|
|||||||||||
|
Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Алекс Орлов. Тютюнин против ЦРУ >> Части 109 - 115 |
Алекс Орлов. Тютюнин против ЦРУ |
| Предыдущее |
Части 109 - 115
- 109 -
Горбатый мул и черный жеребец шли молча. Не фыркали, не сопели и даже не трясли головами, как будто знали о том, что ожидало их временных седоков.
Сергей и Леха тоже не разговаривали и одновременно мечтали о счастливом спасении, чтобы р-раз — и моментально перенестись в гараж, к брошенному «запорожцу» и многим другим приятным вещам, которые прежде и не считались столь уж приятными.
Тютюнин по-прежнему ничего не видел и даже подумывал сбросить шлем, однако внутри было все же уютнее, хотя и довольно душно. Впрочем, это сейчас не имело никакого значения.
—Ты клизму взял? — пробубнил Сергей в свое железо.
—На поясе висит. С водой, — ответил Леха. И, помолчав еще немного, сказал:
—А может, с ним пообщаться можно, а? Давай предложим ему колбаски — пойдем проторенной дорогой.
—Это мысль, — согласился Леха. — Или твой «запорожец»...
—Хорошо, — ответил Окуркин безо всякого воодушевления. «Запорожца» ему было жалко.
Наконец они достигли вершины холма, где свистел на ветру ковыль и жужжали травяные мухи. Лошади остановились. Мул издал негромкий, грустный звук и, подняв голову, посмотрел на черного жеребца.
Тот несколько раз ударил копытом и пошел вперед, совершенно не интересуясь желаниями своего пассажира.
—Удачи, Серега! — крикнул Окуркин со стоящего Трубадура. — Если что, руби с плеча!
Тютюнин не ответил, поскольку жеребец перешел на рысь и за грохотом железа ничего нельзя было расслышать.
Стараясь не вывалиться из седла и при этом еще не уронить меч, Сергей тщетно дергал головой, пытаясь установить смотровые щели напротив глаз.
Временами ему удавалось увидеть небо или голову жеребца, но чаще — ничего.
Неожиданно скакун остановился, да так резко, что Сергей еле удержался в седле. От резкого толчка шлем наконец встал как надо, и Тютюнин увидел дракона.
Тот сидел на лошади, сплошь укрытой белой попоной, так что наружу выглядывали только ее уши и глаза.
Сам дракон был широк в плечах, а его шлем выглядел как голова настоящего чудовища.
Тяжелый двуручный меч покоился на его плече, готовый к немедленной смертельной работе.
«Я пропал», — сказал себе Тютюнин, позабыв про то, что собирался предложить чудовищу Лехин «запорожец».
Страшный противник тронул бока лошади шпорами, и она пошла вперед. Дракон поудобнее схватился руками за длинную рукоять меча и, снова дав коню шпоры, заставил его броситься вскачь. Тютюнин понял, что его атакуют, и попытался замахнуться своим оружием. Почувствовав это движение, черный жеребец двинулся навстречу врагу, и в следующее мгновение шлем Тютюнина снова съехал на сторону.
Где-то совсем близко Серега услышал рычание и свист рассекаемого сталью воздуха. Он успел лишь выставить перед собой меч, и это спасло его от немедленной гибели. Раздался звон, а затем мощный удар по шлему выбил Тютюнина из седла.
Шлем соскочил, и Сергей увидел рослого всадника, который спрыгнул с лошади в попоне и направился к проигравшему. Подойдя к Сергею, победитель приставил свой огромный меч к его груди и сказал:
—Будешь просить пощады, червь?
—Буду, — с готовностью ответил Тютюнин и этим слегка озадачил дракона.
—Но... тебе придется встать на колени.
—Хорошо.
Тютюнин оперся руками о землю и встал, как потребовал победитель, чем лишил его дара речи.
—Ты должен будешь поцеловать мой сапог... — неуверенно добавил дракон, уже без прежней решительности.
—Сколько раз? — деловито осведомился Серега.
—Пять...
—Тогда начнем.
Тютюнин согнулся над запыленной замшей и начала целовать, отсчитывая вслух:
—Раз, два, три, четыре...
На четвертом случилась заминка — в рот Сереге попал камешек, но он сплюнул его в сторону и благополучно закончил испытание.
—Все, ровно пять, — улыбаясь сказал он и поднялся на ноги.
—Но рыцари так не поступают! — в отчаянии воскликнул дракон.
—Как видите, случаются исключения, — охотно прокомментировал Тютюнин.
