7. Дьявол в черной юбке

Из человека можно сделать все, стоит только подойти к нему со слабой стороны.

А. Книгге

Первых на свете богов создал страх.

Стаций

Когда Таня махала маме рукой, которая со слезами на глазах провожала ее, двигаясь за тронувшимся поездом, Света со спокойным лицом наблюдала за происходящим. Она ведь знала, что Таня, та Таня, которая была у мамы всю жизнь, назад уже не вернется. Появится совершенно иная девушка, которая внешне очень будет напоминать Таню, но она будет совсем другая. «Интересно,— думала Света,— понимают они, что происходит сейчас? Нет, наверное. В это, даже если знаешь, трудно поверить». Да и может ли человек что-то знать наперед? И как следующий шаг изменит его жизнь?

Таня вышла в Лисках, на следующей же остановке, и через шесть часов после отъезда снова вернулась в Воронеж. Инкогнито. Прямо с чемоданом она направилась сначала домой к Свете, еле-еле дождалась одиннадцати вечера, а уже в двадцать минут двенадцатого подошла к калитке дома в районе площади Застава и позвонила, но ей никто не открыл. Таня постояла несколько минут и вдруг с ужасом вспомнила, что Света ей несколько раз повторила, что приходить надо ровно к двенадцати, можно чуть раньше, но не более, чем на пять минут. Она быстрым шагом удалилась от дома и вернулась, когда часы показывали без двух минут полночь.

Она снова позвонила. Дверь дома бесшумно отворилась, к калитке подошла девушка, одетая во все черное, и жестом пригласила Таню в дом. Когда Таня хотела что-то сказать, девушка строго посмотрела на нее и прижала палец к губам. На улице не было произнесено ни слова. Озираясь по сторонам, девушка впустила Таню в дом, с особой тщательностью закрывая за собой двери. В доме не было слышно ни звука.

==========

Таня с нетерпением ожидала, что же будет дальше, ее глаза горели в предвкушении приключения. Два года она проработала референтом у Павла Александровича — и до сих пор он не проявлял к ней особой заинтересованности, и вдруг появляется Света и... А чем она хуже Светы? Что ж, теперь и она добьется всего, что хотела. Осталось всего-то вступить в это общество — и все, перед ней все двери открыты. Ее ждут прекрасная карьера и роскошная жизнь! «Интересно,— подумала Таня,— уже все собрались и ждут меня? Или сейчас только испытание, а потом сам обряд? Скорей бы увидеть других девушек, скорее бы стать одной из них, одной из избранных!» Перед Таней был коридор. Что ждет ее там, впереди? От возбуждения у нее засосало под ложечкой.

Но девушка в черном все молчала. Они прошли коридор и оказались в пустой, очень скромной, но ярко освещенной комнате, где стояло всего несколько скамеек, подсвечники и пара столов. Таня нахмурилась. Конечно, она не знала, какие испытания поджидают впереди; но она не предполагала, что в доме никого не будет, кроме одной очень молодой девушки.

Татьяна была уверена: как бы там ни было, испытание не может быть очень суровым; к тому же, ее огромное желание вступить в общество поможет ей. Она почему-то сама стала в центр круга из подсвечников, положив свою сумочку на одну из скамеек.

Таня приподняла голову, стараясь смотреть на девушку свысока, но руки зачем-то спрятала за спину. Странная девушка была очень стройной и хрупкой. Общее впечатление дополняли иссиня черные волосы, ниспадавшие ниже плеч. В ушах блестели сережки. Красивое, словно выточенное из мрамора лицо.

—Вы — Татьяна. Я правильно поняла?— низким властным голосом спросила девушка в черном.

От этого почти мужского голоса мурашки побежали по спине.

—Да,— с трудом выговорила Таня, и ей вдруг захотелось сжаться. Но она не опустила голову, а постаралась улыбнуться.

Девушка, казалось, не обратила на ее реакцию никакого внимания, по крайней мере, на ее лице ничто не отразилось. Это красивое лицо и очень низкий голос были Тане почему-то жутко знакомы... Совсем недавно она где-то видела это лицо, где-то слышала этот голос, но когда и при каких обстоятельствах, не смогла вспомнить, поэтому спросила:

—А мы с Вами не встречались раньше?

—Здесь вопросы задаю я!— резко осадила Таню загадочная девушка.— Все, что Вам необходимо знать, узнаете. Вас что, Светлана не предупредила?

—Предупредила,— сказала Таня растерянно и с дрожью в голосе.

—Она уехала?

—Да.

—Это хорошо,— сказала девушка.— Вы готовы пройти испытание, чтобы вступить в наше Общество?

—Да, готова,— тихо ответила Таня, мысленно убеждая себя, что ничего не боится.

Странная девушка долго-долго молчала. Тане показалось, что это продолжалось целую вечность... Девушка рассматривала Таню... Как будто ожидала чего-то, но...

—Итак, приступаем,— строго сообщила после минутного молчания, как бы для порядка, Жанна, а это была именно она.

