверил старшина.
По мере того как вся процессия спускалась в долину, ветер стихал и становился не таким холодным. Вскоре повеяло домашними запахами и дымом очагов.
Сопровождавшие бобунов фонарщики и носильщики заграждения пошли бодрее, а Сергей и Леха, напротив, буквально засыпали на ходу.
—Эх, опоили нас, — пожаловался Окуркин, когда их с Тютюниным заводили в какое-то большое помещение. Немного осмелевшие аборигены поддерживали едва двигавших ногами гостей под руки, а затем, по команде старшины Вуби, со всеми предосторожностями уложили их на мягкие ковры.
Подданные Марка Чибиса поставили возле уснувших бобунов большие кувшины с водой и на цыпочках покинули комнату, тихо притворив за собой дверь. Запирать ее не стали, поскольку грозные гости могли обидеться и разрушить весь дворец директоратора.
Оставив у дверей четверых самых молодых солдат на случай, если бобунам все же потребуется кого-то съесть, старшина Вуби отправился делать доклад.
- 41 -
Почти все придворные находились в зале для торжеств и, изнемогая от любопытства, ожидали известий о бобунах войны.
Когда старшина Вуби наконец появился, в зале воцарилась абсолютная тишина. Все присутствовавшие затаили дыхание, а сам директоратор Марк Чибис оборвал беседу с маршалом Дудукой и, подобрав губы, ровнее сел на троне.
—Бобуны войны в ваших владениях, директоратор, этса! — громко произнес Вуби и поклонился.
—Ха! Этса и ха! — вскинув лягушачьи лапки в знак ликования, воскликнул Марк. — Сколько солдат они съели?
—Нисколько, этса.
—А сколько они съели фонарщиков?
—Тоже, этса, нисколько, директоратор. Только выпили пру, этса. И очень радовались.
—Ну... этса... — Маркс Чибис почесал носом за ухом и облизал синие губы. — Прошлый раз бобуны съели пятнадцать фонарщиков прямо с фонарями. Может, этса, нам прислали больных бобунов?
—Да! Да! — разом загудели придворные и замахали ушами. — Может, нам, этса, подсунули негодных бобунов?
—Не думаю, этса, директоратор, что они больные, — заметил старшина. — Когда мы к ним, этса, подошли, они как раз собирались съесть стадо быковцов.
—А-а, этса. Это другое дело, — сказал директоратор.
—А-а, — тут же откликнулись придворные, зашлепав губами. — Это другое дело! Дело-то другое!
—Как они выглядят, старшина Вуби? Очень противные, этса?
—О, это самые противные бобуны войны, этса, из всех, что мне приходилось видеть, мой директоратор.
—Ну каковы они, Вуби? Каковы, этса? — Директоратор заерзал на троне, затем почесал голову восьмипалой лапой.
—Каковы они? Каковы? — загомонило придворное общество. Кавалеры перестали умащивать свои уши душистым маслом, а дамы всасывать из стаканчиков изысканных личинок треножников.
—У них, этса, белая кожа... — с содроганием вспомнил старшина.
—О, мне уже плохо! — сморщился директоратор.
—И вся кожа ровная, этса, — без складок!
—Ай-яй-яй! — всколыхнулись придворные. Некоторые из них уже махали друг на друга платочками.
—Их уши... вот такусенькие. — Вуби свел вместе два крючковатых ногтя, показывая, какие крохотные уши у бобунов.
—Прошу вас, этса, хватит, старшина, — замахал рукой директоратор. — Это просто невозможно слушать.
—Означает ли это, мой директоратор, что вы, этса, не удостоите бобунов войны своей аудиенцией?
—Да конечно же удостою. У меня, этса, нет выбора. Директоратор состроил страдальческую физиономию, собрав на лице все складки с головы и спины.
—О, этса, как он страдает!
—Он совсем себя не щадит! — запричитали придворные, а Марк Чибис, почувствовав себя героическим монархом, произнес:
—Сегодня, как только вам удастся привести их, старшина, я, этса, готов встретиться с бобунами войны!
Сказав это, директоратор начал сморкаться в шитый золотом платок, а его придворные разразились аплодисментами.
