Урсула ле Гуин

Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Урсула Ле Гуин. Волшебник Земноморья >> 3. Школа волшебников

3. Школа волшебников

Гед провел эту ночь на борту «Тени», а ранним утром, распрощавшись с товарищами-моряками, кричавшими ему с корабля веселые напутствия, сошел на берег. Твилл оказался небольшим городком, его высокие дома сгрудились вдоль нескольких крутых и узких улочек. Но Геду Твилл показался огромным городом. Не зная, в какую сторону направиться, он остановил первого попавшегося ему навстречу прохожего и спросил, где ему найти привратника Школы Рокка. Человек посмотрел на него искоса и сказал:

—Умный сам найдет дорогу, а глупцу совет не поможет,— после чего отправился дальше по своим делам. Гед шел вверх по улице до тех пор, пока не вышел на площадь. С трех сторон ее окружали дома с остроконечными, покрытыми шифером, крышами, а четвертая представляла собой стену величественного здания, чьи маленькие окошки были выше, чем дымовые трубы соседних домов. Сложенное из огромных серых каменных блоков, оно напоминало крепость или замок. Рядом с ним расположился небольшой, но весьма оживленный рынок. Гед повторил свой вопрос какой-то старухе, которая несла корзину моллюсков. Она ответила:

—Не всегда можно найти Привратника там, где он есть, но иногда его можно найти там, где его нет,— и продолжала громко расхваливать свой товар.

Ближе к углу здания была расположена небольшая деревянная дверь. Гед подошел, громко постучал и решительно сказал старику, открывшему дверь:

—У меня есть письмо от Мага Огиона к Хранителю Школы на этом острове. Мне нужен Привратник, и я не собираюсь выслушивать загадки и насмешки!

—Это и есть та самая Школа,— дружелюбно ответил старик,— а я — Привратник. Входи, если сможешь.

Гед шагнул вперед. Ему показалось, что он переступил порог, но, к его величайшему удивлению, он остался стоять на том же месте на тротуаре.

Он сделал еще шаг и опять не сдвинулся с места. Старик изнутри спокойно наблюдал за ним.

Геду был не столько озадачен, сколько разозлен этим, как ему казалось, продолжающимся издевательством над ним. Руками и голосом соткал он заклинание Открытия, которому в свое время его научила тетка. Это было лучшее из всех ее заклинаний, и Гед произнес его уверенно, но деревенское колдовство не произвело на силу, которая мешала ему войти, ни малейшего впечатления.

Не зная, что делать дальше, Гед долго стоял у двери. Наконец он посмотрел на старика, который стоял внутри.

—Я не смогу войти,— сказал он бессильно,— если ты не поможешь мне.

—Скажи свое Имя,— ответил тот.

И снова Гед задумался. Человек не должен произносить вслух свое Имя — разве только когда ставка больше, чем его жизнь. Но это был особый случай...

—Меня зовут Гед,— сказал он громко и вошел в открытую дверь. При этом ему показалось, что, хотя солнце светило ему в спину, какая-то тень проскользнула внутрь вместе с ним.

Теперь он мог как следует осмотреться. Дверь, которую Привратник закрыл за ним, была сделана вовсе не из дерева, как ему показалось сначала. Потом он узнал, что она — белая, как снег, без единого шва — была выточена из зуба Великого Дракона. Сквозь нее тускло просвечивало солнце, на внутренней ее стороне было вырезано Тысячелистное Дерево.

—Добро пожаловать, парень,— сказал старик и, не произнеся больше ни слова, повел его по залам и коридорам вглубь здания.

Скоро они вышли в вымощенный камнем внутренний дворик, расположенный прямо под открытым небом. В центре его, на лужайке под молодыми деревцами, играл и переливался в лучах солнца небольшой фонтан. Здесь Привратник оставил Геда на некоторое время одного. Он стоял, не двигаясь, и сердце его отчаянно колотилось — ему казалось, что он ощущает присутствие каких-то могучих сил, выполняющих здесь свою неведомую ему работу. Он понял, что все здесь построено не только из камня, но и из волшебства, куда более крепкого, чем камень. Он стоял в самом сердце Дома Мудрости, открытом небу. Внезапно он увидел перед собой закутанного в белый хитон человека, наблюдавшего за ним сквозь падающие струи фонтана.

В тот момент, когда глаза их встретились, какая-то птица звонко запела на ветке. И Гед понял, о чем поет птица; понял язык журчащей в чаше фонтана воды. Он понял, о чем говорят облака на небе, о чем шелестят качаемые ветерком деревья. Ему показалось, что и сам он — слово, произнесенное солнечным светом.