—Настоящий рыцарь предпочитает смерть унижению! Я это точно знаю — я убила их не одну сотню...
В смятении дракон сбросил шлем, и тут пришло время удивляться Тютюнину — из-под уродливой, выкованной из железа драконьей рожи обрушился водопад каштановых волос.
—Вы женщина?! — воскликнул Тютюнин.
—Рыцари так не поступают! — гнул свое дракон.
—Но вы ведь женщина, а женщина не может быть драконом! — произнес Тютюнин, впрочем, тут же усомнившись в своих словах.
—Ладно, делать нечего. Придется взять тебя в плен...
—Как скажете, дамочка.
—Я тебе не дамочка! — рявкнула молодая женщина и, схватив за край Лехиной кольчуги, разорвала ее, словно прогнившую тряпку.
—И... извините, я был не прав. Как к вам обращаться?
—Можешь называть меня... мой повелитель.
—Большое вам спасибо. Куда прикажете идти, мой повелитель?
—Иди вон к тем шестам, видишь?
—Вижу, — ответил Тютюнин и пошел в указанном направлении, а его повелительница стала собирать свои трофеи — черного жеребца, оброненный Сергеем шлем и меч.
Чем ближе он подходил к длинному, уходившему к горизонту частоколу высоких шестов, тем более странными они ему казались.
Забор не забор, столбы не столбы. На некоторых сидели вороны и что-то сосредоточенно долбали клювами.
И лишь подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть оскал зубов и черноту пустых глазниц, Серега понял, что это.
—Это головы, — сказала женщина, которая почти неслышно подъехала сзади. — Твоя должна была сидеть вон на том шесте.
—Да, — заторможенно кивнул Сергей. — И что вы теперь со мной будете делать, мой повелитель?
—Подумать нужно, — пожала плечами женщина, покачиваясь в седле и свысока поглядывая на жалкого Серегу Тютюнина. — Что-то ты совсем не похож на рыцаря и в седле держался словно куль. Зачем ты приехал? Славы искал или судьбу испытывал?
—Вообще-то мы с другом здесь проездом... — Тютюнин глупо улыбнулся. — Ненадолго...
—Все мы в этом мире ненадолго, — философски заметила женщина.
—А вы случайно не Глоссария? — рискнул спросить Сергей.
Поначалу женщина ничего не ответила, а затем кивнула и характерным женским жестом поправила волосы.
—А меня послали вас от дракона спасать...
—Братец мой? — усмехнулась Глоссария.
—Так точно. Смертью мне пригрозил. Иди, говорит, рыцарь Сирэй, и в жестокой схватке отруби ужасному чудовищу его башку. Пленных, говорит, не бери. От них, говорит, одни неприятности.
—Да уж я вижу. — Глоссария покосилась на Серегу. — Зря я тебя в плен взяла. Убить надо было. Эх, надо было тебя убить. Рыцарь должен умирать красиво. На то он и рыцарь, а ты в плен сдался — нехорошо. Теперь ты покрыт позором.
—Зато живой, — возразил Тютюнин. — И вообще я никакой не рыцарь. Это меня в рыцари ваш братец записал. А я обычный приемщик в фирме «Втормехпошив».
Глоссария настороженно посмотрела на своего пленника. Он говорил непонятные вещи.
—А это, значит, вы все сами? — спросил Сергей, указывая на нескончаемую вереницу насаженных голов.
—Что-то уже было до меня — осталось от прежнего дракона, но я тоже без дела не сижу. Верчусь как белка в колесе. Дети, дом, огород, муж. Да еще эти — прут и прут. Дракон им, видите ли, понадобился. А я так думаю — от безделья все это! Если бы господа рыцари сами брюкву сажали да детишкам пеленки стирали, они бы иначе развлекались.
- 110 -
Вскоре частокол ужасных столбов закончился, и Сергей увидел стоявший рядом с кипарисовой рощей дом. Он был обнесен высоким каменным забором и производил впечатление надежной крепости.
—Это мое жилище, — сказала Глоссария.
—Хорошая дачка. Зелени много.
—И мух тоже.
Завидев мать, из ворот выбежали дети. Их было четверо в возрасте от пяти до десяти лет.
—Мам, а чего это ты его не убила? — спросил самый старший мальчик.
—Сама не знаю, — призналась Глоссария.
—Убей его сейчас. Не тащить же человека под свою крышу...
—Что-то ты больно разговорчив, мальчик, — вмешался Сергей, поскольку эта тема ему не нравилась.
