Глава 7. О пользе прививок
Любовь есть влечение и сила; но как часто влечение совлекает, а сила растрачивается впустую или внутренне разлагается в погоне за ложной целью...
И.А.Ильин
Юля со Светой, оставшись одни, раздевали одна другую нежно, ласково, с любовью. Света еще не могла прийти в себя от всего сегодняшнего дня, особенно от событий последних двух часов.
—Я тебя очень люблю, Юленька. Спасибо тебе за урок! И прости меня.
—Продолжаем разбор полетов? Или как?— спросила Юля.
—А ты меня простила?
—А я на тебя зла и не держала. Я же тебя люблю и всегда любила, даже сегодня весь день. А когда ты сказала, что всем руководит рабыня, я сначала не поняла. А потом все стало на свои места, даже вспомнила, когда я тебя заставила пригласить гостей. Ты помнишь?— спросила Юля, когда они осторожно улеглись на кровать.
—Нет. А когда?
—В самый-самый первый день, когда про Машку рассказывала.
—Точно! Про стриптизершу, и ты сказала, что никогда бы в жизни, ни за какие деньги на людях. А как ты меня прогоняла? До сих пор не понимаю, когда это прозвучало?
—Этого и не звучало. Я признаюсь, когда привязала тебя к батарее, вышла на улицу и хотела сбежать в Новороссийск. Представляешь, какая я была скотина!
—Перестань. Так получилось. Ты не сбежала, так меня заставила. А за туалет?.. Я теперь тебе должна,— пожав плечами, улыбнулась Света.
—Светочка, игра закончилась. Совсем! Поэтому ты не можешь быть должна. Забудь!
—Спасибо, Юленька,— Света замолчала. Потом, как опомнившись, предложила:— Я бы тебя хотела, если ты не будешь возражать, сначала полечить. У тебя так сильно побита попочка, что у меня сердце кровью обливается, когда я про нее вспоминаю. Постой, я сейчас,— сказала Света и, потянувшись, достала со столика перед зеркалом жирный крем.— Ты мне позволишь? Сильно болит?
—Светочка, миленькая, перестань. Все в порядке. Да, болит. Все болит! Даже сердце, даже душа. Ну и что? Заживет.
Юля положила голову на руки и предоставила объект для лечения подруге в полное распоряжение. Света осторожными движениями смазывала еще припухшие красные рубцы, следы поводка, следы своей бурной деятельности. Юля непроизвольно напрягалась от очередного прикосновения, но потом расслабилась. Она, терзаемая прикосновениями нежных пальчиков, была крайне возбуждена, и вся боль проходила. В этом процессе был даже свой специфический кайф.
Это продолжалось довольно долго, пока Света вдруг не заметила, что Юля спит как младенец!!! Когда же она успела? «Замучилась. Я представляю, как ей тяжело было, и все новое, неизведанное, и все так концентрированно, все так сразу: и полновластная Госпожа, и бесправная рабыня. А я хотела ее чему-то научить, но скорее, меня надо учить, а не ее. А она самая лучшая на свете! Юленька — чудо мое, любимое! Все, тоже надо спать ложиться, не то голова лопнет от всех моих ужасов».
Света легла рядышком с Юлей и тоже моментально заснула.
==========
Пока шли в номер, Стасу хотелось как выяснить отношение Лены к увиденному, так и поговорить о своем. Девчонкам удалось затронуть за живое обоих.
—Ну, и что ты скажешь по этому поводу?— отойдя довольно далеко от двери 308-го номера, спросил Стас.
—О-чу-меть!— протянула Лена.
—Нет, а все-таки?
—Ты представляешь, я сейчас подумала, что самое-самое — это не то, что они творили сегодня, а то, что они нас с тобой пригласили.
—Это значит, мы такие крутые?— прикололся Стас.
—Вот еще! Ты, как ребенок, при чем тут крутые? Нет, не то. Вот позвать к себе посторонних, мы же для них посторонние, объявить им во всеуслышание, что они не только черти чем занимаются, а что любят одна другую.
—Об этом можно было давно догадаться с первого появления Юльки за нашим столиком. Она на Светку так смотрела!