Таня стояла посреди круга. Рукам за спиной стало неудобно, поэтому она скрестила их перед собой, как бы пытаясь закрыться от всякой агрессии. Проанализировав ситуацию, она поняла, что испытание будет не сиюминутным и сколько оно продлится — неизвестно... «Может быть, все две недели,— с ужасом подумала Таня.— В таком случае, будет трудно. Готова ли я к этому? Похоже, да... Дело чести».

—Повторяй за мной. Я готова пройти испытание...— начала Жанна.

—Я готова пройти испытание...— вполголоса повторила Татьяна.

—Я отказываюсь от своей прошлой жизни...

—Для этого и предаю себя в руки Обществу или любой представительнице его...

—Обещаю подчиняться им до самого окончания испытания...

—И сохраню в тайне все происходящее здесь.

Повторила Таня, а про себя подумала: «Теперь понятно, почему Светка не рассказывала об этом».

—Вот и хорошо,— продолжила Жанна, ее голос стал глубже, более грозным.— Еще запомни: в любой момент ТЫ МОЖЕШЬ все прекратить. Или это сделаю я, если решу, что мы не сможем идти дальше. Все исключительно на добровольной основе. Поняла?

—Поняла. Я готова.

Жанна внимательно, можно сказать бесцеремонно, продолжала рассматривать претендентку. Несмотря на то, что Татьяна изо всех сил старалась быть независимой, в том, как быстро она отвечала на вопросы и каким тоном, ощущался страх и желание угодить. Но Жанну, казалось, это совсем не волновало. Точно таким же тоном и с такой же поспешностью отвечала почти каждая претендентка, решившаяся вступить в их Общество. На какое-то мгновение Жанна задумалась: выдержит ли эта, сегодняшняя?

Она размышляла над тем, какому именно испытанию ее подвергнуть: «Так, одета она весьма неплохо: все в тон, и стиль чувствуется. Как на праздник вырядилась, это хорошо. Самоуверенна, очень высокого мнения о себе, но, похоже, излишне замкнута и зорко охраняет свои тайны. Интересный перстень на правой руке, похоже, с брюликом. Очки... — довольно сильная близорукость. Это уже интереснее, с них и начнем». Жанна поднялась из-за стола и обошла Таню кругом, задержавшись на несколько бесконечно долгих секунд за спиной.

Потом, остановившись прямо перед ней, долго-долго смотрела в глаза. Этот тяжелый взгляд пронизывал Таню насквозь, проникая в самые тайные уголки души. Как ни старалась Таня, она не смогла выдержать эту дуэль и потупила взор. А как только она сдалась, Жанна сняла с нее очки и вернулась за стол. Без очков, с близорукостью минус семь — это когда только Ш и Б можно видеть на таблице — Таня оказалась беспомощной и незащищенной.

—Прекрасно. Сними туфли и поставь у двери.

Таня округлила глаза от несуразности приказания, но послушно сняла туфли, отнесла их и, осторожно ступая по прохладному полу, вернулась обратно в центр круга.

—Итак, ты явилась сюда, чтобы пройти обряд посвящения,— пробасила Жанна и после небольшой паузы неожиданно спросила:— А где твоя сумочка?

Таня растерянно улыбнулась:

—На скамейке...

—Давай ее сюда.

Оглядевшись по сторонам и с трудом обнаружив свою небрежно брошенную сумочку, Таня подняла ее и нерешительной походкой направилась к столу, где сидела Жанна. Когда сумочка оказалась в руках у Жанны, та запросто раскрыла ее и высыпала содержимое на стол. В душе у Тани все вскипело от возмущения, такого она никому не позволяла: копаться в чужой сумочке — это слишком интимно, даже хуже, чем читать чужие письма. Но Жанна, краем глаза заметив пробежавшее по лицу претендентки недовольство, поняла, что попала в точку, и стала перебирать вещи. Она то задерживалась взглядом на одной из них, то просто швыряла, не глядя. Долго-долго листала записную книжку. А когда в руках оказался паспорт, Жанна сказала:

—Сличаем пол... Женский... Имя было — Таня... Все правильно... Детей нет, мужа нет, группа крови неинтересна,— и небрежно кинула паспорт в сумочку.

Таня хотела возмутиться, но вовремя сдержалась. Ее же никто ни о чем не спрашивает, что же она будет вмешиваться — может, так и положено. Тут Жанна, наконец, нашла то, что искала — футляр для очков, который оказался на столе самым последним. Вот, оказывается, зачем это было нужно! Очки аккуратно уложены, футляр занял свое место в сумке, а сумка спрятана куда-то под стол.

—Теперь рассказывай, что ты успела натворить?

—Я ничего еще не успела...— начала было Таня, но, уловив в лице собеседницы злую усмешку и недоброжелательность, вдруг вспомнила о своей оплошности и скороговоркой вполголоса произнесла:— Я пришла на полчаса раньше и несколько минут стояла перед калиткой.

