Урсула ле Гуин

Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Урсула Ле Гуин. Волшебник Земноморья >> 5. Дракон Пендора

5. Дракон Пендора

К западу от Рокка, между большими островами Хоск и Энсмер, сгрудились так называемые Девяносто Островов. Ближний из них к Рокку назывался Серд, а дальний — Сеппиш, он лежит почти у моря Пелн. Действительно ли их девяносто — неизвестно. Если считать острова с пресной водой — около семидесяти, а если каждую скалу — больше ста. Во время прилива число их меняется. Каналы между островами очень узки, а приливы здесь самые высокие во всем Внутреннем море, поэтому там, где в приливы было три острова, в отлив может остаться один. Так как приливы одинаково опасны для всех, то если здешний ребенок умеет ходить и может грести, значит у него есть маленькая лодка. Домохозяйки переправляются через проливы, чтобы выпить чашку чая с соседкой, а бродячие торговцы расхваливает свой товар в такт с ударами весел. Все дороги здесь — соленая вода. В некоторых местах они перегорожены сетями, в которые попадается маленькая рыбка тарбис, чей жир богатство островов. Больших городов нет и очень мало мостов. На каждом островке — множество ферм и рыбацких домиков, и группы из десяти-двадцати таких островов называются городами. Лоу Торнинг самый западный из них. Он глядит в открытый Океан, пустынный уголок Архипелага, где лежит только Пендор — испорченный драконами остров... За ним — совершенно безлюдные воды Западного Предела.

Дом для нового волшебника был уже готов. Он стоял на холме среди зеленых полей, и от западного ветра его защищала рощица цветущих деревьев пендик. Из открытой двери дома видны были не только соломенные крыши, рощи и сады, но и другие крошечные островки с их полями и холмами, а между ними яркие извилистые проливы. Дом был плох — без окон, с земляным полом, но он был лучше того, в котором Гед родился. Островитяне с Лоу Торнинга с благоговением взирали на волшебника с острова Рокк и сгорали со стыда за скромность приема.

—У нас нет строительного камня,— сказал один.

—Мы не богаты, но никто не голодает,— сказал другой, а третий добавил:

—Крыша, по крайней мере, не будет протекать. Я настелил ее сам, сэр.

Геда дом вполне устраивал. Он искренне поблагодарил островитян, так что все восемнадцать встречавших его человек разъехались на лодках по своим островкам и рассказали согражданам, что новый волшебник оказался странным угрюмым юношей, говорящим мало, но дружелюбно и без гордыни.

По правде говоря, гордиться Геду было нечем. Обычно выпускники Школы уходили в большие города или замки служить их правителям, и пользовались огромным уважением. При обычном стечении обстоятельств рыбаки Лоу Торнинга имели бы простую колдунью или доморощенного заклинателя, который заговаривал бы рыбацкие сети, накладывал чары на новые лодки и лечил людей и скотину от всяких пустяковых болячек. Но в последние годы у старого Дракона, что обитал на острове Пендор, появилось потомство и, по слухам, уже целых девять драконов таскали свои чешуйчатые животы по мраморным лестницам в развалинах дворца Повелителей Моря. Пендор — пустынный остров, и было ясно, что научившись летать, они не удовлетворятся скудным пропитанием. Четыре дракона уже были замечены к юго-западу от Хоска. Они нигде не опускались, но кружили над островами, высматривая овчарни, амбары и деревни. Голод драконов трудно пробуждается и долго утоляется. Островитяне обратились с просьбой к Великому Магу прислать им способного защитить их волшебника, и Ганчер решил, что страхи их вполне обоснованы.

В тот день, когда Великий Маг возвел Геда в ранг волшебника, он сказал ему:

—Там не ждут тебя слава и богатство. Жизнь твоя будет унылой и однообразной. Пойдешь?

—Пойду,— ответил Гед, движимый не только послушанием. Памятная ночь на Холме Рокка начисто изгнала из него страсть к славе и богатству. Он начал сомневаться в своей силе и страшиться серьезных испытаний, но разговор о драконах разбудил в нем любопытство. На Гонте драконов не было уже много сотен лет, и ни один из них не осмеливался появиться вблизи Рокка, так что для него они были существами, о которых поют в песнях, и только. Гед довольно много знал о драконах, но одно дело знать, а другое — встретиться с ними наяву. Возможность эта показалась ему заманчивой, и он ответил: — Пойду.