- 42 -
Сергей пробудился от знакомого ощущения, когда сознание отказывается принимать реальность, тщетно лелея надежду, что все происходящее лишь короткий болевой шок.
«Опять напился и опять не помню где», — с трудом ворочая шариками, подумал Тютюнин. После чего он отключил сознание, взяв небольшой тайм-аут. Однако информации от внешних источников не поступало, так что пришлось действовать самому.
Для этого у Сереги была наработана целая методика, и одним из главных ее приемов являлось определение местоположения по виду потолка.
«Потолок побеленный, расписанный синими точками, — сделал наблюдение Тютюнин. Затем пригляделся и внес поправку:
—Синие точки не считаются. Они повсюду...»
Невыразительный молочный свет падал из высоко расположенных маленьких окон, заглянуть в которые было невозможно.
Оставался один только белый потолок, но это ничего не объясняло.
Следующим шел способ воспоминаний через обследование одежды. Скажем, если ты в пальто — значит, на улице осень. Или весна.
Приподнять голову было не так легко, поэтому невероятным усилием Тютюнин скосил глаза вниз и выпятил живот, чтобы увидеть, чем он прикрыт.
Вместо привычной одежды на животе оказался какая-то солома.
«Наверное, я в деревне, в хлеву», — выдвинул версию Серега и почувствовал, что очень хочет пить.
—О-о... — простонал кто-то совсем рядом, и этот живой звук обрадовал Тютюнина. Если это корова или, на худой конец, коза, значит, он действительно находится в хлеву. А в хлеву обязательно есть вода — должны же животные что-то пить.
Стон повторился, затем зашуршала солома, и перед затуманенным взором Тютюнина появилось что-то непонятное.
—Корова, это ты? — на всякий случай спросил он.
—О, привет, Серега. Мы живы?
—Леха? А где же корова?
—Не знаю, — вздохнул Окуркин. — Наверное, ушла.
—Леха, здесь где-нибудь вода есть?
—Вода? — Окуркин повертел трясущейся головой, икнул и ответил:
—Вижу кувшины — две штуки...
—Поползли к ним, а?
—Поползли, — согласился Окуркин и выдвинулся первым. Через какое-то время он стукнулся головой об один из кувшинов и понял, что дополз.
Поднимаясь вдоль сосуда, Леха достиг горловины и жадно припал к воде.
Рядом с ним судорожно глотал влагу Тютюнин, и несколько минут ни о чем другом друзья думать просто не могли.
Наконец они утолили жажду и только после этого начали осматриваться.
—Серег, а где это мы?
—Я думал, в хлеву...
—А на самом деле? Что за наряды на нас, а? — Окуркин выдернул из обновки несколько травинок и попробовал их на вкус. — Солома какая-то...
—Слушай, а может, уже Новый год, а эта хрень карнавальные костюмы?
—И что же это за костюмы? Мы с тобой, что ли, копнами нарядились? Меня, Серега, сейчас другая тема волнует. Знает ли моя Ленка, что я так напузырился? Это ведь для меня вопрос жизни и смерти.
—Понимаю, — кивнул Тютюнин. При таком раскладе ему дома тоже грозил неласковый прием.
—Ты не думай, Серег, я не трус.
—Я ничего не думаю. Я вот заметил, какие здесь ковры хорошие. — Тютюнин погладил рукой пушистый ворс. — Не ковер, а просто сказка...
—Стоп! — воскликнул Леха и вскочил на ноги. — Стоп, Серега! Кажется, мы опять тово!
—Чего тово?
—Думаю, что мы снова пили бабкину микстуру! Я помню, да — я помню, что собирался фильтровать ее через противогазную коробку!
—Через противогазную коробку? — переспросил Тютюнин. — Хм. Хитро придумано. У тебя, Леха, мозги неплохо работают. Надо же — через противогазную коробку. Знаешь, у меня в армии случай был, мы так тормозуху фильтровали, чтобы... Ты чего такой бледный, Лех?
—Ты мне эту историю уже рассказывал. Точно. Мы ее фильтровали, мы ее пили, и вот мы здесь. И знаешь, что самое страшное?