От такой дерзости пленника мальчик онемел. Но вдруг глаза его сверкнули огнем, и, приблизив к Тютюнину свое лицо, носившее следы явно аномального происхождения, пацан прошипел:
—Я еще сожру твои кишки...
—Ладно, Гарри, где отец? — перебила его Глоссария.
—В амбаре заперся. Воет.
—Опять воет, — вздохнула Глоссария и, соскочив с коня, отдала поводья Гарри, а трофейного черного жеребца досталось повести второму мальчику, который ничего не говорил и только изредка облизывал губы змеиным языком.
—Клаус, Эсмеральда, идемте домой, — позвала Глоссария двух самых маленьких. — А тебя, — обратилась она к Сергею, — я запру в амбаре.
—Но там же папа, мамочка! — напомнила крохотная Эсмеральда.
—Ничего страшного. Они оба безобидны. Даже слишком...
Тютюнина провели через просторный двор и заперли в большом сарае.
Снаружи лязгнули крепкие засовы, и он понял, что на какое-то время оказался в относительной безопасности.
Оглядевшись, Сергей обнаружил висевшие под потолком связки лука и прошлогодней кукурузы. Здесь же валялись сломанные лопаты, топоры без топорищ, несколько ржавых подков и десятка два запыленных седел.
«Понятно», — сказал себе Тютюнин, догадываясь о происхождении седел.
—Пить будешь? — прозвучало совсем рядом. Сергей вздрогнул.
—Пить, спрашиваю, будешь? — снова спросили Серегу, и на этот раз он увидел сидевшего у стены худощавого незнакомца с всклокоченными волосами и слегка выдвинутыми вперед челюстями.
—Ты кто? — спросил худощавый.
—Здравствуйте.
—Что-то я не понял — ты глухой или идиот?
—Меня зовут Сергей Тютюнин.
—Похоже, и то и другое, — поставил диагноз худощавый. — Пить будешь, идиот?
—Вообще-то мне нельзя, — ответил Сергей и тут же добавил:
—Здесь нельзя.
—А чем тебе здесь не нравится? — Худощавый обвел взглядом пространство сарая. — Здесь тихо и чисто. Здесь... просто выть хочется. Веришь?
—Верю.
—Ну тогда присаживайся. Составишь мне компанию, а пить я буду один.
—Не возражаю, — сказал Сергей и, подойдя к незнакомцу, присел на перевернутый ящик.
—Надолго к нам? — спросил хозяин сарая, наливая в стакан какой-то мутной жидкости.
—Пока не знаю. Это как Глоссария решит.
—Тогда ты... — Незнакомец залпом осушил стакан и громко икнул. — Тогда ты покойник при отягчающих обстоятельствах.
Тютюнин ничего на это не сказал, поскольку, наоборот, считал, что худшее позади. После небольшой паузы, во время которой худощавый наливал очередную дозу, он спросил:
—А вы, извиняюсь, кто будете?
—Теперь уже никто, — неопределенно ответил худощавый и снова выпил. — Теперь уже никто, — повторил он с надрывом и шмыгнул носом, — а раньше... раньше я был драконом. Настоящим драконом, с тремя головами, зубищами, как у саблезубого тигра, и крылья имел с изменяющейся геометрией. А теперь видишь что со мной произошло...
С этими словами худощавый вскочил на ноги и, задрав грязную майку, продемонстрировал выпирающие ребра.
—Здорово. Мне нравится, — сказал Сергей, желая приободрить дракона.
—Да ты что! — вскинулся дракон. — Ты не понял, что со мной произошло?!
—Думаю, вы долго болели, — простодушно ответил Тютюнин.
—Что? — Дракон посмотрел на Сергея сумасшедшими глазами и, опустив майку, сел на прежнее место. — Это ты правильно сказал, парень. Я долго болел.
—Зато у вас есть дом, семья. Детки послушные.
—Это только видимость, потому что семья для меня как камень на шее. Я ведь по природе своей свободный охотник.
—Ваша жена показалась мне интересной женщиной. Ей, наверно, и тридцати не стукнуло?
—Двадцать восемь... — буркнул дракон и после недолгого раздумья добавил:
—Когда я ее украл, ей было всего восемнадцать. Красавица была писаная. Поначалу думал, сожру ее к зимним праздникам. У нас же, у драконов, употреблять девушек в пищу положено по диетическому порядку, но она меня провела.
—Как же? — заинтересовался Сергей.