Ганчер кивнул, но глаза его были тревожны.

—Скажи мне,— произнес он наконец,— ты не боишься покинуть Рокк, или тебе не терпится сделать это?

—И то, и другое, мой Лорд.

Ганчер снова кивнул.

—Не знаю, правильно ли я поступаю, лишая тебя безопасности нашего острова,— сказал он задумчиво.— Я не вижу твоего пути, он скрыт тьмой. Далеко на севере дремлет какая-то сила, которая может уничтожить тебя, но что это такое и где прячется в твоем прошлом или будущем — мне неведомо. Получив прошение из Лоу Торнинга, я сразу вспомнил о тебе. Город этот показался мне достаточно тихим местом, там у тебя будет возможность отдохнуть и собраться с силами. Но я не знаю, существует ли вообще то место, где ты почувствуешь себя в безопасности. Мне не хочется посылать тебя во тьму...

Геду понравился маленький домик в тени цветущих деревьев. Здесь он и жил, часто поглядывая на запад и внимательно следя, не видно ли там взмахов чешуйчатых крыльев. Но драконы не появлялись. Гед проводил время, ухаживая за огородом и рыбача на крохотной лодке. Иногда он целыми днями размышлял над какой-нибудь страницей, словом или буквой в Книгах Легенд, которые привез с собой с Рокка. Он сидел в тени деревьев, а отак спал или охотился в густой траве. Гед безотказно служил жителям Лоу Торнинга, выполняя все их немудреные просьбы — заживить рану или послать дождь на поля фермеров. Ему никогда не приходила в голову мысль, что все это недостойно настоящего волшебника, так как в детстве он жил среди таких же, если не беднее, людей. Они же, благоговея перед ним, не слишком докучали ему — не только потому, что он был волшебником с легендарного Острова Мудрецов, но и потому, что его молчание и покрытое ужасными шрамами лицо не побуждали к излишней назойливости.

Одного друга он все-таки приобрел — плотника, жившего на соседнем островке, звали его Печварри. Познакомились они, когда Печварри устанавливал мачту на почти готовой лодочке, а Гед остановился посмотреть на его работу. Печварри с улыбкой взглянул на Геда и сказал:

—Я трудился над ней месяц, а ты, наверное, смог бы сделать это одним словом, а?

—Да, но стоило бы мне ослабить внимание хоть на секунду, лодка мгновенно пошла бы на дно. Если хочешь...— Гед замолчал.

—Что?

—Ты построил чудесную маленькую лодку. Она хороша сама по себе, но я могу зачаровать ее так, что она никогда не разобьется о скалы и всегда найдет дорогу домой.

Ему не хотелось обижать плотника, сомневаясь в его мастерстве, но лицо Печварри просияло.

—Я готовил ее для моего маленького сына, и было бы здорово, если бы она никогда не разбилась.

После этого случая они часто стали работать вместе, переплетая чары Геда с искусством плотника и в новых, только что построенных лодках, и в тех, что им приходилось чинить. Гед научился строить лодки, управлять ими без помощи магии — этому на Рокке не учили. Часто Гед вместе с Печварри и его маленьким сынишкой Иоэтом плавал по бесчисленным лагунам и проливам на веслах и под парусами, и на глазах превратился в опытного моряка. Дружба их крепла.

Поздней осенью Иоэт заболел. Его мать послала за колдуньей с острова Теск и один или два дня казалось, что мальчик выздоровеет... Но одной штормовой ночью Печварри постучал в дверь Геда, умоляя спасти его сына. Сквозь тьму и бурю они на веслах с трудом добрались до дома плотника. Там Гед увидел больного ребенка, склонившуюся над ним мать и колдунью, воскурявшую корень корли в углу комнаты. Это было все, что она могла сделать. Но она прошептала Геду:

—Лорд Волшебник, мне кажется, что у ребенка рыжая лихорадка, и он не доживет до завтрашнего утра.

Когда Гед взял Иоэта за руку, он подумал то же самое, и на мгновение упал духом. В последние месяцы его собственной болезни Мастер Целитель передал ему многое из искусства врачевания, в том числе и основное правило: лечи рану и болезнь, но если душе тесно в телесной оболочке, не мешай ей уйти.