—Догадаться можно. А тут — пригласить, чтобы признаться,— Лена ненадолго задумалась,— ты знаешь, мне показалось... Как можно себя загнать, что пришлось выносить на суд абсолютно чужих людей свои, очень личные проблемы.
—Так ты считаешь, что Света сломалась?
—Похоже на то. Ведь Юлька сумела закончить эту игру сама.
—Ты думаешь потому, что она заставила себя выпороть?
—Загнали ее на такую дорогу... Не смогла больше издеваться, заставила издеваться над собой — круто,— Лена помедлила и спросила:— А как тебе сама игра?
—Ты знаешь, недавно передача была по НТВ, поздно, ты спала, «Про черти че»... в смысле «Про это». Там как раз показывали садо-мазо салоны, потом как клеймо ставят, шрамируют. Мерзко даже смотреть, но люди ходят! Ставят клейма без обезболивания! Даже, говорят, деньги большие платят. Причем, люди-то не бедные — бизнесмены, директора.
—Значит, это им зачем-то нужно.
—И тем, и другим. Одним издеваться, другим — чтобы над ними издевались. А я, вообще-то, хотел бы тебя увидеть с такой битой задницей, как у Юльки. Представляешь?
—Вот еще! Тоже мне придумал! С ума совсем сошел, что ли? И кто меня бить будет?
—А что, мне не доверишь?— улыбнулся Стас.
—Свою любимую попку... тебе? Это чем же я тебя так достала? Скорее, тебя надо пороть, как сидорову козу.
—А меня за что?
—Ты что, не знаешь? Я быстро бы нашла,— Лена строго посмотрела на мужа, но тот улыбался, поэтому она тоже улыбнулась и сказала:— Знаешь, как говорят: был бы человек, статья найдется. А представляешь, ты стоишь на коленях, голова зажата между моих ног, голая задница выставлена, и тебя по ней ремнем. Круто!
—Так ты предлагаешь сыграть?— улыбнулся Стас.
—Ничего я не предлагаю. Я, может, тебе не доверяю.
—А я себе доверяю! Тебе могу довериться на часик-другой, представляешь? Как-никак, могу я доверять женщине, с которой столько лет прожил?
—Тогда пойдем, и сейчас я тебя выпорю, раз тебе так хочется.
—А тебе не хочется, скажешь? Давай, лучше я тебя. Я тоже знаю, за что.
—Хорош! Поприкалывались и будя! За что же ты меня так ненавидишь?
—О-о-о, это слишком круто сказано. Я тебя люблю, поэтому и предлагаю поиграть, сначала в одной роли, потом в другой. Соглашайся! Ты же ничего не теряешь.
—Не теряю, только получу по попе больно. А я не хочу больно.
—Я буду в меру тебя бить. Тем более, ты же знаешь, что баб порют по субботам, и не ремнем, а вожжами, тогда они правильно себя ведут. Домострой.
—Э-э-э-э, домостроевец, чертов!— Лена тяжело вздохнула,— Слава Богу, пришли.
—Ну что играть будем?
—Ты с ума сошел?! Конечно, нет
—Жаль...— вздохнул Стас, помолчал недолго.— Хотя, ты знаешь, девчонки, кажется, правы по поводу нашей с тобой Американки — семейного уклада. Может, давай уточним правила по которым мы каждый считаем себя ответственным за все, и в то же время — угнетенными.
—Американка в особо извращенной форме?.. Да, давай! Мы давно разучились говорить. Надо же разобраться, чтобы не придумывать лишнего... и чтобы потом за невыполнение этого лишнего... не испытывать чувства вины. Кстати, вопрос, ты насколько себя виноватым считаешь за то, что я больше тебя в четыре раза получаю?
—В четыре? Какой ужас! Я знал, что больше, но не на столько же...
—Стас, это ты врач, а я экономист — кто лучше деньги считает? Как только в банк попала, сразу же больше получать стала. Поначалу скрывала, теперь вообще не хочу.
—Ты же не хочешь от меня избавиться из-за этого?
