Пролог
Все, что делается из любви, совершается, всегда по ту сторону добра и зла.
Фридрих Ницше
Время давно потеряло свой размеренный счет, хотя завтра будет целая неделя, как Юля живет в этом номере. И не было разницы, что сейчас за окном: день или ночь. Вот только бы еще не быть привязанной к этому дурацкому расписанию столовой. Вчера Лена со Стасом пригласили их на шашлыки. Интересный разговор, прекрасное вино, а шашлык на косточке... Столько мяса Юля никогда в жизни не ела.
Она присела на кровати и залюбовалась, ее ненаглядная Света спала. Юля смотрела на это милое лицо, на полуоткрытые улыбающиеся во сне губки, пушистые ресницы, сложенные вместе, аккуратненький носик, розовые щечки, тоненькие брови, высокий лоб, разметавшиеся по всей подушке рыжеватые волосы. Света так естественно прижималась щекой к подушке. Грудь, ровненькая спинка, правая нога вытянута, левая согнута в колене, а все изгибы! Как будто специально так все сделано, так устроено. И только кисти великого художника заслуживает эта картина. А Юля уже знала каждый миллиметр этого тела, каждый поворот и изгиб, каждый волосок, каждую впадинку и выпуклость. «Милая... Какая она красивая! Как же мне повезло».
Наверное, Юля так сильно ласкала взглядом, что Света проснулась и первое, что увидела — улыбку и восхищение Юли.
—Что ты так смотришь?— спросила Света, по-детски протирая кулачками заспанные глаза и зевая.
—Я вот тут сижу и думаю: вот, если бы ты была мужчиной?— Юля не смогла закончить фразу, глаза Светы округлились, брови поползли круто вверх, улыбка исчезла:
—Ты с ума сошла!— громко воскликнула Света.— Я девушка, и хочу ею остаться.
—Так я тоже девушка, и тоже хочу ею остаться,— обиженно скривившись, добавила Юля:— но ты же сама меня мальчиком дразнила.
Света улыбнулась, вспомнив об этом происшествии:
—Да,— немного успокоившись, протянула она,— я тоже думаю, что было бы совсем неплохо, если бы ты была мужчиной.
—Я вообще хотела у тебя спросить про другое, осталась бы ты для меня такой же красивой, будучи мужчиной?— спросила Юля. И пока Света переваривала мысль, она сама же и ответила:— Наверное, да. А как ты думаешь, есть разница между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга?— Юля пыталась разобраться с этой непонятностью, возникшей вчера в разговоре с Леной и Стасом.
—Мне кажется, что в таких отношениях кто-то должен быть слабым, беззащитным, чтобы спрятаться за широкую спину. Короче, это роль женская. А агрессивная, защищающая, нападающая, инициативная — роль мужская,— как будто отвечая на экзамене, говорила Света. Но уверенности в том, что она права, у нее не было никакой.
—Не знаю, не похоже. Может, это так принято считать?— возражала Юля.— Я еще в жизни не видела таких мужиков. Они ищут маму, за или под юбкой которой можно спрятаться от жизни. Вот ты можешь и получать, и давать. Проявлять инициативу и поддаваться моей. У нас же нет такого разделения.
—А ты хочешь, чтобы это было?— Света переводила разговор от теории к их реальным отношениям.
—Не знаю. Может быть. А ты, какую бы роль себе предпочла?— Юля кое-что вспомнила из прошлой жизни.
—Я бы подчиненную — женскую,— Света выбрала для себя более легкую роль, к которой все стремятся, но сразу же засомневалась:— хотя нет, мне и активность проявлять нравится,— а, вспомнив, как ей стало дискомфортно перед столовой и на пляже, когда она вдруг вознеслась на пьедестал, смутилась.— А если честно, не знаю.
—Ты представляешь, я тоже. И что нам делать?
—А может, не делить. Что, тебе плохо, когда равенство во всем?— Света хотела убедить и себя, и Юлю, что они уже нашли свою, никому не присущую, форму отношений.
—А ты бы хотела попробовать то или другое состояние?— спросила Юля, в ее голове промелькнула такая хорошая идея, что не попробовать этого — было нельзя. Ей захотелось чего-то нового, неизведанного. Столь сильных изменений в ее голове давно уже не происходило, как за последние три дня. А может впереди еще что есть?
—Я бы хотела. Надо же узнать, что есть хорошего в этих отношениях, а ты?
—Думаешь, зачем я это спрашиваю? Я в такую игру играла в пионерском лагере, «американка» называется. Две девчонки спорят, и кто проигрывает, становится американкой на определенное время.
—Американка, красиво называется. А как это?
—Она должна выполнять все желания выигравшей,— сказала Юля и вдруг поняла, что она сама хочет быть американкой у своей Светы.
—Все-все?— переспросила Света.
—Да, но ты сама всегда чувствуешь тот предел, за который нельзя заходить. Иначе с тобой никто играть не будет. Тем более, этим и закончилось. Одна слишком сильно хотела унизить другую — в отместку, а та сказала, что не будет больше играть. Поэтому почти сразу и закончились наши игры. Удалось только пару американок себе завести, да самой часик-другой побыть. Но ощущения такие! Особенно, когда требуют подчиниться... а еще круче, когда подчиняешься, все-таки.
—Ты предлагаешь сыграть?— спросила Света. Она для себя быстро придумала, зачем это ей нужно, чего она хочет добиться, что она сможет показать Юле таким способом. Поэтому, не дожидаясь ответа подруги, сразу сказала:— Я согласна. А как мы определим, кто будет американкой?
—Ты хочешь ею быть?— удивилась Юля, потому что она допускала эту роль только для себя как желанную. А с другой стороны — это как? Что она может позволить с нею сделать? С любимой.