—Хорошо, что вспомнила, иначе пришлось бы прекратить, даже не начав. Здесь ВАМ...— она сделала большую паузу,— не балаган!

—Извините меня, пожалуйста, я забыла... и не рассчитала... Больше такого не повторится.

—Все возможно... А чтобы в дальнейшем ты не совершала подобных ошибок,— строго сказала Жанна,— кроме испытания ты должна быть наказана за свою безответственность. Стань в центр круга!

Тане показалось, что строгость голоса не соответствовала тяжести ее проступка. Но на всякий случай поспешила стать в круг и сказала:

—Да, я все поняла, я согласна.

—На колени!— тихо, но строго сказала девушка.

Таня вся вскипела от негодования: «По какому праву? Кто она такая?.. Какая-то соплячка будет мной распоряжаться...» Но ведь несколько минут назад она сама поклялась ей подчиняться до конца испытания... Поэтому, превозмогая себя, с огромным трудом Таня подчинилась: опустилась на колени, аккуратно подобрав юбку, чтобы не испачкать. Жанна заметила этот жест. Снова приказ, но уже чуть ли не равнодушным тоном:

—Юбку расстегни и покажи, что там у тебя под ней.

Каждый раз, когда к ней обращались, Таня чувствовала неприятное давление под ложечкой. В ее душе боролись противоречивые чувства: гнев и страх... «Кто она такая? И куда может завести эта моя покорность? Тон ее голоса стал совсем пренебрежительным. Может, испытание для того, чтобы я проявила свою гордость? Или умерила ее? А клятва?.. Лучше подчиниться». Она густо покраснела и через силу, но выполнила приказание: расстегнула юбку и опустила вниз, придерживая руками где-то на середине бедер.

—Неплохо. У тебя уже начинает получаться. А тебе Света не говорила, что в этот дом в нижнем белье не ходят?

—Нет...— в голове у Тани началась чуть ли не паника: она не хотела подставлять ни себя, ни подругу, но врать тоже не хотелось.— Вы не подумайте ничего плохого. Если быть до конца честной, то я не помню, говорила ли Света что-нибудь про это или нет. От нее слова не добьешься про общество. Я не знала... или не обратила внимания... Снимать?— спросила Таня, поддавшись первому позыву, вызванному чувством вины, но в надежде услышать отказ.

—Бюстгальтер сними, а трусы просто опусти.

—Сейчас?— ей очень не хотелось обнажаться перед незнакомой девушкой, несмотря на что сама же предложила. Но другого выхода не было. Нет, в принципе, он был, но это означало бы полный отказ от дальнейших испытаний, а, следовательно, и от вступления в общество. Кроме того, девушка в черном была одна, и существовало соглашение о неразглашении... Поэтому Таня, превозмогая себя, медленно начала раздеваться...

Она стояла на коленях в одной блузке, со спущенной юбкой, пытаясь закрыться руками. Было очень стыдно. Блузка была коротковата... Таня покраснела еще сильнее и опустила глаза в пол.

Жанна долго-долго смотрела на нее, как будто чего-то ждала. Она понимала, какие чувства борются в Тане в данный момент: теперь уже было очевидно, что это — твердый орешек. Это можно было понять по сосредоточенности ее лица, по блеску глаз, несмотря на то, что из психического равновесия вывести ее удалось. Наконец, Жанна спросила:

—Ты что, меня стесняешься?— и не дожидаясь ответа, продолжила.— Мне твоя блузка мешает — я ничего не вижу. Расстегни пуговицы, но не снимай.

«Еще чего!»— возмутилась про себя Таня, но, чуть не плача, расстегнула блузку, распахнула полы, представив взору девушки в черном свое почти полностью оголенное тело. Руки опустила по швам, а глаза поднять не могла...

Тем временем Жанна наблюдала вовсе не за прелестями претендентки, а за выражением ее глаз, за мимикой, пытаясь прочитать на ее лице отражение того, что творилось в душе и разуме. Желание выстоять, вытерпеть боролось со стыдом, с запретами, с чем-то еще. Разве влезешь в чужую душу? Жанна решила приободрить Таню, чтобы та не сломалась раньше времени.

—Ты же все понимаешь, все правильно делаешь. Но у меня времени сегодня достаточно. Пока не привыкнешь к этому состоянию, дальше двигаться нет смысла.

Для чего все это делается, Таня понять не могла. Может, это и есть то наказание... или оно еще впереди, а это просто маленькое испытание, или так положено, и все через это прошли. Неизвестность — вот что тяжелее всего. Таня долго боролась со стыдом и страхом, пока, наконец, не смогла посмотреть в сторону своей мучительницы.

И в ту же минуту она вздрогнула от ужасной, ослепительно яркой вспышки, она услышала щелчок затвора фотоаппарата и шум выползающей фотографии. Таня закрыла лицо обеими руками, присела и сжалась в комок. «Что же это такое творится? По какому праву? Как так можно? Чего она добивается? Это же подло...» Ее размышления прервал голос Жанны:

—Что случилось?