—Не хочу, да и не хотела. Только когда была вынуждена прятать половину зарплаты на работе, чтобы все домой не нести, тогда и возникали такие мысли. В последнее время — все реже.
—Я же давно знаю... но... понимаешь, Лена, я клятву Гиппократу давал...
—Не изгаляйся...
—Нет, Лена, я не могу на чужой беде зарабатывать. И не буду. Тебе платят за твою работу... а за мою... сама знаешь... столько вверху нахлебников, их тоже кормить надо, а бюджет не резиновый. Вот и приходится подарки брать. Но подарками и подношениями не разбогатеешь. Чтобы хорошо жить врачу, надо вымогать... или убивать. Я на такое не способен. Это я про клятву. Знаешь, у нас больнице, в хирургии, если операция достаточно сложная, каждый больной подписывает согласие на донорство здоровых органов. Все на автомате, в ходе подготовки к операции, тут подпиши, вот здесь тоже. А если больной спрашивает, мол, что я подписываю? Они ржут: «В случае летального исхода машину, квартиру, дачу передаете в наше распоряжение». Ну, не сволочи? И им даже выгоден летальный исход. Ну там немного поругают за ухудшение показателей, а так и за операцию взял, и органы продал. Конечно, один хирург ничего не сделает, а если целая банда... И все знают, только никто не вякает. Есть два варианта, ты тоже к ним прибиваешься, начинаешь работать на них, либо... выживут или еще что хуже... авария или по дороге хулиганы напали... Ну а с диагностикой... Раз пришел больной, его можно лечить, пока деньги не закончатся. Нужный диагноз, соответствующее лечение... Ну их!.. Я делаю свое дело.
—У вас, значит, то же самое, что и везде...
—Ну а как же. Только живые люди — как источник финансирования... Поэтому я решил, что если ты можешь получать достаточно... то я могу работать тем и там, где я нужен, где от меня максимальная польза. Не будет хватать нам твоих денег, я к ним в банду не пойду, брошу медицину и пойду паркет укладывать или плитку. Это более важная работа, хотя бы по уровню оплаты. В таком случае я тоже смогу прокормить нас.
—Откажешься от своего призвания?
—А что остается? Профессия у меня такая. Я, конечно, понимаю, что мужские обязанности: вынести мусор, порезать хлеб, забить гвоздь — это глобально. Но вот обеспечить семью — не могу.
—И? Мне это тоже надо принять? Или смириться? Что кроме всего перечисленного у тебя есть еще обязанность лежать на диване, читать газету, дремая перед телевизором.
—Или разговаривать по телефону по полтора часа с каждой подругой... другом, я хотел сказать. Лена, я не хочу ругаться, я хотел конструктивно поговорить.
—Не знаю, сможем ли мы здесь или как приедем домой... Но все равно... я хочу продолжить. Понимаешь, я кормлю нашу семью. И в то же время, мне с детства вдолбили, что я должна готовить, стирать, убирать, как порядочная жена. С ребенком заниматься. Спасибо, что почти вся уборка на тебе, и стирка — тоже... Я однажды попробовала сама постирать, а мне все надо осваивать заново. Я же ничего не знаю, что линяет, что нет... сколько порошка в стиралку кидать, какого? Короче, что же я хотела сказать? Что есть обязанности, которые мы, каждый, должны выполнять. Мы их и выполняем худо-бедно. Но Юля правильно сказала... вот сегодня мне хочется помыть посуду, а завтра я могу сделать это, переломив себя через колено. Странно все... и на каждый случай не придумаешь правила.
—Я тоже про это думал... Есть основательно, изначально поделенные обязанности. И мы их делаем как-то, когда принуждая себя, когда с удовольствием. А те, что не делили? С этими что? Неподеленные — должен делать другой!
—Точно, и если я их делаю, то должна быть хотя бы благодарность, я не говорю, что хочется народных праздненств по этому поводу, девочек с хлопушками... — я же свершила подвиг... Сделала для тебя!
—Вот и я так же... вроде бы и время есть, вроде бы и желание, а ты не сказала спасибо или не дала, потому что дела... и все — на следующий раз и руки не поднимаются.
