Предыдущее

Девушка и Зеркало

 

Вы помните сказку Пушкина «О Мертвой Царевне...»? Вспомнили? В ней одним из действующих лиц было зеркальце говорящее. Но после того, как царица-ведьма погибла смертью неминуемой от собственной злости, зеркальце исчезло, растворилось, потерялось...

Как-то под Новый год родители восьмилетней Ники разбирали старый сундук, оставшийся после прабабушки и последние лет двадцать стоявший на чердаке. Взрослые выбрасывали старые ненужные вещи. Девочка кружилась под ногами и, копошась в хламе, нашла облезлое овальное зеркальце с ручкой. Ника объявила матери, что берет его себе. Мама возразила — мол, нечего всякое старье в дом тащить, но потом согласилась — как игрушка вполне сгодится.

—Забирай. Будет бабкин подарок.

В первое время, целых две недели, Ника с удовольствием играла с зеркальцем, а потом забросила в кучу игрушек и забыла.

Прошло несколько лет. В один пасмурный день, когда нельзя идти гулять во двор, и хозяин из дома даже собаку не выгонит, Нику заставили избавиться от ненужных вещей, скопившихся в ее комнате. Она равнодушно рассматривала свои старые давно надоевшие игрушки, выбрасывая их с недовольным видом. Взяла зеркало, посмотрелась в него, улыбнулась и, размышляя над тем, что же с ним делать, стала корчить рожицы. Тут Зеркало не выдержало и, в первый раз, нарушив себе данное слово, заговорило, когда его не спрашивали:

—Здорово у тебя получается! Даже рожи тебя не портят.

Ника резко огляделась вокруг — в комнате никого не было.

—Кто это сказал?— спросила она с тревогой и недоумением.

—Я,— ответило Зеркало. — Что, уже и сказать ничего нельзя?

Ника окаменела. Она долго сидела с открытым ртом и выпученными глазами, с трудом соображая.

Да, это было говорящее Зеркальце, которое превратилось в обычное старое обшарпанное зеркало. Пока оно валялось по разным местам: в кованных бабушкиных сундуках, по старомодным комодам и пыльным чердакам,— никто и не додумался заговорить с ним, спросить о чем-нибудь. Иногда, когда рядом никого не было, Зеркальце вполголоса разговаривало само с собой, чтобы не разучиться.

Наконец, Ника очнулась от первого потрясения:

—Вот это класс! «Свойство зеркальце имело — говорить оно умело...»— продекламировала Ника с детства знакомые строчки.— Значит, ты ТО САМОЕ зеркало или нет?

—Какое ТО? А... я понимаю. Из сказки? То, не то — какая разница.

—Я слышала кое-что о тебе, про твою хозяйку царицу-ведьму, про мертвую Царевну.

—Да, да. Конечно, переврали все, напридумали.., но ладно. После такой жуткой истории ни с кем разговаривать и не захочешь. Я было просто зеркалом. Но если бы и сейчас промолчало, ты бы меня выбросила на помойку. Правильно поняло я ваше замешательство, мадемуазель?

—Как раз об этом думала. А ты все знаешь?

—Все! Я вижу все. Что было, что есть. Только будущего не дано видеть.

—Да? Вот это здорово! Теперь мне никто кроме тебя не будет нужен, мы все время будем с тобой разговаривать. И я буду все про всех знать.

Ника быстро сгребла все остальные игрушки в кучу, пулей отнесла их к мусоропроводу и уселась поговорить с новым другом.

—«Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи...»— начала Ника и задумалась: «А о чем его спросить — неизвестно, или как мачеха из сказки: «Я ль на свете всех милее?..» А вдруг я совсем некрасивая?— спросила она у себя, и сама же себе ответила.— А я и так знаю, что не самая красивая, ведь есть же девушки красивее меня, топ модели всякие, мисс мира. А если про это узнать?»

—Скажи-ка зеркальце, нужно ли мне быть самой красивой и самой милой? Или надо быть такой, как есть?

—Сложный вопрос ты задаешь,— сказало Зеркало, удивившись такой интерпретации обычного интереса девушек. Для него вопрос прозвучал более точно: «Ты скажи, надо ли мне придумывать и доказывать то, что я самая, самая, самая?.. Или считать, что такая, как есть — это тоже неплохо?»

Ника, заговорив с Зеркалом, стала для него полновластной хозяйкой. Теперь Зеркало могло показывать и рассказывать ей только то, что она сама хочет видеть и слышать.

—Давай посмотрим, кто красивее тебя?— предложило Зеркало,— Говори — а я тебе покажу.