Мать заметила его нерешительность и, догадавшись, чем она вызвана, заплакала навзрыд. Печварри стал успокаивать ее, приговаривая:

—Лорд Сокол спасет его, не надо плакать, ведь он здесь, он все может...

Видя отчаяние матери и безграничную веру в него Печварри, Гед был не в силах разочаровать их. Споря сам с собой, он подумал, что ребенок может быть спасен, если удастся сбить жар. Он сказал:

—Я сделаю все, что в моих силах...

Обмывая мальчика холодной дождевой водой, Гед забормотал одно из подходящих к случаю заклинаний. Оно почему-то не действовало, и внезапно Гед понял, что ребенок умирает у него на руках.

Призвав на помощь все свое мастерство, забыв обо всем на свете, Гед в почти безнадежной попытке послал свой дух вдогонку за духом мальчика. Он позвал:

—Иоэт!— и услышав, как ему показалось, слабый голосок, продолжил погоню. Через некоторое время Гед увидел впереди мальчика, бегущего вниз по склону высокого черного холма. Стояла полная тишина. Звезды, горевшие над холмом, он видел впервые, хотя и знал названия созвездий: Ножны, Дерево, Дверь... Звезды эти обычно исчезали с приходом дня, и Гед понял, что зашел вслед за умирающим ребенком слишком далеко.

Внезапно он почувствовал, что остался один на темном склоне. Повернуть назад было мучительно тяжело.

Медленно он начал взбираться обратно по склону. Шаг за шагом, и каждый последующий шаг был труднее предыдущего.

Звезды были неподвижны. Ветер не дул над этой иссушенной землей. Во всем нескончаемом царстве тьмы двигался только он один, медленно карабкаясь вверх. Добравшись, наконец, до вершины, Гед увидел невысокую каменную стену. За стеной была Тень.

Тень не имела образа, она была бесформенна, едва видима, но она шептала что-то и тянулась к нему. Она стояла на стороне живых, а он стоял на стороне мертвых.

Он должен был или уйти вниз, в пустынные степи и погруженные во тьму города мертвых, или шагнуть через стену в жизнь, где его ждало само Зло, принявшее облик бесформенной тени.

В руках Геда был посох, и он поднял его. Это движение вернуло ему силы. Он приготовился прыгнуть через стену прямо на тень, и посох внезапно загорелся ослепительным белым пламенем. Он прыгнул, почувствовал, что падает, и провалился в темноту.

А в это время Печварри, его жена и колдунья видели вот что: юный волшебник вдруг остановился посреди заклинания и некоторое время молча и не двигаясь держал ребенка в руках. Потом он осторожно положил маленького Иоэта в кроватку, выпрямился, взял посох и снова застыл без движения. Вот он высоко поднял посох, и тот ярко вспыхнул, словно Гед держал в руках молнию. Когда зрение вернулось к ним, они увидели, что Гед лежит на земляном полу. Рядом в кроватке лежал мертвый ребенок.

Печварри показалось, что маг тоже умер. Жена его плакала, а он выглядел крайне озадаченным. Но колдунья слышала кое-что о том, как умирают настоящие маги и проследила за тем, чтобы с Гедом обращались не как с мертвым, хотя он и был холоден и не подавал признаков жизни, а как с больным человеком. Геда перенесли домой, и старуха осталась сидеть около его постели.

Маленький отак, как всегда при появлении посторонних, спрятался на чердаке. Здесь он и просидел, слушая шум дождя, а когда огонь в очаге начал гаснуть и старуха задремала, потихоньку спустился вниз к кровати, на которой неподвижно лежал Гед. Своим крошечным язычком-листиком он терпеливо, не останавливаясь ни на секунду, принялся лизать руки Геда, его виски, израненную щеку, закрытые глаза. И медленно, очень медленно, Гед стал пробуждаться. Он пришел в себя, не понимая, где он был и где он сейчас, и откуда взялся окружающий его бледный свет. Это был рассвет наступающего дня. Сделав свое дело, отак, как обычно, свернулся клубочком у его плеча и уснул.

Позднее, вспоминая эту ночь, Гед догадался, что если бы никто тогда не прикоснулся к нему, когда он лежал бездыханный, не позвал бы из страны теней, он остался бы там навсегда. Спас его только мудрый инстинкт зверя, который лижет своего больного или раненого товарища. Гед почувствовал в этой мудрости что-то сродни своей собственной силе, сродни истинной магии. И с тех пор он верил, что истинный мудрец тот, кто не отделяет себя от других существ — неважно, могут они говорить или нет. И всю свою последующую жизнь Гед старался проникнуть в мысли неразговорчивых собратьев — читать в глазах животного, разбираться в полете птицы и размашистых жестах деревьев.