«Это я должна спросить, что случилось и зачем Вы это делаете? Зачем так подло поступаете, может, Вы уже и видеокамеру установили, я же все равно ничего не вижу, а Вы этим нагло пользуетесь!»— хорошо, что Таня не произнесла это вслух. Хотя это и так было видно по ее лицу. Жанна про себя отметила, что реакция нормальная, правильная. Таня, успокоившись немного от потрясения, начала уговаривать себя, что ничего страшного не произошло, ведь надо же девушке как-то проявлять свою власть, которую сама Таня ей и подарила. Пауза затягивалась, девушка ничего больше не требовала. Тане с каждой секундой становилось все более дискомфортно, но вспомнив, что она стоит неправильно, а времени у ее мучительницы достаточно и пауза может тянуться вечно, решила встать, как просили с самого начала. Она выпрямилась, не поднимаясь с колен, снова откинула полы блузки, опустила руки по швам и подняла голову.

—Еще один снимок на память. Улыбнись!— голос Жанны был абсолютно безразличным.

«За что же такое наказание? Она откровенно надо мной издевается... Но я хочу довести все до конца. Света тоже говорила, что ей было нелегко, а она-то более раскомплексованная. Придется улыбаться, что поделаешь. И подчиняться — сама же обещала». Таня с трудом пыталась растянуть губы в улыбку, но у нее не получалось. Она уже злилась на себя, злилась на свой страх. Когда, в конце концов, вспышка осветила ее снова, Таня вздрогнула, но закрываться и сжиматься в три погибели уже не стала.

Прошла еще минута, прежде чем Жанна приказала:

—Поднимайся!

Таня поднялась. Переминаясь с ноги на ногу, она размяла затекшие от долгого стояния на коленях мышцы. Она уже почти привыкла к своему полуобнаженному виду и поэтому упавшую юбку переступила под равнодушным взором Жанны.

—Так, забирай свое барахло и пойдем в другую комнату.

Таня подобрала разбросанные по полу вещи и, плохо ориентируясь в расплывшемся пространстве, пошла вслед за Жанной. В соседней комнате также ярко горел электрический свет, тут были только камин, диван и пара кресел.

—Одежду положи на кресло. Да, то что у входа, а сама иди сюда. Видишь, в камине есть немного дров, спички сверху, растопи его.

Пока Таня ходила по комнате, она всей кожей чувствовала, как пара глаз неотрывно следят за ней. Она довольно долго провозилась с камином. Когда же огонь был зажжен, Таня в расстегнутой блузке подошла к сидящей на диване Жанне, ожидая дальнейших указаний.

—Сними блузку и брось в огонь!

—Как?— Таня не могла понять, зачем ее новую блузку жечь, ведь у нее это самая нарядная блузка, она специально надела ее для приема в общество... Но ее размышления прервал презрительно-насмешливый голос Жанны:

—Молча... Делай, что говорят! А ты снова задаешь вопросы.

Таня поняла: она опять совершила ошибку. Как тут не ошибиться, когда самая естественная реакция и является ошибочной. «Сжечь блузку... Значит, и все остальное заставит сжечь. А в чем я домой пойду? Я же ничего не захватила с собой. Если нижнее белье запрещено, то зачем жечь остальные вещи? Нет, так нельзя! Бросить надо это издевательство — это уже чересчур. Хотя, я обещала «отказаться от прошлой жизни». Но когда не можешь отказаться от какой-то тряпки, то как от остального можно отказаться? Что ж... Похоже, это входит в программу испытаний... Да я еще, наверное, пару наказаний себе заработала».

Скрепя сердце, Таня сняла блузку и, подойдя к камину, недолго постояла с ней в руках. Она надеялась, что в последний момент ее все же остановят. Но никакого указания не последовало, и Таня решительно бросила блузку в огонь. Тот немного уменьшился, но уже через пару секунд вся блузка была охвачена пламенем. Таня осталась в одном перстне. Больше на ней ничего не было. Она съежилась, несмотря на то, что в комнате было тепло и притом горел камин. Когда блузка превратилась в пепел, наставница заставила сделать то же с трусами, за ними последовал бюстгальтер и юбка. За каждой вещью приходилось идти через комнату, нести к камину и смотреть, пока она горит. Таня вспомнила, как она старалась не испачкать юбку, когда становилась на колени, а теперь добровольно предавала ее огню...

Когда все было сожжено, Таня снова подошла к Жанне и услышала:

—Отойди к дальней стенке.

Таня отошла к противоположной стене и повернулась лицом в ту сторону, где находилась Жанна. Отсюда она видела только черный силуэт, и то нечетко. Жанна не торопилась: куда спешить, если вся ночь впереди? По крайней мере, пока светать не начнет. «Что же еще придумать? Может, поговорить, побередить душу... Попробуем».

—Тебя в детстве часто наказывали?

—Нет, всего несколько раз, я старалась быть послушной рядом с родителями.

—А кто наказывал, мама или папа?