—А время идет. И вспомнить кроме обид за эти незамеченные подвиги — нечего. Жизнь пуста и пролетает мимо... Ску-у-у-учно.
—Да, вспомнить и нечего. Ты сказала все это, а я подумал, что же было хорошего хотя бы за предыдущий год. Ничего, кроме, как в прошлом году мы приезжали в этот санаторий с Настей. И все хорошие впечатления от нее: как она радовалась, какое было восхищение в ее глазах, я даже пожалел несколько раз, что в этом году она не смогла. С нею — интереснее.
—Стас, а ты, правда, меня просил выйти без трусиков на улицу?
—Да... Насте годика три было.
—Странно... я даже не помню этого. Ну и ладно... Мечты... а знаешь, я вспомнила еще одну твою мечту — на Утриш съездить. Звони, договаривайся. Я согласна. Если своих мечт нет, будем внаглую пользоваться твоими. Вот и разденусь на людях.
Стас набрал номер телефона, поговорил с Ваганом. Договорились, что завтра после обеда он их заберет, там, как раз, у них сегодня домик освободился.
—Ну вот, завтра после обеда поедем,— доложился Стас.— Мы с тобой, Ваган с компанией, так что, кроме нас, в домике будут еще две девчонки и три мужика.
—Завтра... после обеда? Ну ладно... не больше недельки, я правильно поняла?
—Да, дня на три-четыре.
—Стас... кстати, а ты садо-мазо хочешь?
—С тобой — да.
—Я так подумала, что до завтрашнего обеда столько времени осталось...
—Ты тоже хочешь?— обрадовался Стас.
—Если только... я сверху... мне сегодня и так слишком больно досталось.
—А еще бы ты хотела, чтобы я голой битой задницей все три дня сверкал?
—Все, Стас, я сняла этот вопрос, извини... Не хочу. Я загналась... просто услышала две твоих мечты, да и Светка завела... я решила внести в нашу жизнь разнообразия, но не подумала... Извини.
—А я согласен. Я готов ехать на Утриш с битой задницей. Может, там и тебя уговорю.
—При Вагане, в этой незнакомой компании?..
—Лена, так ты же с ними познакомишься...
—Ты еще скажи, что я сама должна буду оббежать всех и пригласить на это зрелище, как ты меня наказывать будешь?
—Ты уже и этого хочешь? И это будет для тебя не запредельно?— подмигнул Стас.
—Посмотрим на сегодняшние результаты,— улыбнулась Лена.— Может быть... Так мы начинаем? Я — госпожа. И правила давай придумаем, а то, непонятно как-то, я не знаю даже с чего начать.
—Так правила же просты: Госпожа всегда права. Или так не устраивает? И целых три часа в распоряжении.
—Нет, это слишком сложно! Может, просто садо-мазо? Я готова тебя побить, если ты так хочешь.
—Боящийся не совершенен в любви. Я тебя люблю, поэтому — готов.
—Ах, ты так! Спускай штаны, давай ремень и на колени, быстро!
—Ой, какая ты смешная госпожа!— улыбнулся Стас, но стал расстегивать ремень.
—Лишних десять ударов заработал! Еще хочешь?
Стас, не переставая улыбаться, расстегнул и стал медленно стаскивать брюки вместе с трусами. Когда он их опустил на длину рук, стал на колени, вынул ремень и протянул его Лене, которая с интересом наблюдала за его действиями, но от ремня чуть не отскочила. Собравшись с духом, Лена взяла его и, сложив пополам, легонько пошлепала по своей ладошке. Она вопросительно смотрела на мужа, не зная, что предпринять. Наконец, она решилась:
—Значит, ты готов вот так передо мной унижаться и подставлять свою задницу?
—Да, госпожа,— покорно сказал Стас, но подавить улыбку так и не смог.
—Кайся!
—Что?
—Ну, это... Признавайся в своих преступлениях, проси прощения, а то, как же я буду наказывать невиновного?
Стас понял резонность этого предложения и быстро соображал, за что он, действительно, бы мог чувствовать себя виноватым? И тут пришла в голову такая мысль...
—Простите меня, Госпожа, пожалуйста. Я был... я тебе... я вам.