Но этот миг прошел, и он, вместе с окружающим его миром, стал таким же, как и прежде. Впрочем, не совсем таким... Он ступил вперед и, опустившись на колени перед Великим Магом, подал ему написанное Огионом письмо.

Неммерле, Великий Маг, Хранитель Школы Рокка, был глубоким стариком. Говорили, что старше его нет никого на свете. Добрым, но слабым от старости голосом, поздоровался он с Гедом; и борода, и хитон его были белы, как снег. Казалось, медленное течение времени вымыло из него всю черноту и тяжесть, оставив только легкость и белизну, и сделав его похожим на ствол дерева, проплававший сто лет в море.

—Глаза мои стары, и я не могу прочитать письмо твоего учителя,— сказал он дрожавшим голосом.— Прочти мне письмо, паренек.

Гед вскрыл конверт и громко начал читать письмо вслух. Оно гласило: «Лорд Неммерле! Посылаю к тебе того, кто станет величайшим среди волшебников Архипелага, если ветер подует в нужную сторону». Подписано письмо было не настоящим именем Огиона, а его руной, обозначающей Сомкнутые Уста.

—Тебя послал тот, кто смог удержать в узде землетрясение, и поэтому мы рады тебе вдвойне. Я любил Огиона, когда он был совсем молодым и приплыл к нам с Гонта. Расскажи-ка мне, парень, о морях, по которым ты путешествовал, и о предзнаменованиях, которые наблюдал.

—Все было хорошо, мой господин, если не считать вчерашнего шторма.

—На каком корабле ты приплыл?

—»Тень», корабль с Андрада.

—Чья воля привела тебя сюда?

—Моя собственная.

Великий Маг взглянул на Геда, потом отвел глаза и заговорил на незнакомом Геду языке. Речь его была неразборчива, как у старого человека, чей разум странствует среди прожитых лет и далеких стран. Но в его бормотании слышны были слова, которые пропела птица, и которые прожурчал фонтан. Он не произносил заклинаний, но в голосе его чувствовалась такая сила, что Гед был совершенно зачарован. На какое-то мгновение ему показалось, что он видит себя со стороны, одиноко стоящим на обширной пустоши среди призрачных теней. На самом деле, он по-прежнему находился на залитом солнцем дворе возле журчащего фонтана.

В это время, ступая по камням и траве, к ним подошел ворон с острова Осскилл — огромная черная птица. Ворон приблизился к Великому Магу и встал рядом с ним, черный, как ночь, с кинжалообразным клювом и глазами, похожими на прибрежную гальку. Он искоса посмотрел на Геда, потом три раза клюнул посох, на который опирался Неммерле, и бормотание внезапно прекратилось. Великий Маг улыбнулся. Беги и поиграй, паренек,— сказал наконец он Геду, словно ребенку. Гед опять опустился на одно колено и склонил голову. Когда он поднялся, Хранитель исчез. Только ворон глядел на него, вытянув шею, словно пытаясь клюнуть исчезнувший посох.

Он заговорил, как предположил Гед, на языке острова Осскилл.

—Терренон уссбак,— хрипло прокаркал ворон. Потом, подумав, добавил: — Терренон уссбак оррек.— И, важно ступая, ушел туда, откуда появился.

Не зная толком, куда направиться, Гед повернулся и пошел. Под аркой ему встретился высокий юноша, который очень вежливо представился, слегка поклонившись:

—Меня зовут Джаспер, сын Энвита. Я из Эолга, что на острове Хавнор. Сегодня я буду в вашем распоряжении, покажу наш Большой Дом и отвечу на ваши вопросы, если смогу. Как прикажете величать вас, сэр?

Гед, деревенский парень, никогда не бывавший в обществе детей богатых купцов и знатных вельмож, подумал, что Джаспер просто издевается над ним, когда кланяется и говорит ему «сэр». Он коротко ответил:

—Меня называют Соколом.

Юноша подождал еще минутку, как будто ожидая более вежливого ответа и, не получив такового, выпрямился и отступил немного в сторону. Он был на два или три года старше Геда, очень высок и двигался со своеобразной грацией. «Как танцор»,— подумал Гед. На Джаспере был серый плащ с откинутым назад капюшоном. Первым делом он привел Геда в гардероб, где тот, как студент Школы, мог выбрать себе такой же плащ по своему размеру, а также любую другую одежду, которая ему понадобится. Гед одел понравившийся ему темно-серый плащ, и Джаспер сказал: Теперь ты один из нас.