—Конечно, мама. Отец нас бросил, когда мне было четыре года, а все отчимы не в счет, они не могли со мной справиться, наверное, боялись.

—Да что ты говоришь!— наигранно удивилась Жанна.— А сейчас по тебе и не видно. Ты такая податливая, как пластилин — бери и лепи, что хочешь. И как тебя наказывали?

—Чаще ругали, на совесть давили, а когда совсем маленькой была, в угол ставили.

—На горох или так, по несерьезному — минут на пятнадцать, ради галочки?

—Скорее, ради галочки, хотя было стыдно и обидно.

—За что?

—За то, что она не понимала, какая я хорошая...

—А ты до сих пор так думаешь?

—Не совсем, у меня есть недостатки, но они не такие уж серьезные.

—А тебя никогда не били?

—Нет, может, шлепнули когда, но я не помню, не обратила внимания.

—Повернись лицом к стене. Руки вверх и на стену...

Таня поняла, что сейчас и будет наказание. «Что она хочет? Наверное, будет бить. Не иначе. Или зачем тогда было затевать этот разговор? Как приготовиться? Я не хочу. А может, попроситься в угол? Что делать?» Пауза затянулась.

Жанна молчала. Она наблюдала за тем, что творится с Таней. «Нет, наказание — конечно, дело хорошее, но главное, не дать понять в чем оно состоит и было ли оно вообще». Таня в нетерпении переминалась с ноги на ногу, она уже не раз поправляла непроизвольно сползавшие вниз руки. Когда Жанна приблизилась, Таня съежилась в ожидании...

«Все, пора продолжать»,— подумала Жанна, а вслух громко сказала:

—Ладно, поворачивайся сюда.

Таня от неожиданности вздрогнула всем телом, как от удара, но, когда повернулась, оказалась лицом к лицу с Жанной, которой неожиданно пришла мысль, даже ей показавшаяся сначала нелепой.

—Ты в цирке давно была?— как бы равнодушно спросила Жанна.

—Давно...

—Я тоже...— Жанна задумалась на несколько секунд,— а кто тебе больше нравится кошечки или собачки?

—Кошки, у меня такой классный перс,— начала хвалиться Таня.

—Хорошо-хорошо, значит, открываем клуб служебного собаководства. Собачкой будешь ты. Например, бультерьером, они тоже кошечек любят: хрясь — и пополам...

—Воля Ваша,— сказала Таня, не понимая, что ее ожидает дальше.

—Без разговорчиков!

Жанна взяла Таню за руку и повела к дальнему креслу, которое они выдвинули на середину комнаты. Таня ждала дальнейших приказов. Попав под магическое влияние девушки в черном, она уже не могла сопротивляться.

—Конечно, палку тебе я кидать не буду, и полосу препятствий тебе не проходить — здесь ее нет... Но есть одно упражнение, для первой дрессировки пойдет. Становись на четвереньки, будешь ползать вокруг кресла, а когда остановлю и скажу «Голос!», будешь лаять три раза, потом пойдешь снова... Поняла?

—Поняла...— автоматически согласилась Таня, до которой сначала не дошло, причем тут собачка. А когда дошло, она вскипела от нелепости происходящего, ей предлагают... Таня была шокирована: она просто не могла поверить в возможность столь унизительного испытания. «Нет, это невыносимо, я не хочу!!! Может, она просто издевается надо мной. Надо бы хоть раз взбунтоваться, показать характер». Теперь она понимала, что Жанна просто играет с ней, забавляется. И, насколько могла, твердо заявила:— Я не смогу.

—Что?..— недоуменно спросила Жанна, а потом, догадавшись, что Таня «бунтует», с нескрываемым облегчением в голосе добавила:— Заканчиваем?— и дальше, но уже с разочарованием:— Какой кошмар...

В один миг Таня вдруг поняла, что этим, действительно, может все закончиться. Но зачем тогда все предыдущее? Неужели ей «слабо»? Выходит, слабо. «Срочно, срочно все исправить!!!» Таня рухнула на пол, подползла на четвереньках к ногам девушки и, обливаясь слезами, стала целовать их, причитая:

—Простите... Я не хотела... Не надо... пожалуйста... я согласна... я постараюсь... я попробую...— Таня понимала, что все ломается, ломается вся ее жизнь, все установки «правильно-неправильно» летят к черту. Она уже сама не знает, что творит, почему хочет целовать эти ноги, откуда у нее эта рабская покорность.

Жанна смотрела на распластавшуюся у ее ног девушку. Куда подевалась ее спесь и чувство превосходства, где та уверенность, которая так и сквозила во всем ее облике какой-то час назад! Растоптанная, униженная, жалкая... Жанну всегда удивляла перемена, которая происходила с девушками на испытании. Как же ей тяжело было придумывать каждый раз все заново, чтобы добиться полного подчинения и подавления их воли! «Пора искать себе замену,— подумала Жанна.— Не то сама скоро в мешок попрошусь!» Но вслух равнодушно произнесла:

—Следует говорить: «Я все сделаю наилучшим образом».