—Не догадываешься? — грустно усмехнулся дракон.
—Нет.
—Сексом, дружок, сексом. Мне еще мама в детстве говорила: как поймал красавицу принцессу, так жри на месте и не слушай, что скажет, потому что соблазнит в момент. Я не послушался матери, и вот... — Дракон вздохнул и налил себе еще. — По правде говоря, Глоссария дело свое знала. Такая женщина может убедить любого, что он без нее никак. А я оттягивал праздничную трапезу, думал, завтра сожру, послезавтра сожру... Хотелось все попробовать, у нас ведь, у драконов, с этим делом все намного прозаичнее, не то что у людей... — Дракон выпил, вытер тонкие губы ладонью и продолжил рассказ:
—Потом, когда я уже решил, что все — пора заканчивать этот медовый месяц, Глоссария мне заявляет, что, дескать, доигрались. В интересном я, говорит, положении. А я сам себе думаю — а уж в каком я интересном положении, ведь в ней дите мое, а у нас, у драконов, что бы там люди о нас ни врали, свои принципы имеются. Так и осталась жить у меня. Думаю, родит сыночка, а уж потом я с ней все вопросы порешаю. Ну и что же ты думаешь?
—Что?
—Родился Гарик — старший мой, а эта... порочная женщина снова меня взяла в оборот. Веришь, только на нее и работал. Сил в соседнюю деревню слетать, попугать народишко, и то не оставалось. Однако, когда я снова собрался было ее сожрать, она уже снова была беременна... И, что самое плохое, парень, она же стала детей настраивать против меня. Против родного папы! — Дракон ударил себя кулаком в грудь и закашлялся.
—Пить будешь? — снова спросил он, махнул рукой и налил только себе. Подняв стакан повыше, он посмотрел его мутное содержимое на свет и сказал:
—Если бы не эти грибочки, я бы на себя уже лапы наложил. А так, примешь на грудь, и словно все силы вернулись. Кажется, захочу — и снова встану на крыло, взлечу к облакам и курлы-курлы, потянусь на юг с осенним караваном.
Дракон всхлипнул и, чтобы приглушить тоску, снова выпил.
—А скажите, пожалуйста, дракон, это правда, что вы огонь можете извергать, как Газпром какой-нибудь?
—Мог. Запросто мог. Иной раз длина факела достигала восьми метров. Не всегда, конечно, но случалось. А сейчас от этого дела осталась одна только утренняя икота. Веришь?
—Верю.
—Вот, хороший ты парень, Серега. Хороший, а Гло-ська тебя сожрет, помяни мое слово. Сожрет... — Дракон пьяно улыбнулся и, отщипнув от дощатой стены щепку, принялся ее задумчиво жевать.
—Может, тебе стоит поговорить с ней, друг? — осторожно предложил Серега.
—О чем? Я ведь дракон, а она — человек. Хотя уже давно перетянула всю мою силу и даже в Союзе драконов зарегистрировалась. Я поехал разбираться — мол, не положено человека драконом записывать. Не по закону это. У нас ведь даже общие дети не могут драконами регистрироваться. Только аспидами, а права аспидов сильно урезаны. Они, например, не могут наследовать титулы и имущество родителей-драконов. А мне сказали — ты, говорят, Герман, меня ведь Германом зовут, ты говорят, Герман, больше на аспида похож, чем твоя жена на человека. Она, говорят, всю статистику округа на себе держит, потому что рыцари к ней сплошным потоком идут. Не успеваем, говорят, колья для трофеев затачивать...
Дракон Герман вздохнул и снова потянулся за кувшином.
—И пришел я, Сережа, к неутешительному выводу, что бюрократы — люди или драконы, — все они по сути своей сволочи.
—Твоя правда, Герман.
—Вот. А в семье нашей теперь Глоська дракон, а я так — сочувствующий. Мне старшенький мой, Гарик, так и говорит: мы, мол, с мамой драконы, а ты, папа, форменный алкоголик.
На двери сарая загремел засов, и она широко распахнулась, впустив в темное помещение яркий солнечный свет. Тютюнин зажмурился и прикрыл глаза рукой.
—Рыцарь, на выход! — скомандовал твердый детский басок.
—А зачем? — спросил Сергей.
—Иди, парень. Тебе с Глоссарией лучше не спорить, а Гарик ее правая рука. Иди. И прощай.
—И ты прощай, Герман. Удачи тебе...
- 111 -
Выйдя во двор, Тютюнин увидел Глоссарию, уже без доспехов, но в грубых холщовых штанах и в рубахе, подпоясанной широким мужским поясом.