Джаспер имел обыкновение чуть-чуть улыбаться при разговоре, и Гед невольно начинал искать в его вежливых словах скрытую насмешку. Он угрюмо спросил:

—Разве одежда делает человека магом?

—Нет,— последовал ответ,— хотя я где-то слышал, что хорошие манеры делают человека человеком... Куда теперь?

—Куда хочешь. Я тут ничего не знаю.

Джаспер повел его по коридорам Большого Дома, показывая ему дворики и залы: Комнату Полок, где хранились книги преданий и исписанные рунами тома, огромный Зал Очага, где вся Школа собиралась в праздничные дни. Потом он провел его наверх — в башни и мансарды под крышей, где в маленьких комнатках жили студенты и Мастера. Комната Геда оказалась в Южной Башне. Из ее окна были видны крутые крыши Твилла, а за ними — море. Как и в других комнатах, здесь не было никакой мебели, только в углу лежал набитый соломой матрас.— Мы живем очень скромно,— сказал Джаспер,— но я думаю, ты ничего не имеешь против.

—Я привык к этому,— ответил Гед и, желая показать, что он ничем не хуже этого вежливого надменного юнца, добавил: — Правда, мне кажется, что когда ты появился здесь, у тебя еще не было такой привычки.

Джаспер посмотрел на него, и его взгляд как бы говорил: «Что ты можешь знать о том, к чему я, сын лорда Эолга, привык или не привык?» Но вслух он сказал лишь:

—Нам сюда.

В это время прозвучал гонг, и они спустились вниз, в столовую, чтобы за Длинным Столом разделить полуденную трапезу с сотней других мальчиков и молодых людей. Каждый обслуживал себя сам, накладывая еду из огромных дымящихся котлов и перекидываясь при этом шутками с поварами, после чего занимал любое понравившееся место.

—Говорят,— сказал Джаспер,— что сколько бы народу не село за этот стол, всегда остается свободное место.

И действительно, места хватало и для шумных групп юнцов, евших и разговаривавших с одинаковым усердием, и для старших студентов с серебряными застежками на плащах около шеи, молча поглощавших еду с таким серьезным и задумчивым видом, словно они решали мировые проблемы. Джаспер и Гед уселись рядом с приземистым парнем по имени Ветч, который в основном молчал и с решительным видом запихивал в себя еду. По его акценту было заметно, что родом он из Восточного Предела. У него была очень темная кожа — не красновато-коричневая, как у Геда, Джаспера и большинства народов Архипелага, а черно-коричневая. Он не выделялся ни внешностью, ни изысканными манерами. Закончив обед, он повернулся к Геду и сказал:

—По крайней мере, этот обед — не иллюзия, которых здесь предостаточно. Чувствуется, как он прилипает к ребрам.

Гед не понял, что Ветч имел в виду, но почему-то сразу почувствовал расположение к нему и был рад, когда тот после обеда остался с ними.

Они все вместе спустились в город, и Гед смог наконец повнимательнее рассмотреть его. Хотя улицы в Твилле были короткие и немногочисленные, они так извивались и поворачивали под такими немыслимыми углами среди домов с высокими крышами, что заблудиться было делом нетрудным. Странный это был город, и странные люди жили в нем. На первый взгляд они казались обычными рыбаками, ремесленниками, землевладельцами, но, живя в постоянной атмосфере волшебства, и сами казались наполовину волшебниками. Как Гед уже убедился на собственном опыте, они всегда говорили загадками и ни один из них не моргнул бы и глазом, если бы увидел, как, например, мальчик превращается в рыбу, или дом взмывает в небо. Они сразу догадались бы, что это проделки безответственного юнца-студента и продолжали бы как ни в чем не бывало чинить ботинки или рубить баранину.

Выйдя из задней Двери, ребята прошли через сад Большого Дома и, перейдя по деревянному мостику через чистую и быструю речку Твиллбурн, зашагали по петляющей среди лугов и рощ тропинке на север. Они прошли мимо дубового леса, в глубине которого, несмотря на яркое солнце, прятались густые черные тени. Впереди они увидели рощу, которую Гед никак не мог как следует рассмотреть. Тропинка, казалось, вот-вот приведет к ней, но они не приближались ни на шаг. Гед не мог даже разобрать, какие там растут деревья. Ветч сказал тихо:

—Это Вечная Роща. Но мы не можем дойти до нее...

На залитых горячим солнцем лугах во всю цвели какие-то желтые цветы.

—Искрянка,— сказал Джаспер.— Она растет там, где ветер уронил пепел горящего острова Илиен, когда Эррет-Акбе оборонял Внутренние острова от Огненного Лорда.