—Да,— улыбнувшись, сказала Света.— А ты что, не хочешь?
—Ты представляешь, и я тоже. А правила?— уточнила для приличия Юля. Когда она играла в лагере, правила были, хоть и неписаные.
—Какие правила? Ты же сказала — в полное распоряжение, в полную собственность. Я же тебя люблю и полностью могу себя тебе доверить. Всю, без остатка,— Света брала инициативу в свои руки, тем более, что именно такие правила были ей нужны, именно это — когда вся без остатка Юля принадлежала бы ей.
—А если ты не выдержишь? Если я не выдержу? Давай придумаем контрольное слово, которое может все остановить,— пыталась оставить путь для отступления Юля.— На всякий случай.
Света на секунду задумалась, это не совсем ее устраивало. И мило улыбнувшись, предложила:
—А давай не будем. Я что не почувствую? Насколько я понимаю, роль американки более выгодна?
—Ты так считаешь?— удивилась Юля, но поняла, что сейчас она этого только и хочет — попасть во власть Светы и дать возможность той вести ее куда угодно, хоть на край света.
—Как будто ты не так считаешь,— ухмыльнулась Света.
—И на сколько времени ты себя сможешь мне отдать?
—Я — навечно. Но я же понимаю, как тебе тяжело будет в твоей роли, насколько мне тяжело будет. Поэтому, на сколько — решит и прикажет госпожа. Ты согласна?
—Так ты думаешь, слабой быть легче?
—Да, даже безо всяких разговоров. Проверено.
—А госпоже?
—Сложнее,— Свете вдруг, как озарение, пришло решение:— Слушай, Юля, у меня предложение: только госпожа может прекратить и только тогда, когда получит удовольствие от власти. Как тебе?
—Класс!— согласилась сразу Юля, представив Свету строгой госпожой. Но как только подумала про себя в этой роли, спросила:— А я смогу?
—Так я же для себя и для тебя придумываю. Если мы хотим быть американкой обе, то не хотим быть госпожой. Поэтому только ею и надо будет обеим заниматься. И я согласна для тебя на любое твое желание, испытание,— Света задумалась на мгновение — можно ли? Не обидится ли? Но решилась:— даже унижение, чтобы тебе доставить это удовольствие.
—Я согласна,— Юля как будто не заметила этой паузы, но именно про это и сказала:— Хоть это и тяжело... тебя унижать.
—Так, кто госпожа?— решив быстрее начать, спросила Света.
—Какая разница,— Юля уже примерила на себя и эту роль.— Я на все согласна.
—Слушай, давай так,— Свете игра заранее понравилась, она придумывала на ходу правила, входила во вкус:— Чтобы не прекращать, прямо в процессе и сменимся, только одного желания госпожи достаточно, при условии, что она все-таки получит удовольствие, чтобы она сама стала рабыней.
—Как? Как ты говоришь?— Юля подумала: «Что за слово, зачем так круто?»— Рабыней? Зачем?
—А чем тебе не нравится? Есть госпожа, а у нее в собственности — рабыня. Потом — переворот, рабыня стала госпожой. И все — класс.
—Что ж, а я хорошая... рабыня?— нерешительно спросила Юля. Последнее слово, да еще по отношению к себе, далось с трудом, с мурашками по телу.
—Хорошенькая,— Света чмокнула Юлю в губки, чем немного успокоила и завела одновременно.
—А правила? Давай подумаем, чтобы легче госпоже было. Рабыня или американка полностью принадлежит своей госпоже. У нее не может быть своих желаний, своих вещей, своих мыслей,— Юля придумывала и для себя, и для Светы. «Интересно, Света задумалась, может, уже перебор». И переспросила:— Как?
—Пойдет,— быстро ответила Света. Она, оказывается, придумывала свои правила своим американкам:— Рабыня должна молчать, когда ее не спрашивают, и не поднимать глаз. За ослушание она может быть наказана,— она снова запнулась, не испугается ли? Наказывать же не обязательно, но страх перед наказанием быть должен.
—Госпожа может в угол поставить или заставить что-нибудь сделать,— предложила нерешительно Юля.
—Или ударить, выпороть, за волосы потаскать,— и чтобы Юля не передумала, сразу добавила:— Слушай, как классно получается. Мне уже нравится. Любое желание госпожи для рабыни — награда. Место рабыни?
—Если наказана — в углу на коленях голышом. Пойдет? А так — вон там, на полу у того кресла. Может, хватит?— Юля сама чувствовала, что загоняется во что-то непонятное, но так хотелось чего-то. А чего? Разгадок неизвестного. И хотя правила становились все страшнее, сильнее хотелось. Именно постоять на коленях голышом в углу. Зачем? Непонятно. Но она уже видела себя там, голую, сжавшуюся, наказанную рабыню за малейшую провинность. Круто!
—Да, фантазия плохо работает. Потом еще придумаем, по ходу,— Света понимала, что этого мало, но придумать с наскока, да еще так много — очень сложно, поэтому она подытожила:— Я на все это согласна. А ты?
—На все сто, и даже двести процентов. Я даже согласна на все то, что ты придумаешь, когда будешь госпожой.
—Так, в последний раз спрашиваю, кто госпожа?— так строго спросила Света, что у Юли от возбуждения руки покрылись гусиной кожей.— Может, монетку бросим?
—Класс!— Юля потянулась за кошельком:— Монетку? Кто угадает — американка. Я — решка.
—Я тоже хотела — решку. Но первое слово дороже второго. Тогда я — орел. А ты — бессовестная. И я уже не хочу с тобой играть — ты шельмуешь,— сказала, улыбаясь, Света, притворно надув губки.— Бросай! Вот в тот угол.
==========
|