Перед ней стоял невысокий субъект. Впрочем, рядом с Глоссарией любой человек казался невысоким. Субъект нервно мял в руках свою шляпу с пером и выглядел очень жалко.
Сергей подошел ближе и, кивнув на перепуганного незнакомца, спросил:
—Кто это?
—Посыльный от марвиля Шонкура, — ответила Глоссария и, тут же спохватившись, метнула в Сергея злобный взгляд и зарычала:
—Что-то ты слишком бойким стал, рыцарь! Я ведь и передумать могу!
—А чего не так? Передумать, Глося, ты можешь, только порядок вещей не пересечешь. Уважаешь ты порядок, потому как женщина честная и работящая.
Тютюнин и сам не понимал, откуда у него родились такие умные слова, да еще в большом количестве.
Пораженная принцесса молча взирала на пленника, не зная, что ей теперь с ним делать — убить и разбросать клочья по всему двору или прислушаться к его речам.
—Посыльный от марвиля Шонкура. Братец требует, чтобы ты немедленно вернулся в город и предстал перед судом за предательство. Если не вернешься, убьют твоего оруженосца Флекса.
—Значит, я должен ехать, — вздохнул Сергей. — Вот только на чем...
—Жеребца ты получишь обратно.
—Но мама! — воскликнул стоявший рядом Гарри. Однако Глоссария не обратила внимания на возглас своего любимца.
—Меч и шлем — тоже.
—Спасибо тебе, добрая женщина. — Сере га поклонился, понимая серьезность момента. Распрямившись, он посмотрел в упор на принцессу. — За что брат ненавидит тебя? Он ведь знает, что дракон — это ты.
—Знает, — кивнула Глоссария. — Он бы и пальцем не пошевелил, оставайся я прежней Глосей, но принцесса-дракон его пугает. Он боится за свой трон.
Гарик привел черного жеребца и принес Серегино оружие.
Тютюнин, как в кино, легко запрыгнул в седло и безупречно надел шлем, сразу сориентировавшись, куда нужно смотреть.
Почувствовав крепкую хватку седока, скакун захрапел и попытался встать на дыбы, но Тютюнин резко осадил его и, обращаясь к Гарри, сказал:
—Не дразни больше батю, Гарик. Чти своего родителя. Дайте ему расправить крылья, иначе сгубят его грибы.
Затем Сергей развернулся в сторону Глоссарии и отсалютовал ей мечом.
—Прощай, принцесса!
—Прощай, рыцарь! — ответила Глоссария и отвернулась, чтобы никто не видел ее слез.
Сергей повернул коня и, дав ему шпоры, погнал рысью в сторону клонившегося к закату солнца.
—Подождите, рыцарь! Подождите! — заголосил курьер и, нелепо переваливаясь, побежал следом.
- 112 -
Только за рощей кипарисов Тютюнин придержал коня, и запыхавшийся курьер наконец догнал его.
—Не спешите... Не спешите так, ваша милость, вы меня совсем обессилили...
—Где твоя лошадь? — спросил Сергей, снимая шлем.
—Там, за холмом, — курьер махнул рукой. — Прошу вас, не спешите, ваша милость, иначе я совсем свалюсь.
—Хорошо, — согласился Тютюнин и пустил коня шагом.
Когда они поднялись на холм, в ноздри ударил странный запах. Сергей повернулся к курьеру.
—Чем это ты воняешь, товарищ?
—Керосином, ваша милость, — ответил курьер. — У нас в народе говорят, что драконы не любят этот запах, вот и я облился для безопасности.
—По-моему, от тебя еще чем-то несет.
—Ну... есть немного. Стоять напротив дракона и не запачкать штаны — это только рыцарю по силам, такому как вы, ваша милость. Я же человек простой. Но вы не извольте беспокоиться, я прихватил смену белья — знал, куда еду.
Они спустились к одинокому деревцу, к которому был привязан мул — почти точная копия Трубадура, только рыжего окраса.
—Как тебя зовут, парень? — спросил Сергей.
—Дюбри, ваша милость. А моего мула кличут Арпеджио. Такая вот музыкальная кличка. А знаете почему?
—Да уж знаю. Знаком с его братцем Трубадуром, — ответил Сергей. — Ты давай поскорей меняй штаны — нам поторапливаться нужно, спасать дружка моего.