—Вот у нас есть Инка, она такая красивая, очень красивая, особенно когда одета не в обычную школьную форму, ты бы видело...— Ника замолчала, потому что Зеркальце показало ей Инну, в нарядах, даже лучше тех, что она у нее видела. У Ники моментально зависть вскипела в душе. А в это время в Зеркале стало происходить нечто странное: Инкины наряды прямо на глазах превращались в школьную форму, потом в лохмотья. И это продолжалось до тех пор, пока в зеркале не появилась полнейшая оборванка, только слегка напоминавшая Инку. От ее красоты не осталось и следа.

—Да на такую никто и смотреть не станет,— подумала Ника вслух,— разве что только с целью унизить и оскорбить. Да нет — и для этого не будут — уж слишком жалкий вид. А мисс мира...

С мисс мира произошло то же самое, правда, одежда на ней не превращалась в лохмотья ввиду ее отсутствия, но Зеркало немного искажало, так скажем, преувеличивало, те недостатки лица и фигуры, которые замечала Ника. Нос немного поднимался кверху, глаза съезжались еще ближе к переносице, одна бровь поднималась выше, другая опускалась, рот удлинялся, ребра выпирали. Мисс мира была такая же, как и раньше, но уже без смеха на нее не взглянешь, как посмотришь — так вздрогнешь. Насмеявшись над всеми теми, кто считался красивее нее, Ника попросила показать себя.

Произошло обратное: девушка, появившаяся на секунду в зеркале, превратилась в красавицу, которую ничто не могло испортить. Ника просила показать, как она спит, когда контролировать себя не может, в роскошном бальном платье прошлого века и в одних трусиках, потом даже в рваных тряпках. Особенно ей понравилось в лохмотьях, когда она для пущей уверенности, попросила показать рядом Инку в таком же виде. Когда Инна, ее бывшая лучшая подруга, а теперь поверженная соперница, появилась в зеркале рядом с ней в таких же лохмотьях, то тряпки на Нике только подчеркивали ее красоту, а на Инке — вызывали непереносимое оскорбляющее чувство жалости — не больше.

—Тебе понравилось?— спросило Зеркало.— Ты красива, мила, умна... Одно плохо. У тебя сейчас нет такого человека, с кем можно поговорить обо всем — нет достойной кандидатуры. Так и не надо. Мы с тобой будем разговаривать обо всем. Мое общество тебе долго не наскучит.

Сказало Зеркало, а само подумало: «По-моему, это та хозяйка, которая мне нужна. Я буду говорить и показывать то, что она хочет слышать и видеть, и все будет в порядке. Я всегда буду лежать в теплом сухом месте, всегда вычищено и ухожено, даже лучше, чем у царицы, и совсем не то, что на чердаке или на свалке. А Правда... Кому нужна эта Правда? Мне теперь не нужна, после стольких веков забвения. Да и не бунтуют Зеркала».

Несколько часов они говорили обо всем, что было у Ники в жизни, обо всех ее знакомых и друзьях, о родителях. В течение разговора Зеркало видело сразу две картинки: одну своими глазами — так, как отражается в простом зеркале, другую — глазами Ники. Но недаром же, это было волшебное Зеркало, оно сразу перестроилось и рассказывало так, как видела событие или человека девушка, хотя иногда, эта картинка была перевернута с ног на голову относительно действительности или нарисована в абсолютно противоположном цвете, чем на самом деле.

Ника услышала от Зеркала именно то, что хотела услышать. Никогда ни с кем она не могла найти общий язык. А теперь у нее появился собеседник, который говорил с ней на одном языке, не путаясь в словах и определениях. Пока Зеркало рассказывало, ему пришла такая мысль:

«Ничто не тешит человека сильнее, чем слова посторонних, подтверждающие его тайные мысли: хорошие — о себе, дурные — о других».

С тех пор Зеркало стало незаменимым для Ники. С ним она постоянно разговаривала и советовалась по всем вопросам. Последнее особенно нравилось Зеркалу. Все происходило так: Ника, перед тем как сделать что-то, приняв то или иное решение, требовала одобрения со стороны: от независимого человека или Зеркала. И хотя выбор уже был сделан окончательно, она пыталась найти у себя мнение в противовес, чтобы немедленно его опровергнуть, еще раз убедив себя в правильности своего решения. Иногда Зеркалу приходилось самому выдумывать возражения и с ее же помощью их опровергать.

Так они и жили, постоянно борясь с выдуманными трудностями и не замечая реальных. Только Зеркало все чаще замечало, что реальная картина мира противоречит картинке Ники, но оно пока не вмешивалось из-за страха оказаться на свалке и невозможности показывать хозяйке что-либо кроме того, что ей хочется.

Прошел год, другой. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Наступил тот день, когда Зеркало вдруг поняло, что оно уже давным-давно не видело одинаковых картинок. Теперь всегда был негатив и позитив. Если у Ники было белое, то у Зеркала — черное, и наоборот. Ника с помощью Зеркала до такой степени себя запутала, что жила теперь в абсолютно иллюзорном мире, состоящем только из ее фантазий и заблуждений.