Вот так Гед впервые сознательно пересек границу, которую только величайшие маги могут пересечь с открытыми глазами, и даже для них этот шаг связан с огромным риском. Вернулся он полный сожаления и страха. Сожаления к своему другу Печварри и страха за себя. Теперь он понимал, почему Великий Маг боялся отпускать его с Рокка, и почему оказалось скрытым даже от него будущее Геда. Сама тьма ждала его, нечто, не имеющее имени, существо, не принадлежащее нашему миру, освобожденное, а может быть и созданное самим Гедом. Долго ждало оно его у стены, разделяющей миры живых и мертвых и, наконец, дождалось. Теперь оно пойдет по его следам, будет подбираться все ближе и ближе, чтобы высосать из него жизнь и облачить себя в его плоть.

Вскоре Геду стала сниться Тень в облике медведя без головы или без лица. Ему казалось, что она кружит вокруг дома в поисках двери. Ничего подобного ему не снилось с тех пор, как зажили раны, которые нанесла эта тварь. Он проснулся замерзшим и совсем разбитым — шрамы на лице и теле нестерпимо ныли.

Настали тяжелые времена. Когда ему снилась тень, или когда он просто думал о ней, его охватывал леденящий ужас — казалось, что силы вытекают из него, и он беспомощно бродил в потемках. Гед досадовал на собственную трусость, ругал себя, но все было бесполезно. Не от кого было ждать защиты — у тени не было ни плоти, ни жизни, ни духа. Безымянная, она обладала силой, которую он сам дал ей — ужасной силой, не подчиняющейся законам мира под солнцем. Но он не знал, в какой форме придет она к нему, как она придет и когда.

Он решил, что мог бы возвести магический барьер вокруг своего дома и островка, на котором жил. Но эта защита требовала постоянного подновления и вскоре он понял, что если будет тратить все силы на это, то от него не будет никакой пользы жителям островов. А что он будет делать, если дракон нападет с Пендора и он окажется между двух огней?

И снова ему приснился сон — тень пробралась в дом, она тянулась к нему и шептала слова, которых он не понимал. Гед проснулся в холодном поту и несколькими огоньками-обманками ярко осветил все темные углы так, чтобы ни один предмет не отбрасывал тени. Он подбросил дров и сидел, прислушиваясь как осенний ветер шелестит соломой на крыше и свистит среди голых веток деревьев. В сердце его начала пробуждаться первобытная ярость — он не будет покорно ждать смерти, сидя на маленьком островке и защищаясь бесполезными заклинаниями. Но просто покинуть остров Гед не мог — это означало предать доверие островитян и оставить их беззащитными перед драконом с Запада. Ему оставался только один путь.

На следующее утро Гед пришел с толпой рыбаков на главную пристань Лоу Торнинга и, разыскав Старейшину острова, сказал ему:

—Мне необходимо покинуть остров. Мне угрожает опасность и поэтому вы тоже в опасности. Я должен уйти, поэтому необходимо покончить с драконами на Пендоре и этим выполнить свой долг перед вами. Если меня постигнет неудача сейчас, значит я не справлюсь с ними никогда. Чем раньше встречусь я с ним, тем лучше.

У Старейшины отвисла челюсть от изумления.

—Лорд Сокол,— пробормотал он,— но там же девять драконов!

—Говорят, что восемь из них совсем молоды.

—Да, но один старый...

—Повторяю, мне нельзя оставаться здесь! Но я прошу разрешения сначала избавить вас от драконов, если мне суждено это сделать.

—Как пожелаете,— уныло ответил Старшина.

Всем присутствующим при этом разговоре показалось, что юным волшебником овладел либо каприз, либо безумная храбрость, и они с тоской провожали Геда глазами, не ожидая более увидеть его. Мнения их разделились: одни считали, что он хочет удрать и бросить их на произвол судьбы, другие — и Печварри в их числе — были уверены, что он сошел с ума и ищет смерти.