Он сорвал один увядший цветок, подул на него, и семена, подобно огненным искрам, взлетели вверх.

Через некоторое время тропа привела их к высокому, круглому холму, поросшему яркой зеленой травкой. Именно этот холм и видел Гед с корабля, когда тот вошел в зачарованные воды острова Рокк. Джаспер остановился на склоне холма.

—Дома, на Хавноре, я много слышал об искусстве волшебников Гонта, и всегда о них говорили с похвалой. Теперь и у нас появился гонтиец, и мы стоим на склонах холма Рокк, чьи корни доходят до центра Земли. Все заклинания имеют здесь огромную силу. Сделай что-нибудь, Сокол. Покажи нам свой стиль.

Застигнутый врасплох и сконфуженный, Гед не нашелся, что ответить.

—Потом, Джаспер,— сказал Ветч в своей обычной прямой и открытой манере.— Пусть он сначала немного освоится.

—У него есть и мастерство, и сила, иначе Привратник не впустил бы его. Почему бы ему не показать себя? Верно, Сокол?

—Правильно, у меня есть и то и другое,— сказал Гед.— Объясни, чего ты хочешь от меня.

—Иллюзий, конечно — разных трюков, обмана зрения. Например, как этот!

Вытянув палец, Джаспер произнес несколько странных слов и в том месте, куда он указывал, среди зеленых стеблей травы появилась тонкая струйка воды. Вскоре из склона Холма забил родник. Гед опустил в него руку — казалось, это настоящая вода, чистая и прохладная. Но ей не утолить жажды — это была всего лишь иллюзия. Еще одним словом Джаспер остановил поток и все стало как прежде, даже трава не намокла.

—Теперь ты, Ветч,— сказал он с холодной улыбкой.

Ветч угрюмо почесал затылок, взял в руки немного земли и начал что-то немелодично напевать. Пальцы его в это время мяли, гладили, раскатывали комок земли, придавая ему какую-то форму, и внезапно он превратился в маленькое существо — не то в шмеля, не то в мохнатую муху. Посидев немного на руке Ветча, оно с жужжанием унеслось прочь.

Гед совершенно упал духом. Что он знает, кроме деревенского колдовства? Он умеет лишь созывать коз, лечить бородавки, перетаскивать мешки, да чинить протекающие горшки.

—Я не занимаюсь такими фокусами,— сказал он.

Для Ветча этого было вполне достаточно, но Джаспер тут же спросил:

—А почему?

—Волшебство — не забава. Мы, гонтийцы, не играем в волшебников для собственного удовольствия,— ответил Гед высокомерно.

—А для чего же?— вкрадчиво осведомился Джаспер.— Ради денег?

—Нет...— но он так и не смог придумать, что бы еще сказать, чтобы скрыть свое невежество и спастись от позора. Джаспер беззлобно рассмеялся и повел их дальше вокруг Холма. Гед плелся сзади, понимая, что вел себя как глупец, и виня во всем Джаспера.

В эту первую ночь, когда он, закутавшись в плащ и вслушиваясь в заполнившую Большой Дом Рокка тишину, лежал на соломенном матраце в своей темной и холодной каменной каморке, мысль о всех тех заклинаниях и заклятьях, которые звучали в этих стенах, захватила все его существо. Вокруг была тьма, в его душе царил ужас. Как ему хотелось оказаться где-нибудь вдали от Рокка! Но в этот момент в дверь постучал Ветч и спросил, можно ли ему зайти и поговорить. Над его головой покачивался голубоватый огонек-обманка, освещавший ему путь. Он присел и начал расспрашивать Геда о Гонте, а потом с любовью заговорил о своих родных островах в Восточном Пределе. Он рассказывал, как по вечерам тихий ветер носит дым деревенских очагов между островами с забавными именами: Корп, Холп и Копп, Венвэй и Вемиш, Иффиш, Коппиш и Снег. Чтобы Геду было понятнее, он пальцем рисовал на каменном полу их очертания, и проведенные им линии некоторое время светились тусклым серебристым светом. Ветч был в Школе уже три года и скоро должен был стать Волшебником — и он пользовался магией так же непринужденно, как птица — крыльями. Но он владел еще одним искусством, которому нельзя было научиться добротой. В эту ночь он предложил и дал Геду свою дружбу, спокойную и открытую, и Гед не мог не ответить ему тем же.