Когда-то давно, Зеркало сказало Нике, что она умна. Ника не потребовала доказательств, а поверила на слово. Но эта ничем не подкрепленная уверенность вынудила Нику конфликтовать с учителями. Девочка очень расстроилась, получив первую в жизни двойку за сочинение. Идя домой, она прикидывала и так и эдак. Те ошибки, которые она случайно сделала, не шли ни в какое сравнение с глобальным смыслом, заложенным ею в сочинении. Но Вера Ивановна, наверное, не захотела вникать в смысл, не поняла той идеи, которой хотела поделиться Ника, а нашла несколько не проставленных запятых, несколько описок и влепила двойку.

Зеркальце уже было в курсе всего случившегося:

—Ты не переживай! Нос морковкой, хвост пистолетом! Оценки ставят люди, а человек всегда предвзято относится к другим. Оценка ведь не самое главное, главное, чтоб были знания. Это важнее.

Ника, услышала только первую часть, а остальное из речи Зеркала о том, что знания — главное, пропустила мимо ушей. И двойки и тройки посыпались, как из рога изобилия. До того дня, когда Ника в первый раз заговорила с Зеркалом, у нее в школе были, в основном, одни пятерки и только иногда четверки. Теперь же, перед самым окончанием школы, некоторые учителя грозились поставить Нике двойки и выпустить ее с волчьим билетом — так школьники называли справку о прослушивании курса обязательного среднего образования.

Зеркало несколько раз предпринимало попытки остановить этот процесс, но Ника шла напролом, никого не слушая. Во всех своих неудачах она обвиняла кого угодно, но только не себя. Все аргументы Зеркала о необходимости учебы и работы над собой Ника или совсем не слушала, или разбивала с такой легкостью, что ее уверенность в своей правоте росла теперь не с каждым успехом, а с каждой новой неудачей.

После школы Ника решила поступать в университет, но провалилась на первом же экзамене. Она не могла допустить даже мысли, что те, кто поступил, умнее нее. Просто Ника нарвалась на экзаменаторов — полных идиотов и кретинов. А у тех, кто поступил, родители всунули кому надо взятки и раскупили все места в институте, поэтому ее уже на первом экзамене решили завалить. У нее же некому заплатить многие тысячи, чтоб впихнуть в институт. «Родители тоже меня не понимают,— думала Ника лежа на диване перед Зеркалом.— Хорошо хоть ты у меня есть. И друг, и советник, и весь мир сосредоточился в тебе одном...»

—Какое счастье, что я тебя нашла,— сказала Ника, поцеловав любимое Зеркало.

А Зеркало смотрело Никины картинки и думало: «Эх! Если бы ты меня любила, это было бы еще ничего, но ты же любишь придуманный тобой, и показанный мною, образ Ники Выдуманной, которая абсолютно не похожа на Нику Настоящую».

Полежав несколько недель на диване, Ника побрела устраиваться на работу, к которой относилась спустя рукава, как и к учебе в школе. Но по неизвестным причинам ее там за что-то держали и даже деньги какие-то платили. Вскоре появилась новая проблема: настала пора выбирать себе парня. Спутника жизни.

Зеркало видело, как происходит формирование этого образа. Для Ники Выдуманной выдумывался подобающий образ, конечно же, совсем не тот, который был нужен Нике Настоящей.

—Знаешь, какой у меня должен быть парень?— говорила Ника, запершись в своей комнате с Зеркалом.— Внешность — как у Арнольда Шварцнегера, добрый — как Крокодил Гена, веселый — как Винни-Пух, хозяйственный — как кот Матроски, способный на все ради меня — как Конек-Горбунок и понимающий — как ты.

Зеркало не смогло сразу показать такого мужчину. А раз он не был показан сразу, значит, такого не существует. Оно обещало соединить несовместимое, но только через некоторое время. Зеркальце надеялось только на то, что, может быть, жизнь и любовь сами направят Нику в нужном направлении. Как наедине с собой оно ни пыталось создать такого монстра — ничего не получалось, то одно, то другое качество не помещалось в этом образе. Выходило примерно так: несется Шварцнегер по полю семимильными шагами выполнять очередное Никино поручение, на спине гармошка, бубнит какие-то бестолковые пыхтелки или, подтачивая когти, говорит: "Теперь я в два раза счастливее буду — у меня теперь две коровы есть", а в голове у него — образ Ники — еще краше и лучше придуманного ею.

Через несколько дней Зеркальце извинилось и сказало, что такого человека нет на свете и никогда не было, поэтому показать его не может. Нику это не убедило, но слегка обидело. Она минуты три посидела молча с надутыми губками и потом затарахтела о своем, как ни в чем ни бывало.