Вот уже четыре поколения корабли старались держаться подальше от берегов Пендора. Так как остров лежал в стороне от проторенных морских дорог, еще ни один маг не пытался сразиться с драконом на его берегах. Древние правители Пендора были пиратами и работорговцами, которых ненавидели все на юго-западе Земноморья. Поэтому никто не пытался отмстить за Лорда Пендора, когда с запада на остров внезапно налетел дракон. Самого Лорда, пировавшего с приближенными в башне, дракон опалил огнем, вопящих от страха горожан загнал в море и стал властелином острова и куч награбленных за долгое время драгоценностей.

Все это было хорошо известно Геду, который с тех пор, как приехал на Лоу-Торнинг, не переставал по крупицам собирать все известные сведения о драконах. Он вел свое утлое суденышко на запад, используя магический ветер, а не весла или навыки моряка, полученные им от Печварри; закрепленный чарами руль держал верный курс — и наблюдал, как на горизонте встает мертвый остров. Он торопился и поэтому использовал магический ветер. Впереди его ждало тяжелое испытание, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что осталось за кормой. Но прошел день и страх сменился холодной яростью. По крайней мере, эту опасность он выбрал себе сам и эти последние часы, возможно перед скорой смертью, он свободен. Тень не осмелилась последовать за ним в пасть дракона. Среди увенчанных белыми барашками волн, под низкими серыми облаками, гонимыми северным ветром, приблизился он, влекомый ветром магическим, к скалам Пендора и увидел перед собой пустынные городские улицы и полуразрушенные башни.

У входа в спокойные воды гавани он остановил магический ветер, и лодка закачалась на волнах. Поднявшись во весь рост, он бросил вызов дракону:

—Узурпатор Пендора! Выходи и защищай награбленное!

Голос его растворился в грохоте волн, разбивающихся о темно-серые скалы, но у драконов острый слух. Через мгновение один из них, темнокрылый и покрытый чешуей, похожий на исполинскую черную летучую мышь, вылетел из развалин какого-то дома и, кружась в порывах северного ветра, приблизился к Геду. При виде знакомого только по легендам чудовища сердце Геда учащенно забилось. Он громко засмеялся и крикнул:

—Эй, ты, червяк небесный, скажи Старику, что я его жду!

Это был один из молодых драконов, рожденный несколько лет назад, когда на Пендор с дальнего Запада прилетала дракониха и, отложив среди руин восемь гигантских кожистых яйца, улетела обратно. Вылупившихся малышей взял под свое покровительство Старый Дракон.

Молодой дракон не ответил Геду. По размерам он еще не превосходил сорокавесельного корабля, и весь, от головы до кончика крыльев, был совершенно черен. У него не было еще ни голоса, ни драконьей хитрости. Раскрыв зубастую пасть, подобно стреле, бросился он прямо на маленькую лодку. Так что Геду не составило труда одним быстрым и резким заклинанием связать ему лапы и крылья... Камнем врезался дракон в море, и серые волны навеки сомкнулись над ним.

От подножия самой высокой башни в воздух взмыли еще два дракона. Как и первый, ринулись они на Геда и тоже нашли свою смерть в морских глубинах. А ведь Гед еще не пускал в дело свой посох.

Через некоторое время с острова поднялись еще три дракона. Один из них был значительно больше остальных, из его пасти вырывалось пламя. Двое устремились на Геда спереди, а большой, сделав быстрый круг, бросился в атаку сзади, чтобы сжечь его вместе с лодкой своим огненным дыханием. Никакие чары не смогли бы остановить их сразу — слишком были они далеко друг от друга. Как только Гед понял это, он тут же соткал заклинание Изменения и в образе дракона поднялся в небо.

Распростерши свои широкие крылья и выставив вперед когти, он встретил первых двух лицом к лицу, испепелил их одним сгустком пламени и сразу же развернулся, чтобы встретить третьего, который был крупнее его и тоже вооружен огнем. В порывах ветра, над бурлящим морем, раз за разом бросались они друг на друга, сталкивались, рвали когтями, пока все вокруг не заволокло дымом, сквозь который сверкали кроваво-красные отблески их дыхания. Внезапно Гед рванулся вверх, и противник устремился на него снизу. Гед резко остановился, подняв крылья и, как это делают соколы, вытянув когти, обрушился на врага. Он вцепился ему в голову и шею. Черные крылья затрепетали, и капли черной драконьей крови с шипением упали в море. Последним усилием дракон с Пендора вырвался и, стелясь над водой, медленно и неуверенно полетел к берегу, мечтая спрятаться в какой-нибудь пещере или разрушенном доме.