Правда, Ветч дружил и с Джаспером, который сразу же заставил Геда показать себя на Холме круглым дураком. Гед не забыл этого, казалось, что не забыл и Джаспер, который всегда разговаривал с ним очень вежливо, но постоянно усмехаясь. Это больно задевало Геда. Он поклялся в один прекрасный день показать Джасперу, да и всем остальным, среди которых тот был заводилой, насколько в действительности велика его сила. Ведь не эти мелкие фокусники спасли деревню, и ни об одном из них Огион не написал, что он станет величайшим волшебником Архипелага.

Питая таким образом свою гордость, Гед усиленно налег на науки, которым учили носящие серые плащи Мастера Рокка — их звали Девять Мудрых.

Каждый день часть своего времени он проводил с Мастером Сказителем, впитывая Деяния героев и Слои мудрости, начиная с самой древней баллады «Сотворение Эа». Потом, с дюжиной других студентов, он практиковался с Мастером Повелителем Ветров в умении управлять ветрами и погодой. Весной и ранним летом они все погожие дни проводили в бухте Рокка, учась управлять маленькой легкой лодкой при помощи слов, усмирять волны, разговаривать с настоящим ветром и поднимать ветер магический. Это очень тонкое искусство, и Гед частенько получал синяки и шишки, не успевая увернуться от гика, когда ветер внезапно начинал дуть в другую сторону. Или вдруг его лодка сталкивалась с другой, хотя вся бухта была в их распоряжении: или он вместе с двумя товарищами оказывался в воде, когда огромная, неизвестно откуда взявшаяся волна переворачивала их утлое суденышко. Более спокойными были походы по суше с Мастером Целителем, вводившим их в мир растений. Мастер Руки учил фокусам, жонглированию и азам искусства Перевоплощения.

Наука давалась Геду легко, и уже через месяц он обогнал ребят, проведших в школе целый год. Особенно хорошо получались у него иллюзии. Казалось, этот дар заложен в нем с рождения и теперь он лишь вспоминает что-то давно забытое. Мастер Руки, мягкий и добрый человек, был бесконечно влюблен в то искусство, которое преподавал. Гед сначала благоговел перед ним, но скоро это чувство прошло, и он начал одолевать старика вопросами. Мастер всегда улыбался в ответ и показывал Геду все, что тот хотел. Но однажды, желая наконец посрамить Джаспера, Гед сказал Мастеру:

—Сэр, все заклинания одинаковы, если знаешь одно, можно сказать, что знаешь все. Но в конце концов каждая иллюзия исчезает. Если я превращу камешек в алмаз,— и он быстро сделал это, взмахнув рукой и произнеся какое-то слово,— что я должен сделать, чтобы алмаз остался алмазом? Как заставить заклинание длиться вечно?

Мастер Руки внимательно посмотрел на драгоценность, которая сверкала на ладони Геда, словно гордость коллекции какого-нибудь дракона. Затем произнес одно слово: «Толк», и алмаз снова стал невзрачным серым осколком скалы. Мастер взял его и поднес поближе к глазам.

—Этот камень,— сказал он, мягко глядя на Геда,— на Истинном Языке называется «Толк». Кусочек камня, из которого сложен наш остров, частица суши, на которой живут люди. Он — часть нашего мира. Пользуясь заклинаниями, можно заставить его выглядеть как алмаз, цветок, пчела, глаз или огонь. Камень принимает ту форму, какую ты пожелаешь, а затем вновь превращается в камень. Но все это только видимость. Иллюзия обманывает чувства смотрящего, она заставляет его видеть, слышать и чувствовать превращение какого-либо предмета. Но иллюзия не изменяет самой вещи. Чтобы сделать из этого камня настоящую драгоценность, ты должен дать ему другое Имя. А для этого, сынок, необходимо изменить сам мир, частью которого является камень. Это действительно можно сделать. Ты научишься этому у Мастера Превращений, когда будешь готов. Но ты не должен изменять ни единой песчинки, пока не будешь точно знать, что последует за твоим действием — добро или зло. Мир находится в равновесии, но заклинания Изменения или Вызова могут поколебать его. Это очень опасно. Такие поступки обязательно должны опираться на знания и служить определенной цели. Когда зажигаешь свечу, появляются тени...

Он вновь взглянул на камешек.

—Знаешь, камень — тоже неплохая штука. Если бы острова Земноморья были сложены из алмазов, у нас была бы трудная жизнь. Наслаждайся иллюзиями, паренек, и пусть камни останутся камнями.

Он улыбнулся, но Гед отнюдь не был удовлетворен. Как только попытаешься выудить из мага его секреты, он обязательно начинает разглагольствовать, подобно Огиону, о равновесии, опасности, тьме. Гед был бы уверен, что настоящий маг, прошедший весь путь от этих детских трюков с иллюзиями до секретов Вызова и Изменения, может делать все, что ему угодно. Он может сбалансировать мир, как ему нравится и отодвинуть тьму своим собственным светом.