—Что ты там мямлишь? Давай-давай! Я же все знаю.
—Я знаю, Госпожа,— сказал Стас и опустил сначала глаза, потом и голову, но продолжил:— Помнишь, в позапрошлом сентябре я ездил на курсы повышения в Москву на месяц.
—Ну?
—Я туда не доехал.
—Как не доехал? А где ж ты был?
—В Академгородке,— Стас замолчал, но пауза затянулась, и он продолжил:— И почти месяц мы с нею прожили вместе.
Глаза у Лены округлились. «Что он мелет? Он изменил? Мне?» Но собралась и, чуть помедлив, уточнила:
—Ну и как?
—Никак. Сначала было все нормально, а потом разругались.
—Навсегда?
—Нет.
—Она замужем?
—Да, муж, ребенок. Хотела, наверное, поменять, но мы характерами не сошлись.
—Так зачем же тогда встречались?
—Аборт понуждал сделать.
—Сделала?
—Да. Теперь снова собирается рожать, говорит, от мужа, но не верится.
—Так ты с нею до сих пор?
—Нет... Мы не встречаемся, но она работает со мной. А я с того времени постоянных не завожу...— сказал Стас и испугался. Зря он так сказал, он этого не хотел говорить! Это от волнения. И Лена молчит. Стас ругал себя матерными словами. Зачем он про это стал рассказывать? Тем более, зачем сказал последнее?
Тут он услышал, как на пол упал ремень. Он медленно поднял глаза и уперся взглядом в широко распахнутые глаза Лены, в которых был только один вопрос: «Зачем?» А в лице была такая потерянность, что Стасу стало не по себе. «Перебор»,— подумал он. Долго-долго они смотрели в глаза друг другу, пока из глаз Лены не закапали слезинки, и она отвернулась, махнув на него рукой.
Стас вдруг понял, что ему стало неудобно стоять со спущенными штанами, да на коленях, и в душе вскипело. «Шутка не удалась. Игра не получилась. Игра?.. Это единственный выход, чтобы все в этой игре и закончилось»,— он подполз к кровати, поднял упавший на пол ремень и сам поднялся.
—Значит, ты не хочешь меня наказывать? Тогда придется это сделать мне,— с этими словами он стал поднимать ее юбку. Лена молчала и упорно сопротивлялась. Тогда он, собравшись с силами, стянул ее ноги с кровати. Задрал юбку выше пояса и уже взялся за трусы, как Лена вдруг перестала сопротивляться и расслабилась. Он уже по инерции так сильно дернул легкие трусики, что они порвались, и этот треск рвущейся ткани отрезвил обоих.
—Делай, что хочешь. Мне теперь все равно. Как приедем домой, я подаю заявление на развод,— сказала Лена таким голосом, что мурашки поползли по телу Стаса. Руки у него опустились. «Что делать? Что теперь делать?» Он взял и аккуратно положил Лену на кровать, она больше не сопротивлялась. Она потеряла интерес к жизни, ее глаза были пусты и несчастны, как у Таньки, когда ту раздевали. Стас прилег рядом. Решение Лены его не устраивало. Надо как-то все объяснить, даже если это будет последний разговор в их жизни. Не оправдываться, а сказать свое мнение, оно же имеет право на жизнь или нет?