Увидев это, Гед постарался как можно быстрее принять свой обычный облик и оказаться в лодке — опасно быть драконом дольше, чем необходимо. Руки его были еще ошпарены черной кровью, волосы на голове обгорели, но он не замечал этого. Гед перевел дыхание и снова разнесся над островом его голос:

—Я видел шестерых, пятерых лишил жизни! Говорят, вас девять! Выползайте, черви!

Но ничего не двигалось на острове и ответом ему был только глухой шум прибоя. Но вот Геду показалось, что самая высокая башня на берегу начала менять свои очертания, вспучиваясь с одной стороны, словно в этом месте у нее росла рука... Гед боялся драконьей магии, потому что старые драконы очень сильны и коварны в этом искусстве, совершенно непохожем на человеческое волшебство. Но это не было магией — Геда обманули собственные глаза. То, что он принял за выступ башни, оказалось плечом Дракона Пендора, который медленно приподнимал свое чешуйчатое тело.

Его голова с тремя языками, украшенная остроконечным выступом, поднялась выше башни, когтистые лапы попирали развалины города. Чешуя дракона напоминала полированный гранит. Он был строен, как гончая, и огромен, как гора. Гед смотрел на него с благоговейным ужасом — никакие песни и легенды не в силах описать подобное великолепие. Он смотрел, не отрываясь, и едва не совершил роковой ошибки чуть было не посмотрел Дракону в глаза. Усилием воли отвел он свой взор от маслянисто-зеленых зрачков и высоко поднял посох, казавшийся сейчас не более, чем лучиной.

—Восемь сыновей было у меня, маленький волшебник,— проскрипел оглушительный голос исполина. Пятеро погибло, еще один вскоре умрет, этого достаточно. Убивая их, ты не получишь моих богатств!

—Твои богатства не интересуют меня!

Желтый дым с шипением вырвался из ноздрей дракона — это был его смех.

—А ты не хочешь выйти на берег и посмотреть на мои сокровища, маленький волшебник? На них стоит посмотреть!

—Нет, Дракон.

Драконы рождены для ветра и огня, и не любят морских просторов. Пока Гед был в море, преимущество оставалось на его стороне. Он не собирался терять его, каким бы хрупким оно не выглядело.

Трудно, очень трудно было не смотреть в эти внимательные зеленые глаза...

—Ты очень молод,— молвил Дракон.— Я и не подозревал, что столь юные волшебники могут обладать таким могуществом.

Как и Гед, Дракон Пендора говорил на Древнем Языке, на котором до сих пор объясняются драконы. Человек, пользуясь им, может говорить только правду, но к драконам это не относится — это их родной язык. Они могут лгать на нем, искажая смысл слов, запутывая неосторожного слушателя в лабиринте слов-зеркал, каждое из которых отражает истину, тем самым искажая ее. Зная об этом, Гед был настороже, слушал Дракона недоверчиво. Но его слова казались простыми и ясными:

—Ты пришел ко мне просить помощи, маленький волшебник?

—Нет, Дракон!

—А ведь я могу помочь тебе. И помощь потребуется тебе очень скоро — против того, что преследует тебя во тьме.

От изумления Гед потерял дар речи.

—Так что же охотится за тобой? Назови это.

—Если бы я мог...— Гед умолк.

Желтый дым заклубился над головой Дракона, извергаясь из похожих на кратеры вулканов ноздрей.

—Справиться с тенью ты сможешь, только зная ее Имя. Может быть, я смогу узнать его для тебя, когда увижу ее поближе. Давай подождем немного — она обязательно явится сюда за тобой. Если ты не стремишься к встрече, ты должен бежать, не останавливаясь. А эта тварь будет преследовать тебя. Так ты хочешь узнать ее Имя?

Гед молчал. Он не мог понять, как Дракон проведал о тени, выпущенной им на свободу, и каким образом он сможет узнать ее Имя. Великий Маг сказал, что у тени нет Имени. Но мудрость драконов велика, род их значительно древнее человеческого. Очень мало людей могут угадать, что знает дракон и как он это узнал — таких людей называют Повелителями Драконов. Геду же было ясно только одно: даже если Дракон говорит правду и действительно способен назвать Геду Имя тени и тем самым дать ему власть над ней, то сделает он это только в своих собственных интересах.