В коридоре он встретил Джаспера, который в последнее время, слыша об успехах Геда, разговаривал с ним, казалось, более дружелюбно, но, на самом деле, с еще большей издевкой.

—Почему у тебя такой унылый вид, Сокол? Не получается что-нибудь?

Стараясь, как всегда, не уронить себя в глазах Джаспера, Гед ответил, не обращая внимания на насмешливый тон:

—Я по горло сыт жонглированием, меня мутит от иллюзий и всех этих трюков, годных только для развлечения скучающих Лордов в их замках. Из всего, чему я здесь научился, только малая часть действительно полезна. А все остальное просто глупости!

—Даже глупости опасны,— ответил Джаспер,— в руках глупца.

Геду вздрогнул, будто его ударили, и, шагнул к Джасперу. Но тот только улыбнулся, как бы показывая, что не хотел никого оскорбить, и, как обычно, легонько кивнув на прощание, пошел дальше.

Клокоча от ярости и глядя вслед Джасперу, Гед поклялся, что превзойдет его, и не в каком-нибудь пустяковом состязании, а в настоящем деле. Он покажет себя, унизит Джаспера, и не позволит никому смотреть на него сверху вниз.

Геду не давал покоя вопрос: почему Джаспер ненавидит его? Он лишь знал, за что сам ненавидит Джаспера. Другие студенты давно поняли, что им трудно тягаться с Гедом. Они говорили о нем — кто с похвалой, а кто и со злобой: «Он прирожденный волшебник, и не позволит никому превзойти себя.» Один только Джаспер не хвалил, но и не избегал его. Он просто смотрел на Геда сверху вниз, слегка улыбаясь. И поэтому Джаспер был его единственным соперником, которого любой ценой необходимо было поставить на место.

Гед не видел или не хотел видеть, что в этом противоборстве, ставшем частью его жизни, таятся те самые опасности, о которых предостерегал его Мастер Руки.

Когда ярость не затмевала разум Геда, он понимал, что ему еще далеко до Джаспера или до других старших студентов, и продолжал учиться. К концу лета напряжение в работе немного спало, так что оставалось время и для развлечений — лодочных гонок в бухте, состязаний в мастерстве владения иллюзиями во дворах Большого Дома, игр в прятки долгими вечерами, где водящий и игроки были невидимы, и только веселые юные голоса звенели среди деревьев. Потом пришла осень, и все с новыми силами взялись за учебу. Словом, первые месяцы в Школе пролетели для Геда незаметно, наполненные новыми впечатлениями.

Зима принесла перемены. Вместе с еще семью студентами его послали на другой конец острова, на Северный мыс, где стоит Башня Уединения. Там в одиночестве жил Мастер Слова. Имя у него было странное — Курремкармеррук, ни в одном языке Архипелага не встречалось такого слова. На несколько миль от Башни не было ни одного поселения. Уныло возвышалась она над прибрежными утесами. Серы были облака над суровым зимним морем, и бесконечны были списки Имен, которые следовало выучить. На высоком стуле в окружении своих учеников сидел Курремкармеррук, записывая слова, которые нужно был запомнить до темноты, потому что в полночь чернила исчезали, и пергамент опять становился чистым. Здесь царил полумрак, было холодно и тихо. Тишина нарушалась только скрипом пера Мастера, да иногда вздохом бедного студента, которому предстояло до полуночи вызубрить название каждого мыса, бухты, фарватера, канала, гавани, мели, рифа и скалы на берегах Лосса, крохотного островка в море Пелна. На жалобы студентов Мастер обычно не отвечал, но удлинял список. Иногда он говорил:

—Тот, кто хочет стать Владыкой Моря, должен знать Настоящее Имя каждой капли воды.

Гед хоть и вздыхал иногда, но не жаловался. Он понимал, что в этой пыльной и беспросветной зубрежке Имен каждого места, предмета и существа содержится, как бриллиант на дне высохшего источника, та власть, к которой он стремится. Ведь вся магия и состоит в том, чтобы назвать каждое место, вещь или существо их Настоящими Именами. Так сказал Курремкармеррук в их первый вечер в Башне. Он больше не повторял этих слов, но Гед их запомнил.