Еще через год Зеркало отметило для себя, что теперь Ника не отвергала, как раньше, любого претендента, а дорисовывала его Образ, основываясь на одной черте, до нужного ей и потом уже пыталась втиснуть в этот Образ живого человека. Но человек же был живой, и никак не хотел в этот Образ влезать.

Зеркалу очень понравилось представление образов, разыгравшееся в голове одного паренька, наделенного богатым художественным воображением. Встретив Нику, он сразу же представил ее недоступной Царевной Несмеяной, сидящей в башне высоко-высоко, рядом с облаками, а себя — добрым молодцем на лихом скакуне. Он вился, кружился перед ее очами. Башня уменьшалась, пока Ника не поравнялась с добрым молодцем. Но тут образ Ники стал трансформироваться: глаза округлились и налились кровью, рот приоткрылся, и стали быстро отрастать клыки, лицо превращалось сначала морду в волка-оборотня, потом тигра, потом змеи, с широко раскрытой пастью; ее тело вытянулось, и Ника предстала перед ним как огромная змея, которая продолжала расти. Оказалось, это не змея, а шея динозавра. Теперь увеличивался в размерах динозавр. Он достиг высоты двенадцатиэтажного дома. Злющая пасть со снующим языком пыталась догнать паренька, который к тому времени превратился из доброго молодца на коне в трусливого зайца, мечущегося между ногами великана-динозавра в поисках спасения. Наконец, выход был найден, и паренек исчез, унося с собой свои страшные образы.

Однажды случилось так, что Ника осталась совсем одна. У нее, вообще, теперь никого не было: ни подруг, ни парней, — даже старые знакомые шарахались от нее. Мало того, Ника Выдуманная объявила войну Нике Настоящей. У Зеркала возник вопрос: почему же не наоборот, ведь жизнь дана Нике Живой, а не Придуманной? И на чьей стороне сейчас оно? Ника Выдуманная вела Нику Настоящую в бездну. Неприятности валились на Живую Нику со всех сторон. И Зеркало встало на ее сторону.

—Скажи, Зеркальце милое, я часто себя обманываю?— как-то спросила Ника.

Зеркало уже чувствовало себя на краю разрыва, оно с ужасом смотрело на свою хозяйку, но решило сказать все, что видело само, своими, а не Никиными глазами.

—Все время.

—Но, хоть, в чем-то я права? Хоть что-нибудь делаю как мне надо?

—Нет.

—Как же быть? Чем ты можешь мне помочь? Ты же все знаешь.

—Ника, если ты хочешь, я тебе растолкую. Послушай меня внимательно,— сказало Зеркало.— Я вижу тебя, как зеркало, другие — как им хочется, и ты видишь себя так — как хочется тебе. Я могу тебе рассказать, как ты выглядишь в глазах других. Мне это напоминает комнату смеха: вокруг кривые зеркала, в которых ты отражаешься, а сама стоишь посредине и ни на одно из этих отражений не похожа. Вот эти отражения и есть мнение и самого человека и других людей о нем самом. Может, тебе показать общую картину, которая, если взять главное, будет больше похожа на тебя, чем отражение в том самом-самом кривом зеркале, которое называется Мое Собственное Представление О Себе?

И Зеркало стало рассказывать, как видят Нику люди, которые ее хорошо знают, и те, которые просто видели ее один раз. Чем больше рассказывало Зеркало, тем мрачнее становилась Ника. Для нее слова Зеркала стали бессмысленны, и они не достигли того результата, к которому то стремилось.

—Я знаю,— сказало Зеркало,— Что ты представляла себе совсем другую Нику, но так тебя видят все. А каждый в отдельности видит тебя упрощенно, причем абсолютно однобоко. Ты же видишь себя по-другому, но со всех сторон. Я знаю, что помощь тебе, скорее всего, выйдет мне боком, и я окажусь на свалке. Потому что для человека нет тяжелее труда, чем переделывать свое представление о себе, а заниматься этим надо ежеминутно, а не создавать себе иллюзии и сваливать вину на других...

Тут можно и заканчивать сказку. Зеркало куда-то исчезло, может, попало на свалку, а может, разговаривает сейчас с кем-нибудь еще. Мало того, что Ника не поверила ни единому слову Зеркала, Ника Выдуманная сжила все-таки со свету Нику Настоящую, быстро доведя себя Живую до полного истощения организма. И если Ника не попала под машину, то просто умерла от различных болезней, которые, как известно, все от нервов. А нервы портятся в войне между Человеком Выдуманным и Человеком Живым, когда Выдуманный побеждает Живого.

Сказка — ложь, да в ней намек. Добрым молодцам урок.

 

7-9.12.1995 г. — 23.01.1997 г.