—Что?
—Я не помню, закрыл ли я гараж...
—Зато я помню — закрыл, — легко соврал Сергей.
—Врешь, не можешь ты помнить. Ты же ничего не помнишь...
—Вот ничего не помню, а это запомнил. Такая уж у меня память особенная.
Они помолчали. Потом Тютюнин предложил:
—Слушай, давай, что ли, посмотрим, чего за этой дверью, а?
—А здесь дверь есть? — удивился Леха. — Я не заметил.
- 43 -
Тютюнин первым приблизился к двустворчатым дверям и, остановившись в полушаге от них, приложился к шершавому дереву ухом.
—Ну чего? — поинтересовался Леха.
—Подожди... — отмахнулся Тютюнин. Поначалу ему послышался какой-тот шум, но затем оказалось, что это бурчит в его собственном животе.
—Тихо, — сказал он. — Надо открыть и посмотреть.
—Ну открывай.
Сергей посмотрел на Окуркина, неуверенно взялся за резную деревянную ручку и осторожно потянул.
Дверная створка подалась легко и открылась без скрипа. Сергей просунул в образовавшуюся щель голову и, повернув ее, встретился взглядом с живым и скорее всего разумным существом.
—Здрасьте... — сказал Тютюнин, быстро втянул голову обратно и захлопнул дверь.
—Что там? — шепотом спросил Окуркин.
—Я не понял. Глюк вроде...
—А может, не глюк? На что похоже?
—Зеленый, как огурец... — начал описывать Тютюнин. — Ухи слонячьи, и губа нижняя свешивается...
—Все сходится, — прервал его Окуркин и вздохнул. — Я вспомнил.
—Чего вспомнил?
—Вчера мы с гаража шли и заблудились.
—Ну.
—Потом оказались в темноте, и ветер дул холодный. Еще мы встретили яйцебыков...
—Не яйца быков, а овцебыков.
—Да-да, яйца овцебыков. Потом выползли эти... — Леха нарисовал себе рукой длинный нос и добавил:
—Сержанта помнишь?
—Старшину Вуби. Так тебе это тоже снилось?
—Не снилось, Серега. Не снилось.
—Ага, — начал понимать Тютюнин. Принятое накануне все еще влияло на его умственные способности, хотя выпитая вода значительно облегчила страдания.
За дверью послышались шаги.
Серега и Леха отпрыгнули на середину комнаты и замерли в соломенных мешках, словно два огородных пугала.
Шаги затихли, однако Тютюнину показалось, что кто-то из безобразных чудовищ тоже прислушивается, пытаясь определить, чем заняты гости.
Наконец створки дверей медленно отворились, и на пороге показался тот самый старшина Вуби.
—Доброе вам утро, этса, великие бобуны войны, — произнес он и низко поклонился. — Надеюсь, ваш сон был, этса, глубоким, а дыхание ровным.
Старшина оглянулся и, посчитав солдат, удивленно вскинул кожистые брови.
—Вы что же, этса, так ничего и не ели?
—Зато водички попили, — ответил Серега. — Кстати, в туалет бы сходить. Где тут у вас удобства?
—Этса... Чего вы спросили?
—Пописать у вас где можно?
—Попи... этса, чего вы сказали? — снова спросил Вуби и тщательно навострил уши-лопухи.
—Слить балластную воду... — вмешался Окуркин.
—Ах это! Простите, этса, мне мою непонятливость. Вы можете отлить это в кувшины. Очень удобно, этса.
—Как в кувшины? — не понял Окуркин. — Мы же из них пьем.
—Ну, этса, правильно. Пьете воду и, этса, пописать делаете — это тоже вода.
Окуркин и Тютюнин переглянулись. Непонятно было, то ли этот старшина издевался над ними, то ли действительно не понимал, в чем дело.
Наконец Сергей пояснил:
—У нас, у великих бобунов войны, так не принято. Мы пьем из одних кувшинов, а писаем в другие.
—О-о, этса! — Вуби удивленно причмокнул и почесал свою зеленую башку. — Хорошо. Мы принесем вам отдельный кувшин, чтобы вы пописали.