—Я все сделаю... обязательно... сделаю...

Таня смахнула слезы и даже без команды пошла на четвереньках вокруг кресла. Вот так ее можно заставить делать даже то, чего она раньше даже в мыслях и допустить не могла. Она, которая никогда никому не подчинялась, вот так ее гордыню об землю...

Внутренние голоса устроили перебранку в сознании Тани:

Первый: Это насилие над личностью! Долго она еще ползать будет?

Второй: Сама хотела. Даже сейчас можно встать, бросить все. И возвратиться к своему разбитому корыту.

Первый: Вот тебе и общество! Сплошное надувательство.

Второй: А ты откуда знаешь? Может, сейчас наказание получит, и испытание закончится.

Первый: Мечтай, мечтай... Это не наказание, вот если бы побили или в угол, на горох...

Второй: У наставницы полная власть над Таней, если надо будет, придется и в углу постоять.

Первый: Ниже канализации опустили...

—Голос!— перебил эту внутреннюю дискуссию резкий окрик Жанны.

Таня подняла голову и три раза пролаяла, потом пошла снова. Жанна сидела в кресле. Эффект ослабевал с каждым новым кругом, претендентка вошла в роль и была уже полностью подконтрольна. Пора прекращать.

—Стоять!— приказала Жанна. От громкого окрика Таня вздрогнула, испугалась и села на пол. Она растерянно смотрела на Жанну, но не видя выражения ее лица, подумала, что опять что-то неправильно сделала. Она опять все испортила. Она опять виновата.

—Девушка, простите, я не знаю, как Вас зовут, но простите меня, пожалуйста, я на все готова, но у меня не всегда получается...

Жанна, будто не желая этого слышать, перебила:

—Поднимайся! Значит так, мне надо сходить в одно место, здесь недалеко. Поэтому у меня к тебе два предложения, особо не отличающиеся друг от друга: первое, ты идешь со мной — тогда это дело нескольких минут. И второе: я тебя здесь брошу, для надежности можно и в угол поставить — но, в таком случае, не знаю, когда вернусь... Возможно, как только смогу.

Таня поняла, что аттракцион еще не закончился, но теперь ей предлагают выбор, это что-то новое, выбор... «Она говорит, что бросит, бросит здесь, одну, беззащитную... А сходить куда? Может, лучше здесь остаться, в углу постоять? Но в чужом доме, неизвестно сколько времени... Без ее присмотра можно не выдержать. Возможно, она не уйдет, а будет смотреть издали, а когда я ошибусь, тогда она появится и скажет: проваливай, мол, с глаз долой. Нет, лучше с нею сходить, тем более, несколько минут... Я боюсь остаться одна, без нее...»

—Можно я с Вами пойду...— то ли спрашивала, то ли соглашалась Таня.

—Хорошо,— с этими словами Жанна вышла из комнаты и через несколько секунд возвратилась к Тане, держа в руках ее туфли.

—Зачем Вы? Я сама могла бы,— но увидев укоризненный взгляд, опять смутилась. Вопросы ей задавать нельзя, даже такие простые.— Простите, ради Бога... Я снова ошиблась. Что же это за наказание такое, никак не могу привыкнуть!— она чуть не расплакалась, укоряя себя и придумывая обвинения в свой адрес, тем более, что Жанна молчала и только наблюдала. «Действительно, раскаяние похоже на настоящее. Значит, мы на правильном пути».

—Успокойся, не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но если ты сама стала ловить себя на своих промахах, то это уже прогресс. Ладно, пойдем, только я тебе глаза завяжу, если ты не возражаешь.

Но разве могла теперь Таня возразить что-нибудь! Она же опять совершила ошибку и опять получила прощение, и снова авансом. Она с готовностью подставила голову, когда Жанна начала надевать ей на глаза черную повязку. Повязка была плотная и широкая, наверное, специальная, она не только не пропускала света, но и вообще была сконструирована так, что полностью прикрывала веки и нельзя было даже моргнуть.

Потом они пошли по какому-то проходу. То, что они вышли на улицу, Таня заметила по ночной прохладе, окутавшей ее, по свежему ветерку, овеявшему с головы до ног... И тут она поняла ужас положения, в которое коварно загнала ее наставница, нет, вернее она сама себя загнала с ее помощью: Таня была в одной повязке на глазах и в туфлях. А в чем она еще могла выйти, у нее же ничего кроме этого и нет, если не считать спрятанной где-то сумочки с очками. Но она решила пройти и это. Может, Бог даст, они не встретят никого. Ведь она уже прошла такой путь, что поворачивать назад нельзя. Она понимала, что сейчас в любую минуту может произойти непоправимое. Она уже потеряла себя почти полностью, ее подмяли, раздавили, морально изнасиловали. У нее нет больше воли, а чем она сможет ее заменить, где искать ту опору, на которой можно будет строить новую жизнь? Таня тихонько сжала руку наставницы, та ответила таким же пожатием, мол, держись, прорвемся. На душе у Тани стало несколько легче, и она вся сконцентрировалась на слухе. Потому что никакого другого контроля за обстановкой в этой ситуации у нее не было.