—Много великих волшебников потратили всю жизнь на то, чтобы найти Имя одной-единственной вещи, одно-единственное забытое или скрытое Имя. Но списки наши далеко неполны. И они не будут завершены никогда. Послушайте меня, и вы поймете, почему. В мире под солнцем, и в другом мире, где нет солнца, есть много такого, что не имеет ничего общего с людьми и людской речью, и есть силы, по сравнению с которыми силы людей — ничто. Но магия, истинная магия, подвластна лишь тем, кто говорит на языке Хардик, или на Древнем языке, из которого он вырос.

На этом языке говорят драконы, на нем говорил Сегой, сотворивший острова Архипелага, на этом языке мы поем баллады и песни, произносим свои заклинания и заклятья. Слова его разбросаны и скрыты среди привычных нам слов. Например, мы зовем пену на волнах «сакиен». Это слово составлено из двух слов Древнего языка: «сак» — перо, и «иниен» — море. Перо моря — вот что такое пена. Но нельзя зачаровать пену, назвав ее «сакиен»; вы должны использовать ее Настоящее Имя — «эсса». Любая колдунья знает несколько слов Древнего языка, маг знает их много. Но слова забыты, некоторые известны только драконам и Древним Силам Земли, а некоторых не знает никто... И ни один человек не может знать их все, так как им нет конца.

Вся загвоздка — в следующем. Например, слово для моря — «иниен». Что ж, прекрасно. Но то, что мы называем Внутреннем Морем, имеет свое название на Древнем языке. Так как ничто не имеет двух Настоящих Имен, «иниен» может означать только «все море, кроме Внутреннего». Но оно, конечно, не означает даже этого: ведь существуют бесчисленные заливы, бухты и проливы, у которых тоже есть Имена... Если какой-нибудь маг окажется достаточно глуп, чтобы попробовать наложить чары на шторм, или успокоить весь Океан, в его заклинаниях должны звучать названия каждого фута моря, не только в Архипелаге, но и за Внешними Пределами — везде, где волшебство имеет силу. Таким образом, как раз то, что позволяет нам заниматься магией, одновременно ограничивает наши возможности. Маг может управлять только тем, что рядом с ним и что он может назвать точно и полно. И это хорошо, иначе какой-нибудь извращенный или капризный маг давным-давно попытался бы изменить то, что не может быть изменено, и Равновесие нарушилось бы. Разбушевавшееся море затопило бы острова, где мы живем, и похоронило бы в бездонной пучине все голоса и Имена.

Гед много думал над этими словами и кое-что начал понимать... Однако даже великая цель не могла сделать работу в Башне менее трудной и сухой. В конце года Курремкармеррук сказал ему:

—Ты хорошо начал...

Не более того. Маги говорят только правду, а правда заключалась в том, что все, чему научился Гед за один год, было только началом, прелюдией к тому, что он должен узнать за всю жизнь. Он запоминал все быстрее остальных и покинул Башню Уединения раньше всех, но это была единственная награда, которой его удостоили.

Поздней осенью, в одиночестве, по пустынным дорогам, отправился он на юг. Ночью пошел дождь. Гед не пытался остановить его, потому что погода на острове находилась в руках Мастера Ветров, а он не одобрял вмешательства в свои дела. Гед нашел убежище под огромным дубом, закутался в плащ и подумал об Огионе. Наверное, как и каждую осень, он странствует сейчас по Гонту, спит под крышей из голых ветвей, а вместо стен его окружают его струи дождя. Гед невольно улыбнулся — мысли об учителе всегда приносили ему утешение и, несмотря на промозглую тьму, окружающую его, он уснул с легким сердцем под шелест дождя. Когда он проснулся, дождь уже кончился. Он поднял голову и в складках своего плаща увидел какого-то маленького спящего зверька, забравшегося к нему в поисках тепла. Гед удивился, когда понял, что это отак — редкое и странное животное.

Они водятся только на четырех южных островах Архипелага: Рокке, Энсмере, Поди и Воорорте. Отаки — небольшие гладкошерстные зверьки, с широкой мордочкой, темно-коричневым или полосатым мехом и огромными яркими глазами. Зубы их остры, нрав вспыльчив — редко кому удавалось приручить отака. Они совершенно немы. Гед погладил отака. Тот проснулся и широко зевнул, показав маленький коричневый язычок и острые зубы, но совсем не испугался.

—Отак,— сказал Гед, но затем, вспомнив имена всех зверьков, которые он выучил в Башне, он назвал его Настоящим Именем: — Хог! Хочешь пойти со мной?

Отак уселся на раскрытую ладонь Геда и принялся расчесывать шерстку.