—Забота о простом оруженосце делает вам честь, ваша милость! — растроганно проговорил Дюбри, торопливо снимая кальсоны. — Другой бы рыцарь и ухом не повел, а вы, ваша милость, совершеннейший из добрейших людей...
Наконец с переодеваниями было покончено, и Дюбри взобрался на Арпеджио. При этом мул издал несколько протяжных минорных звуков и, только насладившись собственной музыкой, отозвался на понукания седока.
Ехал Сергей довольно скоро, хотя его отбитый зад довольно сильно побаливал.
Дюбри всю дорогу скулил, моля об отдыхе, однако Тютюнин все ехал вперед, не останавливаясь, пока не стемнело совсем и уже нельзя было разобрать дороги.
Заночевать пришлось в неприспособленном месте. Хорошо, что у Дюбри были с собой кресало и каравай хлеба. Это позволило путникам не замерзнуть в прохладную ночь и утолить голод.
«А вдруг уже сегодня действие настойки пройдет и мы с Лехой вернемся домой? — уже засыпая под голоса ночных птиц, подумал Серега. — Тогда мне не придется его спасать».
- 113 -
На рассвете Тютюнина разбудил громкий, полный ужаса крик Дюбри.
—Крыса-а-а! Гигантская крыса-а-а! Спасите меня, ваша милость, спасите!
Серега вскочил на ноги и схватился за меч, собираясь сразиться с незнакомым зверем, однако, увидев, что так напугало попутчика, очень обрадовался.
—Дроссель! Зема! Как же я рад тебя видеть!
Пес внешне никак не отреагировал на приветствие Тютюнина, сосредоточенно разжевывая кожаную обувь Дюбри.
—Дроссель, ты не узнаешь меня?
Бультерьер с усилием проглотил разжеванные башмаки и несколько раз вильнул хвостом, показывая, что он вообще-то тоже рад.
Выглядел пес упитанным, его брюхо было туго набито, наверняка обувью местного производства.
—Кто это ужасное существо, ваша милость? Оно хотело съесть мои ноги!
—Не волнуйся. Он интересуется только обувью.
—Но что это за животное, ваша милость? Я в жизни не видел ничего более омерзительного! К тому же в наших лесах ничего подобного никогда не водилось. Уж вы мне поверьте, ваша милость, мой брат служит у марвиля лесничим.
—Это собака, Дюбри.
—Да какая же это собака, ваша милость?! Собака лает, а этот молча стаскивал с меня сапоги и молча жрал их...
—Нам пора ехать, — оборвал Серега стенания курьера.
—Да, конечно. — Ни на мгновение не спуская глаз с Дросселя, Дюбри достал запасные сапоги, держа их в руках, взобрался на сонного мула и только там, на безопасной высоте, надел их.
—А что, ваша милость, этот зверь пойдет с нами?
—Думаю, да. Однако Дроссель тварь самостоятельная и может убежать по своим делам — палки там жрать или землю копать, — пояснил Серега, поудобнее устраиваясь в седле. Его некормленный конь недовольно тряс головой и фыркал.
Наконец они тронулись в путь. Дроссель минуты три постоял, раздумывая, затем тоже побежал следом и скоро нагнал Сергея. Тютюнин пустил жеребца рысью, пес легко прибавил скорости.
Сергей опасался, что бультерьер быстро устанет, однако тот, скопив на башмаках немало сил, бежал без видимых усилий. Даже производимые мулом неожиданные хлопки не сбивали его с курса — Дроссель вел себя совершенно невозмутимо.
К обеду они прибыли в город. На въезде рыцаря Сирэя уже ожидали пятеро всадников в черных мундирах и шляпах с красными перьями.
Окружив Тютюнина и оттеснив Дюбри на его муле, они сопроводили рыцаря до дворца марвиля.
Дроссель следовал за Сергеем и остался рядом с его лошадью возле коновязи.
- 114 -
Как и в первый раз, аудиенция состоялась в большом зале. Шонкур сидел в любимом неудобном кресле и с презрением взирал на Тютюнина, брезгливо морщась при взгляде на его разорванную кольчугу.
Приближенные марвиля молчали в ожидании представления и ловили каждое слово господина.
—Ну, рыцарь, где же голова дракона? Должно быть, ты забыл ее в седельной сумке?
—Нет. Я не привез ее. Мне не удалось ее добыть.
—Вот как?! Тебе не удалось? Признаться, такого мне еще никто не говорил, поскольку неудача рыцаря в битве с драконом означала для него только одно — смерть. Почему же ты вернулся целым и невредимым, разве что кольчугу порвал?