Они медленно шли по какой-то улице, Таня прислушивалась. Стрекотали сверчки, ветерок шелестел листьями деревьев, вдали проехала машина, похоже, легковушка. Жанна молчала, а Таня терялась в догадках, куда они направляются. Тут Таня нашла еще одно средство для оценки обстановки — дорога — она стала более гладкой. Вот как оказывается, когда лишают привычных способов наблюдения, ищешь те, которыми, вроде бы, никогда и не пользовалась. Снова проехала машина, но теперь она, казалось, проехала значительно ближе.

Не может быть! Они идут на Плехановскую? Тане хотелось заплакать. Зачем? Зачем? Там же могут быть люди. Хотя, в такое время... Но мало ли дураков по ночам шастает. Сомнений не было, они выходили на центральную улицу... Что теперь будет? Таня вслушивалась в окружающий мир, пытаясь оценить тяжесть ситуации, в которую она вляпалась. Может, пронесет... Вдруг машина проехала совсем рядом, метрах в пятидесяти. Они не замедлили шага. Девушка в черном шла по только ей известному маршруту, к только ей известной цели. И стоило Тане подумать: «Сейчас начнется», как сразу — вот оно:

—Смотри, смотри,— произнес приглушенный мужской голос совсем рядом, какая-то девушка хихикнула, а другой мужской голос произнес гораздо громче первого:

—Неплохо...

Таня инстинктивно сжалась и закрылась обеими руками, и одновременно с этим ее лицо исказила гримаса ужаса: она потеряла руку, которая ее вела. Таня хотела закричать, позвать, но она даже имени не знала. «Кричать: «Девушка!» — смысла не имеет, тут же не одна девушка. Сорвать повязку и убежать... Ой, как не хочется... Где же она, куда подевалась? Наблюдает за моей реакцией?» Таня опустила правую руку, а левой попыталась найти руку наставницы, но не нашла. Теперь она стояла, совсем растерявшись, безвольно опустив обе руки.

—Не понимаю, что тебе в ней понравилось? Так, лохушка и мазохистка какая-то,— произнес первый голос.

—Ничего ты не понимаешь, симпатичная вполне, только бледная и затюканная,— возразил второй.— Повязку бы снять, тогда все понятно станет. Мне бы в глаза посмотреть...

Таня слушала этот диалог, не понимая своих ощущений. Она посреди города, голая, на импровизированном просмотре, стоит и не разрешает себе ни двинуться, ни возразить. Кошмар какой-то! Да где же ОНА?!!

—Чего уставились?— наконец раздался низкий властный голос Жанны.— Дуйте по домам!

—А ты здесь не командуй, твой что ли город?— вступил в прения первый мужчина.

—Ты у меня договоришься! Посмотрели и хватит. Я кому сказала!— не унималась Жанна.

—Пойдемте, что с ними связываться. А вы тоже как маленькие! Голой бабы никогда не видели?— вмешалась незнакомая девушка, и они, похоже, прошли мимо.

Танина рука вдруг снова оказалась в руке Жанны. Они прошли еще несколько метров, когда Жанна сказала.

—Постой здесь. Я сейчас, на минуточку. Никуда не уходи.

«Куда я уйду? Нет, я, конечно, могу пойти сейчас в таком виде домой, но что будет? Как все объяснить маме? Спокойствие, только спокойствие... Минуточку. Что она там говорит?»

—Пару бутылок пива, пару фисташек и «Стиморол»...

«Круто! И ради этого она меня тащила сюда? У-у-у-ухх, свинья... Нет, я не права, так нельзя говорить, я ей позволила делать со мной, что ей вздумается. Не думаю, что этих идиотов она сюда приглашала, чтоб на меня посмотреть. Можно было спокойно стоять часов пять на горохе там, в углу у камина, сама же выбрала, могла бы и догадаться».

—Кто это с тобой?— мужской голос еле слышен, видно из киоска, и девушку явно знает. И сейчас она все ему и расскажет...

—Ты смотри — забыла, как ее зовут. Да тебе-то какая разница?— Жанна говорила нормальным тоном. «Точно, они знакомы. Теперь нельзя будет тут ходить, еще узнает».— Что, нравится? Может, хочешь?— предложила Жанна.

—Да ну... Сама ее не знаешь, а мне подсовываешь. Хотя... почему бы нет, покупателей никаких...

—И сколько тебе не жалко? Я же тебя, жмота, знаю.

—Червонца хватит? На больше она и не потянет. Веди. Я сейчас открою.

—Маловато будет, давай хоть винца хорошего бутылочку, и мне, и ей хорошо будет.

—Слишком жирно... Привела немую, зашуганную, с завязанными глазами. И где ты их берешь все время?

—Много будешь знать — скоро состаришься.

—Тем более пиво с вином мешать — баловство одно. У меня предложение: еще бутылку пива... хорошего — и хватит с вас.