—Лена, послушай,— и хотя Лена никак не реагировала, он начал объяснять.— Лен, я же не поверю тебе, если ты скажешь, что ты об этом не знала или хотя бы не догадывалась... Можешь не отвечать. И я даже не совсем уверен, есть ли, был ли у тебя кто-нибудь за это время,— Стас смотрел в ее глаза. Но никаких эмоций они не выражали, пустота глаз сливалась с пустотой вокруг. И вдруг, они захлопнулись. Стас замолчал. Но так долго нельзя, и он снова продолжил:
—Я считаю, что вопросу секса уделяется слишком много лишнего внимания, хотя он этого не стоит. Просто раздули и сделали глобальную проблему. И у меня вдруг стало это проблемой, причем с двух сторон. Особенно той осенью, я совсем запутался. А тут еще Света спрашивает о событии в 29,5 лет, и как все по новой. Голова пухнет. А знаешь, Лен,— Лена не реагировала ни единым мускулом.— Знаешь, я сейчас попробую рассказать, что я тут передумал, за это время. Я только выхода так и не нашел. Ты знаешь, профессия накладывает отпечаток не только на круг знакомых, но и даже на отношение к жизни, тем более к сексу. Вот те, кто со мной учился, и коллеги — они как-то иначе на все смотрят. Я не знаю, как там, у артистов или каскадеров, но как у врачей, могу рассказать. Если посмотреть с твоей точки зрения, то у них абсолютно беспорядочная половая жизнь. Даже у стоматологов, хотя казалось бы, что у них? Но представляешь, я подумал, вот у кого и муж, и жена — врачи или связаны с медициной, у них проблем на этой почве не бывает. Ночное дежурство, и вдруг захотелось, всегда же есть медсестра, или еще кто, секс можно получить всегда. И почти никто не возражает — так принято. Нет, конечно, есть белые вороны, что никогда не ведутся. Но они сразу не такие, долго выдержать не могут и сбегают. А в семьях, где жена или муж работает в другом месте, там начинаются проблемы как у нас с тобой. Хорошо, не у нас, у меня.
Но и это не подействовало на Лену. Она лежала, слушала и думала... Стас продолжал:
—Вот, понимаешь, я что подумал: врач он все время рядом с болью, рядом со смертью, и это дает другой подход к жизненным проблемам. Знаешь, когда в детстве невтерпеж, заперся в туалет на пять минут и готово — облегчение получил и все. Но тут не 15 лет, взрослый мужик, вроде бы, можно и с женщиной. Тем более, они всегда есть. Так вот, когда это так, разово, не возникает ни привязанности, ни обязанностей. Но стоит только получиться чему-то еще, как тут же просто секс заканчивается, и человек для тебя переходит в другую категорию — жена или любовница. А просто секс — это просто удовлетворение физиологической потребности. И зачем тратить нервы и силы на сдерживание, на поиски, когда можно почти всегда. Стоит только спросить: «Ты свободна ближайшие полчасика?»— и ты уже через три минуты на диване в кабинете, а через двадцать минут она встала, оделась и ушла, как будто ничего и не было. Я только на практику попал, как сразу врубился в эту систему. В первый раз я чуть не офонарел, когда понял, что меня просто использовали для снятия стресса. Именно таким образом — сняли и трахнули, то есть мной трахнулись. Но на следующий день я подошел к ней же и сказал: «Пошли и сегодня». Ей было не слишком надо, как мне показалось, но она, ни слова не говоря, согласилась и дала. Я был удовлетворен. А она объяснила, чтобы я не придумывал лишнего, и в следующий раз, если ей это будет не нужно, она не согласится. Это было, когда я еще институт не закончил. А потом и говорить не хочется, сколько было. Но однажды, я встретил нечто большее. Она — медик. И тут тебе любовь, потом та злосчастная командировка, потом этот аборт.
Глаза Лены открылись, в них была не только пустота, но и боль. И только одна фраза слетела с пересохших губ:
—Зачем ты мне это рассказал?
—Понимаешь, Лен, весь сегодняшний день и вечер. Потом твои слова: кайся, я знаю. И если есть шанс покаяться, значит, есть хоть какая-то возможность получить наказание, прощение и отпущение грехов за все. За то, что я виноват кругом: перед тобой, перед нею, перед тем ребенком, которому я не дал родиться, перед собой, перед Богом. Прости меня. Хоть ты прости...