—Только побыстрее, а то мне уже приспичило, — пожаловался Тютюнин.
Вуби сейчас же отдал необходимое распоряжение, и солдаты побежали его исполнять. Вскоре были доставлены два пустых кувшина — точные копии тех, из которых бобуны уже пили.
У Тютюнина появились вопросы, однако он решил оставить их на потом и, уединившись в углу помещения с персональным кувшином, справил нужду.
Застегнув штаны, Серега вернулся к Вуби и, указывая на сосуды, откуда они с Лехой пили воду, спросил:
—А в эти кувшины никто из вас не сливал?
—Нет, этса, никто, — покачал головой старшина. — В них уже давно никто не сливал.
—Давно никто не сливал, — повторил Тютюнин.
—Может, все-таки чего-то было? — усомнился Леха, поправляя соломенную рубаху. — А то с чего бы мы так быстро оклемались? Ясно дело — уринотерапия.
—Теперь бы чего-нибудь поесть, — сказал Тютюнин. — Ам-ам, понятно?
—Понятно. Какие понять, этса. Желаете кушать здесь или пройдете в столовый зал?
Тютюнин и Окуркин переглянулись.
—Предлагаю в зал, — сказал Леха.
—Ну давай, — согласился с ним Сергей и повернулся к старшине. — Мы пойдем в зал, только вот эту солому надо снять.
—Надо снять, — согласился старшина. — Сейчас, этса, не холодно.
- 44 -
Коридоры, по которым шли бобуны, выглядели вымершими. Кроме Вуби и четырех несъеденных солдат, Сергей и Леха не увидели никого.
Столовый зал оказался довольно большим, в его центре стоял длинный деревянный стол, испещренный царапинами и шрамами.
Усадив гостей на неудобные квадратные стулья, Вуби еще раз поклонился и поинтересовался у великих бобунов, что они желают съесть. Тютюнин опасался, что им снова начнут навязывать сырых аборигенов, однако, к счастью, это оказалось не так.
—Могу предложить вам личинок треножников, этса. Они живые и откалиброванные, чтобы всасывать их через трубочку...
—Что еще? — подавляя вздох, поинтересовался Окуркин.
—Есть дохлоноги, этса, жаклины, а еще отличные дыки. Они хорошо сочетаются с горячим пру.
Старшина замолчал, поглядывая то на одного бобуна, то на другого.
—Чего делать будем? — спросил Тютюнин.
—Пусть все несут — может, мы чего выберем. Едят же люди лягушек.
—Лягушек едят не люди, а французы.
—Ладно. Я заказываю. В общем, так, сержант. Давай неси нам по паре дохлоногов, дальше этих...
—Жаклинов, этса, — с полупоклоном подсказал Вуби.
—Да, жаклинов. Потом — пару дыков и пру. Приняв заказ, старшина поклонился и оставил гостей одних в пустом зале.
—Е-мое, — осматривая обстановку, произнес Окуркин. — Куда мы попали? Нас дома, наверное, уже с милицией ищут.
—Не факт, — возразил Тютюнин.
—Что значит не факт?
—Может, время остановилось там, у нас.
—Как это остановилось? — снова не понял Леха.
—Ну ты будильник поломанный видел?
—Видел.
—А чего ж спрашиваешь, как остановилось? Вот так и остановилось... Я о другом думаю, Леха. Не податься ли нам на телевидение работать, когда мы снова вернемся?
—А мы вернемся? — с надеждой в голосе спросил Окуркин.
—Конечно вернемся. Как микстура из нас выветрится, так и вернемся.
—Ленка меня убьет...
—Да чего ты ее так боишься?
—Тебе легко говорить, Серега. Ты дома по чердаку скалкой получишь — и спать. А у меня... Я собственными руками людей спасал, — с пафосом произнес Окуркин и продемонстрировал другу обе ладони с растопыренными пальцами.
—Что значит спасал?
—Да понимаешь, на нас в парке хулиганы напали, ну а супруга что-то не в духе была... И хорошо, что их много было, пока она одних била, другие в себя приходили — отдыхали маленько. Так я, пока Ленка не видела, этих ребят за деревья оттаскивал и листьями присыпал, чтобы она не нашла. Так всех и попрятал, а то бы убийство было. Массовое, блин.