На миг Тане почудилось, что все это происходит не с нею. Она изо всех сил старалась понять, что же такое: ее подкладывают под какого-то грязного продавца за червонец или бутылку пива, ее сейчас в каком-то киоске, да еще и при свидетелях будут иметь... Она уже представила это... Она решила, что когда ее поведут, она сорвет повязку, скажет все, что о них думает, и уйдет в гордом одиночестве в одних туфлях. Таня желала только одного: провалиться на этом месте или убежать куда глаза глядят, но сделать так — значило сдаться, следовательно, распрощаться с мечтой вступить в общество. «Больше терпеть нельзя. А если я забеременею, а если он заразный. А если... А если я хочу этого?.. Я хочу!? Совсем из ума выжила, дура!!! Но я же стою, я делаю вид, что не слышу. Я молчу, значит, я со всем этим согласна? Ладно... посмотрим, что будет дальше».

Но когда подошла Жанна, взяла ее за руку и провела вперед. Таня покорно двинулась, не делая попыток сорвать повязку, не произнося ни слова, пока Жанна не остановила ее, а секундой позже раздался ее низкий голос:

—Оценил?.. Значит, не хочешь. Ну как знаешь. Наше дело предложить, ваше — соответственно... отказаться... Привет... Мы пошли.

—Скатертью дорожка. Пока.

Девушки развернулись и медленно пошли обратно. Таня еще долго ощущала на своей спине и ниже липкий взгляд этого мужика, не чувствуя уже ничего, кроме облегчения — и еще безумного желания снова оказаться в комнате с камином. Где-то далеко проехала машина. Потом, если не считать сверчков, шелеста ветра и стука каблуков, наступила полная тишина...

==========

А Жанна осторожно выключила магнитофон, наблюдая, как подавленная всем происходящим претендентка сомнамбулистически покорно идет в совершенно неизвестном для себя направлении. Спектакль удался на славу. Таня была никакая, она до сих пор решала, что бы она делала, если бы Жанна повела ее туда, в киоск. «Дала, никуда б не делась и молчала бы,— Жанна снова оценила ситуацию и иронически ухмыльнулась.— Значит, пора переходить к заключительным процедурам. Прохладно-то как. Интересно, а как ей?»

—Ты не замерзла?— спросила Жанна.

—Нет,— ответила Таня.— Я как-то забыла про это.

«Точно, она еще там. И с этим ничего не поделаешь. Вот только интересно, еще решает, или уже там... в киоске?»— размышляла про себя Жанна.

С соблюдением всех правил они вошли в дом. Дорога обратно показалась Тане значительно короче. Она ощутила последнюю вспышку негодования, но тут же бархатное тепло камина надежно укутало ее обнаженное тело, ей стало жарко. Пришло некоторое успокоение.

—Сними туфли, я сейчас свет приглушу, а то привыкать долго будешь. Постой тут.

Жанна забрала туфли, вышла в другую комнату, спрятала магнитофон, достала из стола две бутылки пива, фисташки и жевачку, взяла подсвечник, вернулась в комнату, зажгла свечу, выключила большой яркий свет, сняла повязку с глаз Тани и села на диван.

—Пиво будешь?

—Я его не пью. Не понимаю, что в нем люди находят.

—Я тоже только недавно поняла, что в этом что-то есть. Сейчас сама увидишь. Присаживайся.

—А можно я тут посижу? Жарко,— Таня показала на пол рядом с ногами Жанны.

—Угу,— милостиво позволила Жанна, открыла пакеты с фисташками, обе бутылки пива и одну протянула Тане. Она обратила внимание, что Таня, эта ранее недосягаемая на высоте собственного эгоизма Таня, сама выбрала место возле ее ног.— Из бутылки особый кайф. Угощайся!

Таня отхлебнула из бутылки: пиво как пиво — что в нем особенного? Но с фисташками пошло гораздо лучше. Соленые орешки, которые приходилось добывать из соленой же скорлупы, придавали особый вкус напитку. Таня выпила половину бутылки, в голове зашумело, по телу разлился обещанный кайф, и остальные полбутылки она потягивала уже с явным удовольствием. Она почти забыла все, что произошло сегодняшней ночью, ей было уютно, комфортно, спокойно...

Таня прижалась к ногам Жанны, та не стала возражать. Она тоже отдыхала от напряженной деятельности. А голова, помимо всего, была забита и другими проблемами. Жанна вдруг почувствовала, как на ее голень упала и поползла вниз теплая капля — Танина слезинка, потом — вторая, третья... Жанна не пошевелилась, и из ее глаз сами по себе тоже побежали слезы, ей было жалко себя и жалко Таню. Она поняла, что, по большому счету, она сама находится в таком же положении, как и Таня, за исключением того, что она не знает, кто ее ломает и на что программирует. Жанна увидела себя со стороны и даже позавидовала Тане: у той хоть палач известен, он рядом, к нему можно приласкаться, снискать снисхождение. А как ей самой быть?