Лена снова закрыла глаза, а Стас уже все сказал. Он приподнялся на локте и посмотрел. Он даже улыбнулся, увидев, как они лежали, с голыми задницами и ссорились. Тут ему пришла совершенно нелепая мысль:
—Мне недавно анекдот рассказали. Мужики собираются на рыбалку, а одному тоже хочется, но он знает, что жена не отпустит. Он интересуется у друзей, как те могут так запросто уйти? Ему объясняют: «Просыпаешься, откидываешь одеяло с жены, шлепаешь по заднице, говоришь: «Ну и жопа!» — она обижается, и ты можешь спокойно идти на рыбалку. Понял?» — «Понял»,— говорит. Наутро так и сделал. Проснулся, откинул одеяло, шлепнул жену по заднице, сказал: «Жопа!— подумал-подумал и добавил:— А ну ее на фиг, эту рыбалку!»— с этими словами он положил руку на попку жены, та от неожиданности вздрогнула, но не возмутилась. Тогда он переполз поближе и коснулся ее губами:
—Такая хорошая попа,— сказал Стас и лизнул между ягодиц, Лена напряглась. Стас стал целовать кругленькие ягодицы жены, приговаривая иногда:— А я хотел ее ремнем. Ее же только целовать можно. Она такая вкусная. И почему считается, что это нехорошо? Мне нравится, а тебе?
—Да-а-а...— еле слышно сказала Лена и расслабилась, что позволило Стасу гораздо больше. Лена возбуждалась, она протянула руку и погладила его. Стас потихоньку перевернул Лену на спину и, так как раздеваться было не надо, он просто смахнул остатки ее трусиков с колен и вошел в нее. Еще через несколько минут они лежали обнявшись.
—Прости меня,— сказал Стас.— Пожалуйста.
—Простила уже.
—Спасибо. Я догадывался, но так хотелось, чтобы ты это сказала.
—И что мы будем делать?
—Не знаю. Я, конечно, могу тебе пообещать, что не буду больше, но я сам в это не слишком верю. Давай пока не приедем домой, попробуем вместе найти выход. У нас же есть и время, и возможности. Было бы желание.
—Значит, как только мелькнет какая-нибудь юбка, тем более, то, что под юбкой, так ты готов сразу?
—Да нет же, Леночка. Вот приспичило или долго ждать, или снять сразу... не девку, напряжение.
—Не понимаю.
—Лена, а ты мне можешь сказать, у тебя был кто-нибудь?
—И ты готов мне поверить?
—Уже верю. И мне почему-то кажется, что не было, представляешь?
—Ты меня слишком идеализируешь.
—Что, было?
—Какая разница. Может, мне бы хотелось сказать тебе в пику, что было.
—Но это будет неправдой. Я теперь точно знаю, что никого не было. И еще больше чувствую себя... нет, не виноватым, как-то по-другому — некомфортно. Сказать тебе, чтобы ты мне изменила? Нет, не могу и не хочу. Сам больше не хочу, но не могу гарантировать. А вообще, странно... Как-то странно, что я об этом могу с тобой разговаривать. И мне кажется, что ты меня понимаешь. Это нас девчонки завели.
—А Юлька тебе понравилась? Ты ее уже захотел?
—Представляешь, я об этом и не думал, я почему-то знал, что это невозможно. Даже если бы она сюда пришла — все что угодно, кроме секса, даже без тебя. Не понимаю, почему.
—У них любовь. А что бы ты ее заставил делать?
—Смотреть на нас. Ты бы согласилась?
—Не знаю. Странно как-то.
—А ты?
—Ой, не знаю. Может, полапала бы, если бы совести хватило, а так — одеть-раздеть. Да, помогать нам — свечку держать. Странно.
—Так ты думаешь, они любят?
—Любят. Но, похоже, у них уже тупик, они не будут вместе. Слишком круто сегодня было — сломаются.
—Как мы?
—Мы еще раньше сломались.
—Значит, садо-мазо у нас не получится?
—Получится, получится. Это будет гарантия, что ты не будешь, кого попало. Представляешь, только ты изменишь, просто трахнешься и только... Это когда у тебя будет невтерпеж. Но в тот же день ты мне расскажешь, с кем, когда, почему, а я буду принимать решение. Скорее всего, выпорю, как сидорову козу, позвоню ей, а ты ей расскажешь, при мне, во что вылилось это твое или ее удовлетворение естественной потребности.
—А это идея. Слушай, Лен, — идея! Вот только со звонком как-то не по-человечески. Я подумаю, можно?
—Ну, не хочешь, как хочешь.
—Если без звонка, я уже согласен. А звонки — засмеют же на работе.
—А говоришь, у врачей — другое отношение. Так вы...
|