Гед посадил зверька себе на плечо и отправился дальше. Несколько раз отак спрыгивал и убегал в кусты, но всегда возвращался. Один раз он даже принес только что пойманную лесную мышь. Гед засмеялся и сказал отаку, чтобы он съел ее сам. В этот день был Праздник Возвращения Солнца, и когда Гед в сумерках добрался до Холма, то увидел яркие огни, плавающие среди струй дождя над крышей Большого Дома. Он вошел в него и был радостно встречен Мастерами и своими приятелями.

При виде такого множества знакомых лиц Геду показалось, что он вернулся домой, а когда он увидел, как через толпу к нему пробирается Ветч с широкой улыбкой на смуглом лице, радости его не было предела. Как Геду не хватало его в Башне! Ветч уже не был студентом, срок его обучения закончился, и он стал Волшебником, но это не отдалило их друг от друга. Они сразу оживленно заговорили, и Гед подумал, что за час сказал другу больше слов, чем произнес в Башне Уединения за целый год.

Скоро все уселись за длинные столы, накрытые для праздничного ужина в Зале Очага. Отак все еще сидел на плече Геда, уютно устроившись в складках капюшона. Ветч удивился, увидев это маленькое создание и попробовал погладить его, но отак огрызнулся, щелкнув острыми зубами. Ветч засмеялся. Говорят, что с человеком, полюбившимся дикому зверю, Древние Силы камня и воды разговаривают человеческим голосом.

—Говорят еще, что маги с Гонта часто приручают диких зверей,— заметил сидевший рядом с Ветчем Джаспер.— У нашего Лорда Неммерле, например, есть ворон, а в песнях поется, что Рыжий Маг с острова Арк водил за собой на золотой цепочке дикого вепря. Но я никогда не слышал про волшебника, у которого крыса сидела бы в капюшоне!

Все рассмеялись, и Гед тоже. Вечер был праздничный, он был счастлив, что находится здесь, в тепле, со своими друзьями. Хотя шутка Джаспера, как и все его шутки, была далеко не безобидной.

В этот вечер гостем Школы был Лорд О, сам прославленный маг. В свое время он учился у Неммерле и иногда возвращался на Рокк, чтобы повеселиться на Встречи Зимы или на Долгом танце летом. С ним была его жена, юная, стройная и сияющая. Ее черные волосы украшали огромные опалы. Женщин редко можно было встретить в Большом Доме, и некоторые старые Мастера поглядывали на нее неодобрительно... Молодежь же не сводила с нее глаз.

—Для такой, как она,— сказал Ветч,— я соорудил бы такую иллюзию...

—Она всего лишь женщина,— ответил Гед.

—Принцесса Эльфарран тоже была всего лишь женщиной, но из-за нее весь Энлад был обращен в руины, ради нее умер Герой Хавнора, и остров Солеа погрузился в море.

—Старые сказки,— заявил Гед, но после слов Ветча стал чаще поглядывать в сторону Леди О, стараясь понять, та ли это неувядающая красота, которая воспета в древних балладах.

Мастер Сказитель спел «Деяния юного короля», и все вместе они спели Гимн Зиме. Потом, прежде чем люди начали подниматься с мест, Джаспер подошел к столу у очага, за которым сидел Великий Маг, его гости и другие Мастера, и заговорил с Леди О. За год Джаспер из мальчика превратился в высокого красивого юношу и, как и Ветч, был произведен в Волшебника, получив право носить серебряную застежку на плаще.

Леди улыбнулась его словам и опалы переливались в ее черных волосах. Но вот Мастера кивнули головами в знак благосклонного согласия, и Джаспер принялся за работу. Белое дерево выросло из каменного пола. Ветви его коснулись высокой крыши, и на каждой веточке, словно солнце, засияло золотое яблоко — как на Дереве Жизни. Белые, как только что выпавший снег, птицы запорхали среди ветвей, золотые яблоки начали тускнеть и, превратившись в хрустальные капли, упали с мелодичным звоном на пол. По залу разнеслось благоухание, дерево зацвело белоснежными цветами и покрылось алыми листьями... Мираж медленно растаял. Леди вскрикнула от изумления и склонила свою сверкающую голову перед юным магом в знак уважения к его мастерству.

—Поедем с нами, будем вместе жить на О-токне. Можно ему поехать с нами?— совсем по-детски спросила она своего сурового мужа. Но Джаспер сказал только:

—Когда мое искусство станет достойным моих Учителей и Вашей благосклонности, Леди, тогда я приеду на ваш остров и с радостью буду служить вам вечно.

Так что все остались довольны, кроме Геда. Он присоединил к похвалам свой голос, но не сердце. У меня получилось бы лучше,— пробормотал он про себя, обуреваемый завистью. После этого все радости вечера померкли для него.

Следующее