—Дракон пощадил меня, — сказал Сергей. — Пощадил и взял в плен.
—Чем же ты заслужил его милость? Прежде он всегда убивал своих противников, добивая даже раненых.
—Он сказал — поцелуй мои сапоги и останешься жить. Я поцеловал...
Услышав это признание, марвиль Шонкур вскочил с места, а по рядам его подданных пронесся ропот.
—Это означает только одно, Сирэй из Тютюна, ты покрыл свое имя позором.
—Ну и ладно, — пожал плечами Сергей. — Зато я живой и повидался с вашей сестричкой, принцессой Глоссарией.
—Ты лжешь, изменник! — воскликнул Шонкур. — Ты лжешь, чтобы вернуть своего оруженосца! Но я скормлю его крокодилам, и ты увидишь это прежде, чем умрешь сам!
—Да ничего я не вру, — возразил Серега. — Я даже могу описать ее. На вид двадцать восемь лет, высокого роста, на голову выше меня. У нее голубые глаза и широкое лицо. В общем, она довольно симпатичная. И еще у нее четверо ребятишек.
—Молчи! — воскликнул Шонкур и бросился к Сергею, чтобы заткнуть ему рот, однако, заметив на его поясе меч, остановился. — Кант Дорнье! Обезоружьте этого проходимца!
Старшина дворцовой службы безопасности подошел к Сергею и протянул руку.
Тот молча отдал меч.
—А теперь уведите его в подвалы. Пусть ждет расправы перед ристалищем боевых свиней.
С Тютюнина стащили рваную кольчугу и забрали шлем, а затем вывели из дворца через другой выход и по узкой каменной лестнице сопроводили в сырые подвалы.
В здешних длинных коридорах было сумрачно, поскольку коптящие жировые светильники почти не давали света и лишь съедали дефицитный кислород.
По стенам стекали струйки воды, а по полу бегали огромные мокрицы.
—Что такое свинские ристалища? — поинтересовался Сергей у старшины Дорнье, прежде чем его заперли в одиночку.
—Любимое развлечение марвиля Шонкура, которое он сделал национальным праздником. На это ристалище съезжаются гости из самых дальних графств и герцогств. А ставки бывают очень высокие...
- 115 -
Праздник свинячьих единоборств начался на другой день часов в восемь утра. Доносившиеся через зарешеченное окно крики ликования вырвали Сергея из тяжелого сна.
Спать пришлось в неудобной позе на крохотной каменной полке, оттого все тело болело, а рубашка с одной стороны промокла насквозь от натекшей со стены влаги.
Хорошо хоть ему оставили кожаные штаны и сапоги со шпорами — в них можно было как-то перемогаться в этой сырости.
«А каково сейчас Лехе?» — подумал Тютюнин, вспомнив о друге. Он был уверен, что уж сегодня-то действие спирта закончится, но вот доживут ли они с Окуркиным до этого момента — такой уверенности у Сереги не было.
С улицы доносился шум разгоравшегося веселья. Звонко смеялись женщины, радостно голосили дорвавшиеся до выпивки мужчины.
Где-то жарили мясо, где-то пекли пироги, а о Сереге, у которого от голода начинало подводить желудок, никто не вспоминал.
«А чего кормить приговоренного? Они экономят на харчах...» — подумал Тютюнин и обреченно вздохнул. Час расплаты за их с Лехой легкомысленное отношение к жизни приближался, однако страха не было. Оставалась только неопределенная обида. Как же это? Почему?
Голодный и несчастный, Тютюнин задремал, сидя на каменной полке. Разбудил его тихий стук в окованную дверь.
—Ваша милость! Ваша милость! — шептал кто-то через узкий квадрат смотрового отверстия.
Сергей встал и, подойдя ближе, узнал курьера.
—Ваша милость, вот, возьмите, здесь хлеб и молоко. — Дюбри просунул руку с небольшим узелком, и Тютюнин подхватил его.
—Как ты сюда попал?
—Мой шурин работает здесь охранником, вот я и заскочил.
—Спасибо тебе, Дюбри. Ты здорово рискуешь.
—Для хорошего человека, ваша милость, можно и рискнуть. Прощайте, желаю вам легкой смерти...
С этими словами Дюбри ушел, оставив Тютюнина наедине с его невеселыми мыслями.
Тем не менее доставленная еда прибавила узнику сил, а еще через полтора часа за ним пришли люди старшины Дорнье.