—Очень редко,— сказал наконец Гед,— предлагают драконы свою помощь.

—Но очень часто,— ответил Дракон,— кошка играет с мышкой перед тем, как съесть ее.

—Я приплыл сюда не для игр, а чтобы заключить с тобой договор.

Словно меч, взвился над башней, над закованной в броню спиной Дракона, кончик его скорпионьего хвоста, который был впятеро длиннее любого меча. Он прохрипел:

—Я не заключаю договоров. Я просто беру. Что ты можешь предложить мне такого, чего я сам не могу взять?

—Безопасность. Твою безопасность. Поклянись, что ты не будешь летать к востоку от Пендора, и я обещаю, что не причиню тебе вреда.

Похожий на шум далекого горного обвала скрежещущий звук вырвался из горла Дракона, огонь выплеснулся из его пасти. Возвышаясь над руинами, он поднялся на задние лапы.

—Ты мне предлагаешь безопасность! Ты угрожаешь мне! Чем?

—Твоим Именем, Еавуд!

Голос Геда дрожал, но Имя Дракона он произнес ясно и громко. Услышав его, Дракон замер. Прошла минута, потом другая, и Гед, стоящий в крохотной качающейся лодчонке, улыбнулся. Его судьба и сама жизнь зависела от того, правильно ли он угадал Имя. Еще будучи в Школе, он выискивал в древних книгах все упоминания о драконах, и в результате у него появилось предположение, что Дракон Пендора это тот же самый дракон, который во времена Эльфарран и Морреда натворил много бед на западном берегу Осскилла и был изгнан оттуда магом Эльтом, большим знатоком всяческих Имен и названий. Догадка оказалась верной.

—Мы равны, Еавуд. У тебя — сила, у меня — твое Настоящее Имя. Как насчет договора?

Дракон по-прежнему молчал. Много лет прожил он на этом острове, где слитки золота и изумруды раскиданы среди битых кирпичей и истлевших костей. Он наблюдал, как его черное отродье резвится в развалинах и планирует с высоких утесов. Он долго спал на солнышке, и его не беспокоили чужие голоса. Он постарел. И теперь ему было трудно шевелиться, и очень трудно разговаривать с хрупким мальчишкой-волшебником. Еавуд, Старый Дракон, посмотрел на посох в его руках и вздрогнул, как от боли. Шипящим от ненависти голосом он произнес:

—Разрешаю тебе взять девять моих камней. Выбирай самые лучшие и уходи.

—Мне не нужны твои камни, Еавуд.

—Куда девалась людская жадность? В добрые старые времена люди любили яркие камешки... Мне известны все твои желания, волшебник. Я тоже могу предложить тебе безопасность, ведь мне скоро станет известно то единственное Имя, что может спасти тебя! Ужас преследует тебя. Я назову тебе его Имя.

Внезапно вспыхнувшая надежда ошеломила Геда. Он крепко сжал посох и стоял, не двигаясь, как только что стоял Дракон.

Но с драконом можно заключить одно и только одно соглашение... Не о своей жизни беспокоился Гед, направляясь к Пендору. Гоня из памяти последние слова Дракона, он сказал, что должен был сказать.

—Не этого хочу я от тебя, Еавуд,— когда Гед произнес Имя Дракона, у него было такое чувство, будто он держит Дракона на тоненьком поводке, затянутом на шее исполина. Немигающий изумрудный взгляд Дракона источал злобу, стальные когти величиной с человеческую руку впивались в израненную землю, пламя клокотало в пасти. Но поводок затягивался все туже... Гед снова заговорил: — Еавуд! Поклянись своим Именем, что тебя и твоих сыновей никогда не увидят над Архипелагом!

Ярчайшее пламя прыгнуло из пасти Дракона, и он проревел:

—Я клянусь в этом своим Именем!

В наступившей тишине Еавуд опустил свою исполинскую голову.

Когда он снова поднял ее, белый парус превратился в маленькую точку у самого горизонта и скоро совсем исчез, направляясь к тучным, полным богатств островам на востоке. В бессильной ярости повалив башню, распростер Дракон свои гигантские крылья над разрушенным городом, но клятва связывала его и больше ни разу не появился он в небе Архипелага.

Следующее