В небольшом коридорчике, отделявшем зал от кухни, началась какая-то возня. Были слышно, как несколько аборигенов испуганно хнычут, а старшина Вуби что-то выговаривает им командным голосом.
В конце концов он появился в зале сам, с трудом удерживая два тяжелых подноса, на которых стояли накрытые полусферическими крышками блюда.
С грохотом поставив их на стол, Вуби виновато улыбнулся, раскатав и снова закатав при этом свою нижнюю губу.
—Ловко! — восхитился Окуркин. — Кстати, хорошо бы нам вернуться до пятницы — как-никак матч пивзаводской команды. Банок будет — пропасть. Эй, сержант, какие у нас планы до пятницы?
—Этса, завтра у нас война.
—Ну ясное дело. До пятницы она закончится?
—Думаю, этса, закончится. Вы же на нашей стороне.
—А с кем вы воюете?
—С Ливермором, директоратором Баклинга. Думаю, вы быстро его победите. У него только два больших мусла.
—Только два? — Окуркин выразительно посмотрел на Тютюнина. Тот в ответ пожал плечами. — А что за муслы нам встретятся на этот раз? Такие, с которыми мы и раньше встречались, или другие? — спросил Леха, стараясь получить как можно больше информации.
—Да где же вы, этса, могли видеть других муслов? — удивился Вуби и уставил на Леху свои кошачьи глаза.
—Так это... ваша война у нас не первая...
—Да? — Казалось, старшина был поражен этим известием. — А разве вас, этса, не натянули на барабаны после первой войны?
—На барабаны? — в свою очередь удивился Леха.
—А зачем на барабаны? — осторожно спросил Тютюнин.
—Потому что барабаны из кожи бобунов войны очень ценные, этса. Когда мы сделаем из вас барабаны, мы за них, этса, выкупим обратно город Папоч, который у нас захватил директоратор Абрахам.
—Понятно. А зачем с Ливером воюете?
—Чтобы отобрать город Вахлач. Он нам очень нужен, этса.
—Логично...
Гости замолчали, переваривая услышанное, а Вуби, истолковав это как готовность к началу трапезы, поднял первую крышку.
Оказавшиеся на свету слизни молочного цвета начали быстро расползаться.
—Ну ешьте их, этса! Ешьте! — закричал Вуби.
—Нет, это мы не будем. Сам давай...
—Спасибо, бобуны, этса! — обрадовался старшина. Он выхватил из-под одежды тростниковую трубку длиной в локоть и стал быстро засасывать слизней, издавая при этом препротивнейшие звуки.
Быстро покончив с первой порцией, он вопросительно посмотрел на гостей.
—Остальных съешь в другом месте, не при нас, — сказал Сергей, стараясь не думать, каковы слизни на вкус. — Чего там дальше?
—Дохлоноги, этса... — объявил старшина и, подняв очередную крышку, выхватил странное животное с длинными, как у кузнечика, ногами.
—Нет-нет! — замахали руками гости. — Это мы тоже есть не будем!
И Вуби с благодарностью на зеленом лице сам захрустел тонкими косточками.
—Остались жаклины и дыки, — напомнил Серега. Он посмотрел на Леху. — Глядеть будем?
—А смысл? Они весь живой уголок собрали, чтобы нам скормить... Я курицу простую хочу. Вареную курицу!
—Слышал, Вуби Голдберг?
—Я, этса, не Голдберг, — ответил старшина.
—Не зарекайся. Я спрашиваю, ты слышал, что заказал мой товарищ? Курицу нам надо. Простую курицу.
Видя, что абориген не особенно понимает, о чем идет речь, Тютюнин стал изображать взмахи крыльями и снова спросил:
—Птица у вас есть? Птица.
—Есть, этса, — кивнул Вуби. — Птица есть.
—Вот и хорошо. Пусть ее сварят и принесут нам.
—Я должен доложить директоратору, этса.
—Иди докладывай, только недолго.
| Следующее
|