Они вывели Сергея из подвалов и сопроводили на городскую площадь, где собралось много простого народу и важных гостей. На огороженных дощатыми щитами ристалищах уже шли отборочные бои. Свиньи громко визжали, хрюкали и сотрясали ограждения тяжелыми ударами. Болельщики делали ставки, горячились и торжественно провозглашали имена победителей.
Иногда судьям приходилось вскидывать желтые платки, и тогда на ринг запускали свинских лекарей, которые выносили раненого бойца.
—А вот и наш находчивый рыцарь, господа! — громко объявил марвиль Шонкур, обращая внимание всех гостей на Серегу. — Он целовал дракону сапоги, чтобы сохранить себе жизнь!
Толпа разразилась гневными выкриками, в Тютюнина полетели огрызки и объедки.
Большая кость от бараньей ноги попала Сереге в голову, он громко выругался.
—Сегодня мы бросим его в яму с крокодилами сразу по окончании нашего чемпионата, — пообещал марвиль. — Продлим, так сказать, удовольствие. А пока, господа, если вы не возражаете, рыцарь Сирэй из Тютюна будет у нас на правах приглашенного гостя, только под охраной!
После этих слов Шонкура все захохотали и стали выкрикивать разные оскорбления в адрес Сереги. Впрочем, он не обращал на них внимания, потому что увидел — к месту развлечений ведут Окуркина.
По лицу Лехи было видно, что ему били морду и уж конечно не давали молока с хлебом. К тому же руки оруженосца были связаны за спиной. Сереге стало очень жаль приятеля.
—А вот этот субъект, господа, совершенно бестолковый оруженосец славного рыцаря Сирэя! — под громовой хохот гостей пояснил марвиль. — Мы использовали этого болвана в качестве наживки, чтобы заманить в город его господина. Оруженосца зовут Флекс, и он умрет на глазах своего хозяина.
И снова толпа поддержала марвиля одобрительным ревом.
Когда Леху подвели ближе, Сергей подмигнул ему, и Окуркин подмигнул ему в ответ подбитым глазом.
Их поставили рядом, и веселье продолжилось. Закричали судьи, завизжали свиньи, монеты посыпались на стол букмекера.
—Депутат Турбо из Коннестраля против Цугундера из Пойта! Категория свиней средней тяжести! — объявил глашатай, и сейчас же толпа устремилась к центральному загону, где начинались финальные схватки лучших бойцов.
У марвиля Шонкура была целая команда тренированных свиней в разных весовых категориях, и многие из них уже сошли с дистанции. Однако Шонкур не горевал, поскольку у него в запасе оставался знаменитый Марк Дистроер, свинья с удивительными для тяжеловеса скоростными данными.
Любимцу марвиля предстояло сразиться с чемпионом Сармусского герцогства — Аллоизом Красивым, прозванным так за длинный шрам, оставленный на его боку незабываемым чемпионом Микадзо.
—Трапазон против Луирвиля!
—Красный Колпак против Гонзаго Великолепного! — то и дело раздавались крики глашатаев.
Победители разделялись на группы и встречались вновь, завершая выступление очередной категории.
—А ты знаешь, Серега, — заговорил Леха, — у меня дома книжка есть — про свиней. Если бы знал, что мы сюда попадем, я бы ее прочитал.
—И чем бы она тебе помогла, эта книжка? — спросил Тютюнин, уверенный, что Окуркин не в себе.
—Да ни чем, конечно. Но все-таки...
—Это что — я тут Дросселя встретил.
—Да? Ну и как он?
—Нормально. Жрет обувь — совсем не изменился.
Объявили о нескольких схватках с участием фаворитов — Марка Дистроера и Аллоиза Красивого. Энтузиазм местных жителей невольно передался Сергею и Лехе, и они, даже не видя боев, пытались как-то следить за их исходом.
Боевой кабан марвиля Шонкура прикончил своего соперника, а его конкурент Аллоиз — только покалечил.
Столь блестящее выступление обоих только подогревало страсти, и золото потоком сыпалось на стол тотализатора. Даже внимательные и безупречные в службе солдаты старшины Дорнье, охранявшие Серегу и Леху, и те так увлеклись турниром, что забыли про своих подопечных.
Наконец, когда настало время генерального сражения, марвиль вспомнил о пленниках и велел подвести их к центральному загону, чтобы те перед смертью стали свидетелями триумфа его любимца.
Окуркину по такому случаю даже развязали руки, и он принялся их массировать, обронив в сторону марвиля:
—Спасибо, дядя.
| Следующее
|